Учиться некогда было, и средств вечно не хватало. Перешёл в драгеры. В 1937 его переводят горным смотрителем на рудник Ара-Иля. Золото там мыли старатели-одиночки ещё в девятнадцатом веке. Говорят, много добывали. А в тридцатых годах двадцатого века открыли рудник и добывали золото в промышленном масштабе. Страна крепла, Советскому Союзу необходим драгоценный металл. Нужно восстановить заброшенные шахты, найти шурфы, но где они? Никто не знал. Решили найти опытных старателей. Да где ж найти-то? С трудом, но всё-таки нашли, привезли из соседнего села Бальзино. Фадеич, так звали старика, помнил, что по молодости били шурфы с друзьями-старателями, помнил и шахту, где было, как говорил, «богатое» золото. Дед был настолько дряхлым, что пришлось держать под руки. Правильно в народе говорят: «Старый конь борозды не испортит». Фадеич дрожащей рукой показал заветное место: «Вот здесь она, «Маслиновская».
Шахту очистили, подлатали забои. По просьбе директора рудника Таскаева Михаил Сажин снова стал работать горным смотрителем. В недрах таинственной земли кварцевая жила тесно переплеталась с золотой. Золотая в некоторых местах достигала толщины пальца. Это редкость, когда золото видишь невооружённым глазом. Иногда это вводило рабочих в искушение. Попадались такие, кто не смог удержаться от соблазна.
Так произошло с Казаковым Северьяном. Воспользовавшись моментом, когда отец покатил опроставшуюся тачку наполнять породой, нагрёб руду в рукавицу и спрятал за пояс штанов. Это увидел директор рудника, спустившийся в шахту. Возвращаясь, Михаил услышал, как директор кричит на забойщика: «Так вот, значит, как, у государства золото воруешь?» На что Казаков, оправдываясь, промямлил: «Я пробу, пробу несу». Директор сорвался на подоспевшего Михаила: «Сажин, у тебя золото из-под носа тащат! Поднимайся, смой пробу!» Михаил поднялся, высыпал из рукавицы руду в ступу, истолок, промыл. Проба показала богатейшее золото: один килограмм сто граммов.
Золото высушили и сдали в рудничную кассу. А забойщики, которые состояли в сговоре с Северьяном, затаили на Михаила лютую злобу. «Продал, сукин сын! Погоди, умоешься кровушкой, коммунист!» - зловеще шептались забойщики за спиной у Сажина. Для Михаила начались чёрные дни.
Однажды остался в забое один. Работает, но чувствует себя неуютно. Чует сердце недоброе. Долбит кайлом породу, но то и дело нервно поглядывает по сторонам. Сверху что-то упало. Когда увидел, оторопел. Да это же аммонит! Ещё минуту и прогремит взрыв. Сердце лихорадочно забилось. Жизнь в мгновенье пронеслась перед глазами: дом, семья, родные... А ведь к тому времени и женой обзавёлся, и двоих дочерей растил. Только не паниковать! В голове завертелось: «Аммониты чувствительны к взрыву капсюля-детонатора... По мощности превосходят тротил... Главное вынуть капсюль-детонатор. Так, спокойно, не спешить...» Поняв, что опасность миновала, устало опустился на землю, вытер пот. Выбравшись из шахты, жадно вдохнул свежего воздуха.
Взрывника, или, как тогда называли, отпальщика, нашёл в дежурке. Увидев капсюль, тот испуганно заморгал глазами, начал отнекиваться: «Не знал! Не знал, что ты там». Когда Михаил прижал его, он завопил: «Прости, прости, Михаил! Это забойщики... не говори никому». Плюнул в сердцах Сажин и махнул рукой - не стал докладывать начальству. Вскоре перевели Михаила Сажина в отстающий забой, но злоключения на этом не окончились: мужикам не давала покоя чистая совесть коммуниста, который не позволял воровать.
Однажды перед обедом напарник Сарафанцев поднялся наверх первым. Потом и Михаил подался наверх. Но бадья, в которой он поднимался, застряла на полпути, а на голову полетел камень. Михаил провалился в люк и какое-то время без сознания висел на высоте 30 метров. Очнувшись, застонал от нестерпимой боли, открыл глаза. Сверху, ехидно улыбаясь, на него глядел напарник. «Помоги» - крикнул Михаил. У того, видно, не хватило духу добить, сжалился и воротом поднял бадью с раненым наверх. Сарафанцев, оправдываясь, твердил, что это несчастный случай.
Перед глазами круги плывут, ноги будто из ваты, сил никаких. Несмотря на это, превозмог боль, тошноту, дотерпев до конца смены, пришёл домой.