Алла эту историю вспоминать не любила. Ни к чему это. Все подробности восстанавливала тогда, много лет назад и хранила в памяти её мать - Ираида. Воспоминания эти она не делила почти ни с кем из знакомых. Дочь и слушать не хотела, родни больше не было, а старухи-соседки и без неё уже всё знали и обсуждали за спиной.
Алла росла обычной девочкой, ничего примечательного. Это только Ираиде - старой закалки, что называется, учительнице хотелось её видеть идеальной, чтоб перед людьми не стыдно. Тем более, растила она дочь одна, держать приходилось девку в "ежовых рукавицах". Выучила Аллу в училище не швею, определила на работу, на швейную фабрику. А что, работа всем хороша - тогда, в 80е ещё неплохо платили. Осталось Аллку только пристроить по-человечески, замуж то есть.
Счастье не заставило себя долго ждать. На городской дискотеке познакомилась двадцатилетняя Алла с музыкантом из местного ансамбля Андреем. Он был на пять лет старше её, модный, симпатичный, уверенный в себе. Расположил он к себе новую поклонницу быстро. Вообще этих самых поклонниц у него немного было, можно сказать только Алла - Андрей явно проигрывал в популярности своим товарищам по ансамблю. Вокруг тех так и вились девушки и женщины, даже замужние. А Андрей и не то, чтоб очень красивый был, и не солист, даже не гитарист. На синтезаторе играл. Инструмент тогда не самый доступный, и играл на нём Андрей не оттого, что очень был талантливый. Просто его мама, Татьяна Валентиновна, была заведующей универмагом и могла сыну такой инструмент купить сама.
Но юной Алле было достаточно. Они с Андреем стали встречаться и скоро поженились. Хотя родители Андрея, точнее, мама, была не особо рада. Никакой ведь пользы от такого родства. Зачем нужна невестка-швея и одинокая сватья-учительница? Ну да ладно, зато сынок под присмотром. А отец Андрея, Василий Петрович, был только рад. Хотя бы часть внимания властной жены перейдёт на молодую невестку. Татьяна Валентиновна мужа - слесаря, работавшего в местном ЖЭКе, порядком допекла. То не делай, туда не ходи, это надень, это купи. Зачем вообще женился он на этой скверной бабе - думал порой Василий Петрович, по-тихому опрокидывая стаканчик. Но жену слушался, куда он без неё. Сам он человек добрый, мягкий, простой из деревни. Танька его, можно сказать, в люди вывела, она пробивная. Однако, одно огорчало Василия - сватья тоже из этих, занудных баб, такая молодым жизни не даст своими наставлениями. Ну да ладно, лишь бы от него отстали, он давно устал уже.
Ираида Ивановна была рада - дочь вышла замуж. А там хоть трава не расти. Всё теперь как у людей, не стыдно. Сваты, конечно, не подарок, но, Ираида Ивановна не слишком общительный человек, ей и одной хорошо, потому встречаться с новыми родственниками она много не планировала. Молодым вот квартиру дали от фабрики, где Аллка работала, а Ираида Ивановна и рада была больше всех - ей, честно говоря, очень хотелось уже пожить спокойно одной. Дочь она, разумеется, любила, но так её вечно всё в Аллке раздражало. Ираида Ивановна любила дома порядок, чтоб всё по полочкам и по местам, нигде ничего не валялось, каждая мелочь, каждый сувенирчик или, там, вазочка, должны были стоять на своём месте ровно определенным образом, все в доме должны были жить в ритме, удобном для неё, ложиться в девять и не шуметь, вставать в семь, а до того не будить. Конечно, ни один человек в такие рамки вписаться не мог, даже Алла. То вещи не туда положит, то пыль протирает и что-то сдвинет на комоде, то тарелки не по размеру поставит в сушку. Никаких нервов не хватит. А теперь взрослая дочь съедет, и дома будет порядок.
