Я перестал понимать Пелевина
Повторюсь: массы - определение не количественное, а качественное, и на эту тему есть целая научная работа испанского философа Ортеги-и-Гассета, жившего в начале прошлого века. Может быть, и не стоило бы о нем упоминать, если бы он никаким боком не был причастен к творчеству Виктора Пелевина. Но мне почему-то кажется – причастен. Потому немного остановимся на его трактате «Восстание масс».
Отступление второе.
Привожу цитату:
«Масса — всякий и каждый, кто ни в добре, ни в зле не мерит себя особой мерой, а ощущает таким же, как и все, и не только не удручён, но доволен собственной неотличимостью… Масса — это те, кто плывет по течению и лишён ориентиров. Поэтому массовый человек не созидает, даже если возможности и силы его огромны… Избранные не те, кто кичливо ставит себя выше, но те, кто требует от себя больше, даже если требование к себе непосильно. Избранные — единственные, кто зовёт, а не просто отзывается, кто живёт жизнью напряжённой и неустанно упражняется в этом»…
Избранные, пассионарии, то есть, те, кто абсорбирован от внешней среды, кто энергоизбыточен, заточен на действие, на поступки, не свойственные иным, рождаются вовсе не по каким-то там математическим формулам (типа на тысячу один гений). Именно они - реперные вышки, ориентиры в мировых преобразованиях. В их появлении на свет нет никакой закономерности, это может быть вообще следствие мутации, и внешнее проявление ее сопровождается психологическими или физическими отклонениями. Ну, к примеру, человек рождается шестипалым, или до крайности замкнутым в себе…
Любители Виктора Пелевина, вы уже поняли, к чему я это клоню, так? Правильно, Хочу пару слов сказать о его «Затворнике и Шестипалом». В самом начале этого материала уже признавался, что любимых пелевинских произведений у меня немного. Так вот, «Затворник и Шестипалый» - одно из этих немногих.
У него необычный стиль: не афористичен, минимум метафор, еще меньше философичности, которой так любит Пелевин нагружать иные книги. Здесь он как бы говорит читателю: сами думайте, сами анализируйте, сами делайте выводы, правильно ли все происходит… А происходит, по сюжету, в общем-то рутинная вещь: двое существуют в замкнутом пространстве и ведут диалог о ценностях жизни, о своем предназначении в ней, о Космосе, о Страшном Супе… Да-да, именно о Супе, поскольку эти двое, что не сразу выясняется, бройлерные цыплята, для которых существующий жизненный цикл это транспортерная лента, которая сопровождает их от места рождения до… До поилок, кормушек и убойного цеха птицекомбината. Но они – необычные цыплята, они – Затворник и Шестипалый, их не устраивает такое существование, которое ведет молчаливая паства, безропотно готовая отправляться на убой. Впрочем, не совсем безропотно. Вот если б кто-то за них да что-то решил… Один из паствы спрашивает Затворника:
- А что теперь делать?
— Всем сесть на землю и сделать вот так, — сказал Затворник и закрыл руками глаза.
Паства не способна на деяния, даже если вопрос стоит о жизни и смерти. Паства – та самая масса, для которой есть течение – и ладно.
А Шестипалый и Затворник решаются на поступок. Улетают в разбитое окно. Говорите, бройлерные цыплята не умеют летать? А у них вот была цель и они улетели…
И кто мне докажет, что не по работе испанского философа написал Виктор Пелевин свою притчу?!
Лаконичный язык, четкая мысль, абсолютно трезвое отношение к такой массе и таким избранным.
А потом что-то произошло. Потом он сам захотел стать философом и толкователем своих идей. Потому в произведениях его стал исчезать сюжет – он ведь не обязателен для философов, и появилось много умозаключений, которые без этого самого сюжета выглядят инородными. Его книги из занимательных превратились в стёб, но это, понятно, только для меня, поскольку я никак не постигну ту философию, которую стал проповедовать Виктор Пелевин. За его иносказаниями я не вижу собственно сказаний, я не чувствую, что его мучит, что раздражает, что успокаивает. Это довольно странно. Гаршин, Бунин, Аксенов, Распутин, Шукшин… - читаю книги и вижу их, как это сейчас модно говорить, психопортреты, да? Такой портрет Виктора Пелевина раньше видел, теперь не вижу. То ли он слишком сложен для моего понимания, которое, каюсь, не весть какое, то ли… Загадочка, в общем.
Но о ней – в следующий раз.