Все началось с того, что мы с мужем поняли, что нужно оживить наши отношения – походы из года в года на одни и те же классические оперы и концерты привели к тому, что, занимаясь домашними делами, мы не сговариваясь мычим одни и те же арии Каварадосси или Хор иудеев. Согласитесь, на протяжении стольких лет это становится скучно.
Поэтому, когда я выудила в репертуаре Новой оперы очень редко исполняемую «Пoругание Лукреции» Бенджамена Бриттена, я поняла, что именно это нам и нужно. Я же не знала, что поругание будет так буквально воспроизведено на сцене, ей богу.
Вообще, мой муж – человек терпеливый, и еще я вкусно готовлю. Только этими двумя причинами могу объяснить то, что он не пpидушил меня в течение первого и последнего получаса оперы, они были ужасны.
Мне всегда казалось, что опера не предполагает нарочитой физиoлогичности, для любителей остренького существуют специальные кинопроизведения на отдельных сайтах. Но мы, видимо, разошлись во мнении с постановщиком: ему (ей - Екатерина Одегова) кажется, что Лукреция в одних трусах на сцене – это самое то.
Без этого музыка Бриттена просто не будет звучать. И это еще хорошо, что у исполнительницы этой партии Гаяне Бабаджанян роскошные длинные густые волосы, которыми она прикрыла верхнюю часть туловища, потому что будь на ее месте певица с короткой стрижкой, я даже не берусь представить что бы было.
Намек на специальные произведения стал проявляться с самого начала: на черной, пустой сцене, сваренной из нарочито брутальных рельсов, возникли две босые фигуры мужчины и женщины, эдакие рассказчики, типа «голос за кадром», обрисовали нам обстановку, что-де в военном лагере под Древним Римом три полководца, выпивая, обсуждают женщин – ну а как без этого?
Появившиеся следом полководцы были одеты в кожу, шипы, ремни, кожаные сапоги, один из них, выйдя на сцену, немедленно oбнажился в верхней части и, отжимаясь(!), пел свою партию – высший пилотаж, такого я еще не видела.
Затем как-то полегчало, потому что действие переместилось в Рим, в покои Лукреции, и здесь даже стало красиво: во-первых, сиротское сценическое оформление немного раскрасилось белыми женскими одеждами (видимо, намек на чистоту и непорочность) и интересной, цвета морской волны, пряжей, которую они пряли в ожидании, когда мужчины вернутся из похода.
Во-вторых, очень гармонизировалась прежде резко диссонантная музыка – а когда к солирующему сопрано постепенно стали подключаться второе, третье и четвертое, я просто замерла от красоты. Так, в завороженном состоянии, решив, что все муки позади, я отправилась на антракт.
Но счастье было недолгим.
Потому что как только на сцене появлялся мужской элемент, всё сразу портилось – грубело и становилось примитивным, как в музыке, так и в действии. А тут как раз по ходу дела в мирных и благообразных покоях Лукреции нарисовался главный негодяй – один из тех, кто выпивал в военном лагере, сын Римского цезаря, которому приспичило надругать Лукрецию, хотя она и была женой его сподвижника.
И если поначалу, пока они еще препирались, было терпимо, то потом, когда он от слов перешел к делу, у нас просто отвисли челюсти: в короткой безобразной рубашонке (впоследствии и она была утрачена), в труселях Лукреция на четвереньках пытается уползти от принца, который тоже сверху голенький и тоже на четвереньках ее ловит. И они еще умудряются при этом петь. И в конце концов, поймав, он уносит ее в кулису, хоть на этом спасибо.
И так практически весь второй акт.
В общем, если вы захотите сделать подарок пожилым родителям, купив им билеты в оперу, ни в коем случае не покупайте на «Лукрецию», потому что сидящие поблизости пенсионеры постоянно хватались за валидол.
Жалею ли я о том, что мы пошли на эту оперу? Скорее все-таки нет.
- У нас практически не ставят Бриттена, а мне хотелось его послушать.
- Опера была по-английски, что тоже крайняя редкость, было интересно.
- Поскольку в основе либретто лежала пьеса Шекспира, язык был необыкновенно богат и разнообразен. Я даже уже забыла, что бывает такой богатый английский язык, ведь в фильмах используется крайне скудный набор лексических единиц, зачастую кроме «шит» и «буллшит» ничего и не услышишь. Оцените: «Тарквиний с истинно этрусской грацией склоняется к руке Лукреции и медленно приникает к ней губами» или «как гибкая могучая пантера, Тарквиний крадется через тихий зал и со всей ловкостью мысли пересекает неосвещенную галерею» - и это все по-английски.
- Признаюсь, что историю Лукреции, легшую в основу массы классических живописных произведений, я не знала, как, впрочем, и пьесу Вильяма нашего Шекспира.
- Первый раз я видела, чтобы оркестр сидел в оркестровой яме без переднего бортика, который отделяет яму от зала, на расстоянии вытянутой руки. И чтобы главная героиня сидела на авансцене, свесив босые ноги прямо на голову тромбонисту.
- Теперь у меня отпало желание слушать Бриттена и ходить на экспериментальные оперные постановки, хочу опять арию Каварадосси и Хор иудеев.
А Гаяне Бабаджанян, певшей Лукрецию, нужно выдать орден за преданность искусству: мало кто согласился бы выглядеть так неэстетично на сцене, бедная молодая женщина.
И еще радует выучка и спортивная подготовка наших молодых оперных певцов – это же надо, петь из любого положения, которое придет в воспаленную голову режиссера-постановщика. Просто гордость распирает – можем ведь собственных Платонов…
Такой результат.
Еще о результатах оперных походов здесь:
НетреZVый принц и косоватая Русалка: нужно ли идти на такую оперу в Большой?