И Алла съехала, переехала с молодым мужем в их новую двушку. Тут свекровь, богатая полезными связями, подсуетилась. Встречались супруги до свадьбы недолго, в быту было сложновато. Общего у них, как оказалось, тоже было немного. Андрею хотелось гулять, отдыхать с приятелями из ансамбля. А Алле вот как-то ничего не хотелось. До того хотелось, да - сбежать от матери, точнее, из её дома, завести свою семью и угол, это мама говорила всегда, что так должно быть. А теперь это всё есть. И мама больше ничего не говорит. И что хотеть не понятно.
Вот чего Алле точно не хотелось пока, так это детей. Она представляла себе, как маленький человек будет вносить беспорядок в её жизнь, в дом. Бросать игрушки и всё такое. Она едва поспевала всё убирать за мужем. Но тут хоть муж, куда без него. Но, как назло, несмотря на все меры предосторожности, Алла через полгода брака забеременела.
Решение было очевидно и для неё, и для Андрея. Но чёрт дёрнул ему ляпнуть матери, что Алла в положении. Ну, вообще-то, он как лучше хотел - чтоб мать договорилась по своим каналам, там, в больнице, чтоб найти доктора, который поможет, так сказать, решить ситуацию. Но Татьяна Валентиновна в этом помогать категорически отказалась. Оказывается, надо рожать! Рассказала обо всём сватье. Мужу. И что тут началось! Обе женщины наперебой грозились Алле разными карами и неприятностями, если она избавится от плода. То плакали и умоляли родить им внука. Что люди скажут? А если потом не родишь? А если потом в старости останешься одна? Муж от тебя уйдёт. Люди отвернутся. Подруги родят и перестанут с тобой общаться. И счастье материнства не озарит твою никчёмную жизнь. Мы во всём поможем. К этому хору увещевателей присоединился вскоре и Андрей. Ему, собственно, не то, чтобы хотелось детей. Разве что как эдакое доказательство своей мужественности, так он это видел. Да и вообще, мать говорит надо рожать, пускай Аллка рожает, ей трудно что ли. Школа, сад, поликлиники там всякие это всё бесплатное, а уж на тарелку супа ребёнку они найдут, тем более, что жена нормально зарабатывает. "Не хочешь - говорила Алле мать - а потом поздно будет, родишь и полюбишь, как я".
И Алла сдалась. В положенный срок на свет появилась Надя. Надежда.
Беременность и роды дались Алле тяжело. По крайней мере, так ей казалось. Но мама и свекровь уверяли, что всё хорошо, не надо прикидываться, в наше время было ещё хуже. Андрей жену вроде как жалел. Ты представляешь, мне ещё хуже, Аллка, мне ж теперь работать за двоих, это ж дело непростое - семью кормить. А поэтому надо почаще с ребятами собираться, репетировать, чтоб публика, так сказать, не забыла. Так что Алл, ты уж так и быть отдыхай с малышом, а я пойду. На репетицию. Потом к маме, ей помощь нужна.
Василий Петрович как-то неумело пытался помочь. Слова он был не мастер говорить, как там что с ребёнком делать он не знал, в своё время Татьяна с матерью его к маленькому Андрюше не допускала. Но больно нравилось новоиспечённому деду личико маленькой Нади, её ручки такие смешные, проникся он к ней какой-то нежностью. Он и брать-то её боялся, да и бабы не разрешали. А что-то вот сделать для этого крошечного существа хотелось. Он пытался давать Аллке деньги, заработанные на халтуре, он хранил их в заначке от жены. Но Татьяна Валентиновна как только узнала, стала всё отбирать. Посидеть с внучкой она ему тоже не разрешила - пускай молодая невестка сама учится, мне в своё время никто не помогал.
