Истинное песнетворчество — создание вещей и явлений как бы заново, такое пропевание, камлание-глаголание, при котором богоподобие творца становится не аллегорией, а реальностью.
Когда деревья были большими, а игрушки деревянными, свистопляс, сиречь рок-н-ролл, был религией Правды и Любви, а Башлачёв — одним из главных её пророков и апостолов. Его творчество — истинный «космограф» высочайших полётов человеческой души, подтверждение бесценности и неисчерпаемости народной речевой и мелодической стихии.
Отлично помню, как я впервые услышал этого певца. До этого я прочитал несколько статей в журналах о Башлачёве, он с конца 80-х был на слуху, везде публиковали текст «Времени колокольчиков». Однажды мы, подростки, сидели на чердаке, курили, играли в карты. На этом чердаке мы провели свет, а ещё догадались к радиопроводу подсоединить старый радиоприёмник. Так вот, в какой-то передаче типа «Тихого парада» поставили песню «От винта». Я подбежал к приёмнику и стал слушать, а пацаны, пригубившие портвейна, орали и ржали, мешали. Им было весело, я же в те минуты переживал одно из самых сильных потрясений от искусства вообще в моей жизни. Чуть позже, возможно, летом того же года, я услышал (тоже по «Радио России») в деревне у бабушки ещё одну башлачёвскую песню — «Хозяйку». Потрясение тоже было большим. А потом моя учительница физики Елена Викторовна (молодая и прогрессивная) через какого-то знакомого разжилась кассетами с записями песен барда и дала переписать их мне. Это было уже какое-то запредельное счастье.
По преданию, Александр Башлачёв хотел написать роман, в котором герой полностью «придумал» и сыграл всю свою жизнь, как спектакль; чтобы представление оказалось полноценным и достоверным, герой и из жизни уходит добровольно. Смерть — ключевое событие в жизни человека. Она не только завершает земной круг, она многое удесетеряет. Можно погибнуть так, что станешь героем и мифом, Орфеем и Велесом. Башлачёву это удалось. 17 февраля исполняется 35 лет (!) со дня полёта Башлачёва. Не знаю, нужно ли «отмечать» подобные даты, но уход этого автора-исполнителя стал, наверно, одним из главных событий по метафизическому накалу в советском (и российском тоже) рок-искусстве, а самого Башлачёва сделал если не королём русского рока (какой дурацкий чин-то!), то уж серым кардиналом точно. Никто не оказал такого мощного влияния на всех в нашем рок-музыке, как Башлачёв; никому не посвящали такие великие альбомы, как Башлачёву; никого не любили так безгранично и безусловно, как Башлачёва. Даже таким звёздам, как Кинчев, Шевчук и БГ, Александр вправил мозги, расширил горизонты, проторил для них дороги на десятилетия вперёд.
Непонятно, как сделаны его песни. Эти песни с годами ничего не теряют, напротив, становятся только сильнее и огромнее. По ним уже давно пишут курсовые и дипломные работы и даже диссертации, но по-настоящему изучены и поняты они мало.
По Башлачёву, рок — слияние различных мифологий, искусство — это не вышивание золотом по шёлку, а нерушимая смертная связь сердечной и гражданской боли. Боль — это не всегда плохо. Если душа болит, значит, она жива и работает.
Любимыми группами музыканта были «Аквариум» и «The Doors». Александр говорил, что когда впервые услышал «Железнодорожную воду», то решил уехать из Череповца. С Гребенщиковым они не просто приятельствовали, а были друзьями — это была дружба двух крупных художников — из того разряда, когда долго не видятся, но, встретившись, понимают друг друга с полуслова.
Однажды Башлачёв пришёл на день рождения к Гребенщикову и подарил ему берёзовое поленце. Казалось бы, пустяк, однако сейчас этот «артефакт» очень интересно смотрелся бы в каком-нибудь музее. Интересно, догадался ли Борис сохранить чурбак для истории…
Борис после гибели СашБаша сказал, что русского рок-н-ролла больше нет. На похоронах БГ присутствовал со своим трёхгодовалым сыном Глебом. Один из самых значимых альбомов во всей нашей музыке — «Русский альбом» — Гребенщиков посвятит памяти Александра.
БГ убеждён: слушать и хоть сколь бы то ни было понимать СашБаша могут только творческие люди. С этим невозможно не согласиться.
С Кинчевым Башлачёв тоже дружил, и однажды даже они вместе с Задерием весело отдыхали в гостях у Пугачёвой. Алла нарисовала сердечко и каплю крови в паспорте Башлачёва. Как-то раз Константин, Задерий и Александр спонтанно сделали спектакль по «Егоркиной былине». Кинчев неоднократно говорил, что именно у Башлачёва он учился титанической работе со словом. В названии альбома «Шабаш» слышится СашБаш, именно Башу работа и посвящена.
Майк. С ним всё проще. Его песни повлияли на раннего Башлачёва, а вот сам Майк к своему «ученику» относился без должного пиетета, поскольку был чистым «западником» и всю эту русскую эстетику не особо жаловал.
Курёхин, профессионал и талант высшей пробы, осознавал масштаб личности и дара барда и иногда уговаривал Башлачёва записаться с ним, предлагая любой состав, любой инструментарий, любое время. Пожалуй, лишь Курёхину это могло бы быть под силу — сотворить что-либо из этой песенной драгоценной руды. Не срослось, не спелось, не успелось. Кстати, Башлачёв и Курёхин очень похожи вот чем: оба относились к гениально одарённым творцам моцартианского склада, кроме того, оба обладали неземным обаянием или, иными словами, харизмой, которая буквально притягивала к ним всех, кто с ними соприкасался.
Почти все, включая великого Егора Летова, считали и считают Башлачёва поэтом. Считать так — сильно недооценивать, недопонимать его наследие, «сужать небеса». Сам себя бард называл «человеком поющим», то есть не поэтом, а именно автором-исполнителем, песнетворцем. Очень важно помнить об этом.
Бытует мнение, что стихи Башлачёва велики и гениальны, а его музыка слишком проста и никудышна. Это не так. Его музыка тоже прекрасна и многогранна, а исполнение уникально. Спеть "как Башлачёв" — невозможно. И песни его интересны именно вот в таком, сыром, необработанном виде, с группой они многое бы (всё!) потеряли. Песни Башлачёва — фонтаны невероятной энергии, по гармонии, по мелодии они да, просты, но делать их сложнее не имело ни малейшего смысла, как и делить их энергию на число возможных участников коллектива.
Башлачёв говорил, что если он спел — и кому-то стало хотя бы чуть легче, уже хорошо. Его песни слушать фантастически тяжело, но от них парадоксальным образом становится светлее. В этом есть что-то от религии, от сверхискусства. Башлачёв был уверен, что любовь — самое главное во Вселенной. Этот человек был самым «нематериальным», самым, с позволения сказать, «святым» во всём мировом роке.
«Нас забудут, да не скоро, а когда забудут, я опять вернусь», — пел он в одной из песен. Не забудут. Мы знаем, по ком звенели колокольчики. Этот костёр не догорит никогда. Башлачёв навсегда здесь, в наших сердцах.
