Вернувшись в барак, Евгения, уже не брезгуя, набрала воды из-под крана и запила этим нехитрый свой обед. Едва удержалась, чтоб все не съесть и оставила еще на ужин сырок, а на завтрак — толстый ломоть хлеба.
А потом, на следующий день, Евгения позвонила зятю.
— Карточку? — она точно знала, что он на той стороне ухмыляется. — Да не, не потеряла! Но ты старая, можешь и потерять… У меня. Считай, на ответственном хранении! Сама подумай, куда тебе столько? У тебя же внук! Да не… Не боись! Как пенсия придет, я ее сниму. Считай, это как для внучка твоего алименты от тебя!
— Но… — Евгения не знала, как реагировать на все происходящее. — Пенсия моя…
— А сколько я вас содержал? — сменил тон зять. — Пока твоя брюхатая ходила, невесть от кого…
— Не смей!
— Замолкни, старая! И слушай. Я вас содержал, ехали на моем горбу! Нет, как я сказал, так и будет! А если решишь… Если решишь заявить куда… То ты знаешь, что будет. Малой в детдом сразу пойдет! И то, если я еще так решу… А с тобой по особому разберусь. Все! Некогда мне с тобой… — и он бросил трубку.
Евгения разревелась. Плакала так, как не плакала после похорон дочери! Просто осознала вдруг все разом. Что нет больше Маши. Что внук сирота. Что зять… Что пропала она, все он теперь решает и не к кому за помощью обратиться! Евгения осталась совсем одна. Ее родня давно уже на небо ушла. Друзей старых тоже не осталось… И что делать, куда идти? Не за себя даже было страшно, а за внука, Гришеньку!
Так старушка просидела до самого вечера. А потом собралась и вышла на улицу. Тихонько, как мышка прокралась по общему длинному коридору — потому что в паре соседних квартирок кто-то пел пьяно, орал, чем-то швырялся…
Евгения никогда в жизни так не унижалась. Но что еще было поделать? Она дошла до магазина. Того самого, в котором покупала хлеб и сырок. Встала у стеночки, под козырек, так, чтоб снег не валил совсем уж… И протянула руку вперед. Зажмурилась крепко — стыдно как! Позор какой!
Через пару часов снегопад совсем густо повалил, стало совсем уже холодно… Но оказалось, что мир не без добрых людей! Хватило той мелочи, что подали, на булку хлеба. Вот копейка в копейку! Придя домой, Евгения снова разревелась… Как жить дальше?! Кружка обычного черного чаю, да если бы еще с сахарком, казались теперь мечтой, грезой дальней…
Поздно вечером Евгения снова полезла в сумку с вещами и вдруг ахнула, заторопилась — потому что среди них обнаружился снимок ее дедушки, Григория! Видимо, зять когда ее вещи сгребал, так случайно и эту книжечку, между страниц которой была фотокарточка, закинул… Евгения снова заплакала — теперь от радости. Дорогая сердцу вещь, связывающая ее с далеким, совсем далеким прошлым, была снова с ней… Фотокарточку Евгения положила на стол — пусть всегда тут будет! А потом, может придумает, как на стену ее повесить… Старушка вздрогнула — это что еще за мысли?! Как будто обживается тут… Хотя… Что еще остается? Только жить, как есть, принимать все таким, как есть…
Евгения прошла на кухню, чтобы тарелку помыть — на ней застыли остатки сырка и тут взгляд ее упал на плиту, а точнее, на ту ее часть, что к стене примыкала… Громада эта, еще девяностых, должно быть, годов выпуска плита стояла не вплотную и Евгения разглядела, что провод… просто не был подключен в розетку. Присев, она смогла запустить руку и воткнуть вилку в розетку. И еще не веря, что все так может быть просто, повернула кругляш спереди… Прошла минутка и конфорка стала раскаляться. Евгения вздохнула. Значит, теперь, по меньшей мере, у нее будет горячий чай!
На следующий день она снова пошла к магазину. Опять встала и руку протянула. Совестно было себе в этом признаваться, но теперь это действо — попрошайничество, далось легче… Пару раз Евгения заходила внутрь и делала вид, что выбирает товар на полках — так и согревалась немножко, прежде чем вернуться на свою «работу», как она мысленно назвала это. К вечеру стало ясно, что хватает на такое роскошество, как пачка чая и пакет макарон.
Вот только как ни храбрилась старушка, а очень скоро скудный рацион дал о себе знать — в теле поселилась легкость, какая-то воздушность, но по утрам вставать с постели делалось все тяжелее… А потом случилась беда — в доме отключили отопление.
— Как же… Как же жить теперь? — обратилась бабушка Женя к рабочим, которые неподалеку от бараков расковыривали мерзлую землю.
— Утепляйтесь одеждой, включайте обогреватели, — ответил парень и притопнул ногами — он уже замерз, а работы, которые обещали затянуться ввиду старости здешних конструкций, только начинались. — Я вот честно, не знаю, когда мы закончим! Может завтра… А может и через неделю!
Евгения вздохнула и пошла на привычное место — к магазину. Но не успела встать, как из него выглянула та продавщица.
— Тут не бомжатник! Убирайся!
— Да я только…
— Пошла вон! — повысила та голос до крика. — Я на тебя сейчас ментов вызову!
— Да что же я такого делаю… — качала головой Евгения и плечи ее тряслись. — Я же только…
— Уходите, — за плечами девицы вырос охранник. — Или я вас щас в сугроб башкой вниз посажу, будете до весны сидеть. — этот тип был чем-то неуловимо похож на зятя и даже ухмылялся так же гадко.
Евгения пошла, пошаркала прочь… Снегопад все усиливался. Казалось, кругом одна белая пелена воет, кружит… Бабушка не поняла, куда свернула… Кажется, вон там ее дом! Дом… Разве это то место? Так, видимо, последний приют… Евгения остановилась, повела носом. Оглушительный запах сдобы и кофе как ударил. Она вышла к пекарне, стоявшей особняком там, где начинались дворы пятиэтажек. За окнами приветливо горели лампы в старомодных зеленых абажурах. Внутри даже стояло несколько столиков и часть из них были заняты людьми — они ели и пили, грелись и улыбались, им было хорошо, сытно, уютно, безопасно… Старушка сглотнула слюну. Вот бы тоже съесть пирожок и выпить сладкого чаю! Только… Сегодня не смогла выпросить ни копейки милостыни. А со вчера — буквально один рубль завалялся в кармане. Да на это, подумала Евгения, даже крошечку не отпустят!