Любовь к дочери у Аллы так не появилась, хотя мать и обещала. Ну, может и появилась, просто Алла не поняла. Ребёнка надо кормить, менять пелёнки, спать укладывать, врачам показывать. Всё это Алла исправно делала, механически, так сказать. На какие-то там эмоции и чувства у неё даже сил не было. Муж пропадал на репетициях, приходил порой поздно и с ощутимым амбре. Дочерью особо не интересовался - она ещё маленькая, что с ней делать. Мать и свекровь часто звонили. Советовали что да как сделать. Ругали Аллку, всё она не так делала. И пелёнки не так стирала, и пеленала не так. Они б, конечно, показали бы как надо, но свекровь занята очень на работе, ей некогда. А мама не могла прийти. "Ты же знаешь, Алла - говорила раздражаясь Ираида - у тебя ребёнок маленький, грязно, беспорядок, я не могу в такой обстановке". Никто не мог. И Алла справлялась сама. Ей вечно хотелось спать. И чтобы Надя скорее выросла.
Как только маленькой Наде исполнилось полтора года бабушка Таня помогла её пристроить в ясли. И мама вышла на работу.
В садике было много детей в группах. Воспитатели зашивались. Платили копейки. Но всего этого не знала полуторогодовалая Надя. Ей хотелось допить вкусное какао, которое давали на завтрак, но раздражённая нянечка быстро кормила детей противной кашей, а какао почти сразу забирала. Хотелось на ручки, Надя видела, как взрослые берут других детей на колени, разговаривают ласково с ними. Ей казалось, что это что-то хорошее. Но саму её не брали. Воспитатели Надю не любили. Из-за того, что она им ужасно надоела. Вечно её забывали забрать вовремя, и воспитателям приходилось оставаться на работе дольше или звонить Алле на фабрику.
Надя росла, ей было уже пять, и, наконец, на радость маме, она могла сама уже сообразить поесть, убрать за собой, уж конечно могла сама собрать и надеть свою одежду. Взрослым было не до неё. Но Надя знала, что это оттого, что мама много работает и у папы тоже репетиции. Вечером, когда мама возвращалась с работы, она звала Надю ужинать, они быстро ели и Алла шла заниматься своими делами. А Надя своими. Дел у неё, правда, было не много. Самое главное из них - ничего не трогать, не разбрасывать, не шуметь. Можно тихонько читать. Ну как читать, читать Надя ещё не умела, только смотреть рисунки, листать страницы как взрослая. Детских книг дома не было, но было немного других, даже с картинками. Например, техника кроя и шитья, там были нарисованы платья и штаны, странные женщины с длинными ногами и огромными плечами. И ещё была тонкая маленькая книжка, в мягкой яркой обложке, из серой бумаги, там было много коротких текстов и смешные картинки с носатыми человечками. Папа сказал, что это анекдоты. Надя не понимала, что значит анекдоты, но папе книжка нравилась. Папа с Надей мало говорил, в основном с мамой. О чём они там беседуют Надя не знала, родители закрывались на кухне. И хотя разговаривали они громко, очень, но ни слова Надя не понимала почти. Она только знала, что когда мама и папа закрылись на кухне, туда нельзя заходить и нельзя шуметь, лучше пойти спать. К тому же всё равно делать больше нечего.
Игрушки у Нади были очень хорошие! Бабушка Таня "доставала", так она сама говорила. Например огромная красивая и нарядная кукла. А коричневого тоже большого медведя подарили Наде мамины "тётки с работы". И цветной конструктор, яркий, с множеством деталей - это ей на третий день рождения принесли папины "дружки". Но пока Наде не разрешали со всем этим играть, она может это испортить или сломать, пока ещё маленькая. И она не играла. Смотрела и представляла, как вырастет и будет брать на руки и поить "какавой" большую нарядную куклу, как они с куклой будут собирать конструктор, и как Надя кукле отдаст медведя с маминой работы, чтобы кукла с ним играла, Наде не жалко. Все эти свои рассуждения она иногда рассказывала маме. Но маме некогда было слушать, хотя она старалась и кивала, но скоро эти разговоры пресекла. Потому что некогда.
Зато у деда Васи было время. Он иногда приходил к ним домой, если мама или папа были дома, они его пускали. И тогда он брал Надю и вёл гулять. Но часто его отправляли обратно домой, тогда от него противно пахло, папа говорил деду идти "проспаться", а мама врала, что Надя спит или болеет. Надя всё слышала, она ведь совсем не спала и не болела. Дед Вася был добрый. Он подарил Наде самого лучшего зайца Борю. Так сказал дед, что это вот Боря. Боря был совсем не такой большой и нарядный, как медведь и кукла, у него не было ни яркого бантика на шее, не красивой кружевной одежды. Когда его увидела бабушка Таня, она приходила как-то в гости, то фыркнула и кинула Борю на диван. Зато Наде можно было с Борей играть. И спать. И брать в садик. И даже на прогулки с дедом.
Гулять с ним Наде нравилось. Ну, если честно, она больше ни с кем и не гуляла. Её отпускали одну только во дворе играть, чтобы мама из окна видела. И то, это только вечером, когда из сада вовремя забрали. Но во дворе было не очень интересно. Друзей у Нади не было, да ей и не хотелось ни с кем дружить. Она любила играть сама. С Борей. То они с ним были мама и сын, то как будто воспитательница и ребёнок, то как будто мама и папа. Потом, когда дедушка рассказывал Наде про разное, про деревню, про работу, показывал разные места в их городке, то сюжетов для игр становилось больше.
Один из любимых - про детство деда Васи в деревне. Он любил Наде рассказывать. Про то, какая у него была добрая мама. И какой смелый старший брат. Как они с ним прятались в лесу и там находили старые бомбы, они остались от войны. И про то, как у них была коза, как она ела траву - Надя козы никогда в жизни не видела, но любила представлять, какая она, коза, такая пушистая и с большими глазами. И про то, как пекли в костре картошку. И как умер дедов папка, разбился на машине с братом вместе. И про то, как они с мамой горевали и потом долго очень мало ели. Но про это дед редко говорил. А часто про своего друга Мишку. Как они с ним ловили рыбу. И воровали яблоки у соседей, но, дед сказал, что это нехорошо. Потому что мама потом его ругала, называла "поросёнком". И ещё дед рассказывал, как мама его работала в колхозе, там она ухаживала за коровами, а дед и его друг Миша их пасли. Это когда корова, как коза, ест траву, а ты смотришь, чтобы она не убежала. Зачем корове было убегать от Мишки, деда и его хорошей доброй мамы Надя никак не могла взять в толк. Но потом не стало дедовой мамы. Как это не стало? Дед сказал, что это как будто человек переехал жить в другой дом и ждёт тебя там. Далеко уехала твоя мама, дед? Нет, совсем рядом с домом, в лес, за оградку. Не понятно. А потом дед тоже уехал. Только не в лес, а в город. А Мишка остался в деревне.
А однажды, когда садик был закрыт, а мама и папа, и даже бабушки работали, то дед Вася забрал Надю на целый день. Ох и день это был! Надя увидела больше, чем до того за всю жизнь. "Ты ж хотела в деревню?" - спросил дед. "Вот, поехали, покажу". И они пошли на вокзал, купили в кассе билет, сели в большую, громкую и страшную электричку и поехали. Надя не отрываясь, открыв глупо рот смотрела в окно. Вот это да! Там дома, люди с рюкзаками и сумками входят и выходят, собаки, и корова (дед показал, гляди, мол, вон корова!), речка, лес и много много зелени - лето было. Надя Боре тоже показывала и дома, и речку и, конечно, корову. Ближе к нужной станции, часа через полтора езды, людей стало совсем мало. За окнами только деревья, поля. Дед сказал это потому, что теперь мало кто живёт в деревне, все уезжают в город, потому что колхоз развалился. И коровы все ушли? Да, и коровы ушли.
А потом они вышли на заросшую платформу и по тропинке, через лес пошли. Шли минут пятнадцать, пока не показался первый дом, разваленный. И завалившийся забор. Лес кончился и дорожка стала широкая. Потом появился хороший дом, там дым шёл из трубы, дверь открыта была. Потом ещё пара домов. А в один из них они с дедом зашли. А там жил Мишка. Дед Миша - представился застеснявшейся Наде сухой улыбчивый мужичок на большом железном кресле с колёсами. У деда Миши ноги болят, шепнул дед Вася внучке. А потом из комнаты вышла полная пожилая тётя, Машка - называли её оба деда. Баб Маша - засмеялась она. Это жена Мишкина, пояснил дед Вася.
Баб Маша провела их в большую комнату. Там было очень очень неубрано, не то, что у мамы. Там везде всякие вещи лежали, на спинке одного стула висела одежда, мама бы за такое ругала. Пахло невкусно. Сначала. А потом баб Маша стала приносить из другой комнаты, которую Надя не видела, всякое - блины, селёдку, огурцы и помидоры, картошку. И тогда запахло так вкусно! Наде всё разрешили брать и есть, кроме прозрачной воды, которую обо деда наливали из небольшой бутылочки и пили. А Наде налили чаю. Всё было такое вкусное, и блины, и селёдка. Вкуснее, чем дома. И чем у бабушек в гостях. Баб Маша тоже немного пила прозрачной воды, сначала Надю всё брала за руку, потом громко чмокала в лоб, улыбалась. Никто так никогда не делал ещё, Надя стеснялась.
Деды разговаривали. А Надя слушала, она это всё уже от деда Васи слышала и очень любила. Снова про колхоз, про мины в лесу, про коров, про школу, про рыбалку, про хорошую дедову маму. А потом они вообще стали петь песни. А баб Маша с ними.
Наде нравилось, очень. Но внутри зрела смутная тревога. Дед не такой, как всегда, как будто его подменили, обычно он весёлый, а сейчас как будто плакал. Наде было так его жаль, только она не понимала, чего он плачет-то. Наверное боится, что мама Алла и бабушка Таня его будут ругать, как обычно, когда от него так пахло. Они медленно шли назад по тропинке. Надя сама несла кулёк - это ей баб Маша с собой дала блинов. Дед спотыкался и Надя очень очень сильно боялась, что он упадёт.
Когда дед привёл Надю вечером назад домой, то мама и папа очень сильно на него кричали. Что дед отвечал она не слышала, её больно ударили по попе и отправили в комнату. И там она слушала, как папа обзывает бедного деда и плакала. Только тихо, чтоб никто не услышал.
А той ночью ей приснилось, что она идёт по дорожке через лес с доброй дедовой мамой за руку, и ей не страшно совсем, что они заходят в дом, где неубрано, а там за столом сидит и дед Вася, и дед Миша, и баба Маша, и дедов брат, Надя его никогда не видела, но знала, что это он. И они все едят блины и селёдку, смеются, а потом все идут в лес, там какая-то облезлая железная ограда, и все заходят за неё, а Надя тоже хочет, но дедова мама говорит, чтобы Надя потом приехала, зимой, сейчас жарко. А Наде очень хотелось со всеми. Она так и остаётся стоять одна в незнакомом лесу.
Мама сказала, что это ерунда, наслушалась дедовых историй.
Когда Наде только исполнилось семь, родители развелись. Был май, хотелось гулять, но было не с кем. Дед не приходил, мама всё время работала, бабушки не звонили. А папа пропал. Мама сказала, что он живёт у бабы Тани.
В сентябре надо было идти в школу. Наде не хотелось, мама сказала, туда нельзя брать Борю. Хорошо, что Надя уже большая, и мама разрешила ей самой гулять и даже дала ей свои собственные ключи от дома. Было лето, в сад Надя уже не ходила, до школы ещё три месяца. И Надя была целыми днями одна. С Борей.
Потом мама стала работать в ночь. И Надю тогда отправляли ночевать к бабушке Ираиде. Надя это ненавидела. Там было очень скучно. Нельзя было ходить на улицу, надо было целый день сидеть в полутёмной душной комнате, смотреть на аккуратно расставленные на сверкающих полках лакированной "стенки" красивые стеклянные стаканы и тарелки, фотографии в рамках, фарфоровых ангелочков и зверей, бронзовый подсвечник. И они с Борей сидели. Надя привыкла. Она сидела часами неподвижно и в голове у себя представляла, как она едет на электричке, как идёт по дедовой деревне, как она пасёт корову, как они с Борей идут на рыбалку, а потом лежат на печке (дед часто говорил, что это ух как здорово!). Потом бабушка Ираида её кормила супом. А потом надо было спать. Но спать не хотелось. Хотелось на улицу, там ещё догорало летнее золотое закатное солнце, как раз из окна комнаты был виден оранжевый закат. В кровати надо было лежать тихо. И нельзя было в туалет, пока бабушка утром не встанет. И Надя терпела. Один раз она не удержалась и промочила кровать. Тогда наутро бабушка Ираида была злая, охала и сказала, что поведёт Надю к врачу, раз она такая большая и ходит в туалет в кровать, то её надо лечить, делать уколы, много болючих уколов и ещё надо есть горькие таблетки. И Надя научилась терпеть. Но ночевать у бабушки не любила.
Зато она полюбила гулять одна. Мама сказала, что деда Васю теперь к ним не пускает бабушка Таня. И Надя стала путешествовать. Так ей казалось, что их районный город такой большой, дойти до парка, куда её водил дед - целое путешествие. И до "пятого" магазина. И до серого панельного дома - так называл эти места дед. И до главной площади города было вообще очень очень далеко. И до вокзала. Но Надя ходила туда, других мест она не знала. Только те, куда они гуляли с дедом и ещё где баба Ираида жила. Мама уходила на работу, Надя одевалась, брала Борю, закрывала ключами дверь и шла.
Боря помнил дорогу, если что, знала Надя и не боялась заблудиться.
Идти было некуда. Но Надя представляла, как будто у неё дела. Надо дойти до пятого магазина, посмотреть, какая там сегодня работает продавщица. И надо сходить к панельному дому, там посидеть во дворе на лавке, отдохнуть и тогда идти назад. А на улице чудо, как хорошо! Солнечно и тепло. И ходят люди, машины шумят, музыка из окон и иногда из проезжающих машин. А дома темно, тихо. И никого. Наде иногда казалось, что вот этот прохожий как будто дед. И она за ним бежала, но оказывалось, что это чужой дядя. А порой она представляла, что сейчас встретит деда Мишу и баб Машу. И про себя вела диалог с ними, воображала, что она им скажет, что они ей. И в Надиных фантазиях она их звала к себе в гости, а потом они её к себе. А иногда они как будто бы её с Борей насовсем хотели забрать в деревню, уговаривали, обещали, что отведут на речку, что дед Вася тоже будет с ними жить. А Надя представляла, как она сначала отказывается, потому что у неё мама ведь тогда будет совсем одна и будет плакать. Но потом соглашается, потому что маму можно будет забрать с собой тоже. Надя рассказывала о своих путешествиях Алле. Но та пригрозила, что запретит Наде гулять, и больше они об этом не говорили.
Так проходил день за днём. Осенью Надя пошла в школу. Ту, где работала бабушка Таня.
Никто бабушку Таню в школе не любил, ни учителя, ни ученики. А за ней и Надю. Она прилежно писала палочки и крючки, считала яблоки и проговаривала буквы: аааааа, бэээээ... Сидела тихо, никого не трогала. И никто не трогал её.
А вечером она быстро делала уроки и шла путешествовать с Борей. И снова пятый магазин, панельный дом, центральная площадь, вокзал. И снова в толпе нет знакомых лиц. Солнце сменилось листопадом. Листопад дождями и сырым холодом.
В конце ноября умер дед Вася. До того он иногда ещё заходил, звонил, а потом перестал. Мама сообщила Наде, что дед больше не придёт и не позвонит. Надя заплакала. Тогда бабушка Ираида сказала, что дед Вася уехал к своей маме. И Надя поняла, что он там, за загадочной оградкой в лесу, в деревне, название которой Надя запомнила.
Холодными зимними вечерами Надя перестала видеть в толпе лицо деда. Он же в деревне. И дед Миша, и баба Маша. Чего им делать тут, в городе - вдруг осознала Надя. И больше не искала глазами ни полную женскую фигуру, но блестящий металл кресла на колёсах. Они с Борей просто так ходили. Но всё чаще дежурный по вокзалу видел на перроне девочку с задрипанным зайцем. Одну, без взрослых. Наверное, встречает кого-то из родителей с электрички.
В январе были каникулы. Ну и хорошо, что не надо в школу - на улице такие морозы стояли, ух! Путешествовать было интересно - кое-где магазины были украшены, хоть и небогато, в 90е не до украшений было, народу много, шумно и людно. Все гуляют и ходят по гостям. Мама даже дала Наде немного денег в честь праздников, чтоб она купила себе шоколадку, пока Алла с Ираидой Ивановной тоже пойдут в гости. Но Алла так долго собиралась, наводила причёску, макияж. И Наде надоело ждать, у неё было сегодня очень важное путешествие. Она оделась, взяла Борю и вышла тихо из квартиры, пока Алла третий раз переделывала начёс на макушке. Ключи Надины остались валяться на тумбочке.
Нетрудно было догадаться потом, что Надя нагулялась и пошла, как обычно домой. Уже был вечер, темно. Но дома никого, а ключей нет. Где искать маму и бабушку Ираиду она не знала. Но знала, наверное, где её точно приютят. Купила в магазине маленькую дешёвую соевую шоколадку. Пошла на вокзал и на оставшиеся деньги купила билет на пустую электричку. Сотрудникам вокзала она, видно, примелькалась, потому и билет продали без вопросов. А вообще время такое было, ни у кого ничего вопросов не вызывало.
Там, за несколько десятков километров, за два часа от городской суеты Надю с Борей ждали. Теплый светлый дом с ёлкой и блинами, там дед Вася и дед Миша, баб Маша. Только никто больше холодным зимним тёмным вечером никуда в электричке не ехал. Даже билетёрша и то, в честь праздников не вышла на работу. Да и кого там проверять в пустых вагонах, каких "зайцев"? Непонятный и совершенно неразборчивый голос объявлял гнусаво названия остановок. А за окном ни деревьев, ни полей, ни речек. Только сплошная чернота и снег.
Никто никогда не обращал внимания, что там рассказывала маленькая Надя. Но, когда её не было уже второй день, ни у бабушек, ни в школе, нигде, тогда в памяти Аллы начали обрывками всплывать дочкины нелепые рассказы. Про какую-то деревню с блинами, дедовых друзей и прогулки. Пока отупевшая от шока и непонимания Алла складывала один к одному кусочки картины, умный милиционер Игорь Сергеев, чужой, посторонний человек очень быстро догадался, куда и зачем направился ребёнок. Прямо сразу понял. У него маленькая дочь у самого была.
Надю нашли за две станции до той самой деревни. В лесу, на тропинке, ведущей от заброшенной платформы до пустующего много лет урочища. В сугробе. С верным Борей и нераспакованной дешёвой соевой шоколадкой.
Прошло несколько лет. Умер Андрей, спился. Уехала за границу по приглашению дальней родни Татьяна Валентиновна. Алла вышла замуж на внезапно разбогатевшего в 90е торговца, родила двоих детей. И они уехали в другой город, подальше от слухов и расспросов. Ираида Ивановна сначала осталась. Но потом не смогла, попросилась к дочери. И Алла с мужем купили ей квартиру недалеко от своей.
На маленькую заросшую Надину могилку на городском кладбище иногда приносит старые игрушки, ненужные больше собственной повзрослевшей дочери умный милиционер Игорь Сергеев.