...Сама метеостанция представляла из себя очередную “избушку на курьих ножках”. Вернее, этакий избушечный комплекс, стоящий на очень странной земной поверхности (по-другому не скажешь!), представлявшей из себя смесь почвы, песка, глины, воды и мелкой, но мощной и упругой, как волосы негра, растительности. Все избушки, соединённые дощатыми тропками-тротуарчиками, стояли довольно кучно. Что там и где располагалось, я уже не помню. Помню большой жилой дом, потом дизельную, конечно же “клозет”. Потом ещё, по-моему, была какая-то мастерская... Метеорологические же будки стояли на расстоянии от всех домов, чтобы исходящее от них тепло не влияло на показания приборов.
Работали на станции вахтовым методом. Одна вахта была 6 месяцев. Но кому нужен был хороший заработок, оставались там и на год, и на полтора. Правда, рассказывали, что выдержать такой срок было очень тяжело - всё-таки это север, что ни говори!..
На момент моего приезда, на станции жило 6 человек: начальник экспедиции - чудесная пожилая женщина-учёный, механик-водитель и пекарь по совместительству (ну, хобби у человека такое было!), его жена - повариха, учёный исследователь и молодая семейная пара - муж и жена, он - помощник механика, она - радист.
Ещё было две собаки и огромный пушистый кот. Без них на севере никуда - и животинка в доме, и друг, и охранник, и защитник, если понадобится.
Быт был весьма неприхотливый - всё было по-простому. Но вот еда...
Поскольку это был один из самых отдалённых уголков не только Тикси, но, думаю, и обитаемого мира, то с продуктами, особенно со свежими, здесь была напряжёнка. Да и магазина рядышком тоже не было, куда можно было сгонять по-быстрому за хлебушком и колбаской к завтраку. Продукты привозили раз в несколько месяцев и такие, которые не могли испортиться. А это консервы и... сырокопчёные деликатесы! Точнее, это для нас - жителей средней полосы начала 90-х, были деликатесы, а для здешних обитателей это была обычная еда. Поэтому, заглянув в кладовку во время общей обзорно-ознакомительной экскурсии по станции и увидев свисающие из-под потолка плотными рядами палки сырокопчёной колбасы, каких-то огромных вяленых рыб и куски невероятно вкусно пахнущего, перевязанного крест на крест бечёвкой, мяса с обалденно красивой закопчённой и лоснящейся от зажаренного жирка корочкой, а на полках, стоящие аккуратными рядами, штабеля банок сгущёнки, тушёнки, болгарских перцев, томатов, смешных патиссончиков, персиков, ананасов и даже апельсинов без плёнок в собственном соку, мои глаза вылезли из орбит, челюсть отвисла и я, потеряв дар речи, остолбенев, как заколдованная, смотрела на это фантастическое зрелище! С непривычки от запахов у меня закружилась голова, но быстро взяв себя в руки и придя в себя, я поспешила уйти оттуда.
Вероятно, это было замечено старожилами, так как нас - вновь прибывших, тут же повели в столовую обедать...
Ну, что сказать? Стол, вернее то, что было на столе, добило мою впечатлительную натуру и я уже не могла достойно сдерживать голодных конвульсий моего измотанного долгим перелётом и большим количеством новых впечатлений организма.
Нас не стали задерживать, и мы приступили к еде. “В тот день бог послал Александру Яковлевичу на обед”(И.Ильф и Е.Петров “12 стульев”) солянку сборную северную (“в вашем супе воды не обнаружено!”), макароны по-флотски на заполярный манер (“со следами макарон в мясе”, так как там, видать, дефицитом были именно макароны или же просто мясо девать некуда было - ледник сломался!), белый пышный хлеб с хрустящей корочкой, выпеченный тем самым механиком, компот “а-ля ложка стоит” (“со следами жидкости во фруктах”) и гвоздь программы - осётр горячего копчения, который достоин отдельного описания!
На большом длинном столе, расположенном возле окон, по разные стороны от центра, стояли две большие плоские металлические тарелки, на которых высокими пирамидками, были выложены большие, невероятно ароматные куски. По торчавшим кое-где плавникам я поняла, что это была рыба, однако, запах, исходящий от неё, был мне незнаком. Проникающий в окна слабый солнечный свет, красиво просвечивал кусочки, застревая в них и переливаясь разными оттенками жёлтого, оранжевого, коричневого и даже красного цветов, отчего они казались янтарными. Куски были такими сочными и нежными, что сок не мог долго удерживаться в них и большими жирными каплями падал на стол, от чего вокруг тарелок образовались круги густого, янтарно-прозрачного, осетрового рыбьего жира. Зрелище было настолько завораживающим, что на какое-то время я даже забыла про голод и просто утонула в этом релаксационном созерцании такой невероятной красоты! Должна сказать, что и на вкус осётр был просто бесподобен! Нежные кусочки прямо таяли во рту, оставляя после себя приятный привкус дыма, древесной щепы и... снега вперемешку с насыщенным и многогранным вкусом самой рыбы!
Обед был просто потрясающим, а мы настолько уставшими, что первый день волевым распоряжением начальницы станции было решено на этом завершить, а нас отправить спать, выдав нам спальные мешки из оленьего меха, в которых, по утверждениям мастных обитателей, совершенно спокойно можно было ночевать голышом в 40-градусный мороз прямо на снегу. Проверить это мне не довелось, но могу с уверенностью сказать, что в плохо протопленной комнате станции, служившей в последующие 2 недели спальней мне и прилетевшей со мной девушке орнитологу, к которой я и была приставлена помощницей в этой командировке, на полу при минусовой температуре было весьма и весьма комфортно и даже иногда жарковато. “Олений мех, однако!” - как мне потом объяснили.
На следующий день начались обычные (но для меня совсем необычные!) северные рабочие дни командировочных работников Усть-Ленского заповедника.
В мои обязанности, как младшего лаборанта, входил сбор проб воды и грунта, помощь орнитологу в описании и кольцевании птиц и... фотосъёмка всего, что на глаза попадётся с последующей отдачей части фотоматериала в архивы заповедника для составления каталога и памятной книги о флоре и фауне Усть-Ленского заповедника и Тикси в частности, чем я с успехом и занималась весь месяц своего пребывания в Якутии. Но обо всём по порядку!
В принципе, все дни там были похожи один на другой: серое безрадостное небо, не меняющее своего свинцового оттенка ни днём, ни ночью, унылая природа, холод. С моря, в непосредственной близости которого находилась станция, тянуло зимним холодом - лёд мёртвым толстым панцирем сковывал его поверхность до самого горизонта. А на берегу, до куда хватало глаза, простирались болота. Точнее сказать, оттаивающая вечная мерзлота - очень опасная и коварная штука, по которой нам с девушкой орнитологом и предстояло наматывать километры в поисках птиц и их гнездовий. Но ведь именно за этим я сюда и приехала! И вот, после “лёгкого” северного завтрака, состоявшего из огромной порции каши, того самого волшебного хлеба, ломтей масла и, похоже, наотмашь не глядя как уж вышло нарубленной палки копчёной колбасы и чая с дымком (ммм!!!), мне выдали огромный ватник, подбитый меховой подкладкой, и мы отправились в наш поход. Диана, так звали молодого учёного-орнитолога, провела мне небольшой инструктаж на тему, как передвигаться по такой поверхности и что делать, если вдруг что.
Идти было тяжело. Ватник сильно сковывал движения, болтающиеся на шее фотоаппараты, мешались и перекрывали часть обзора, кейс с пробирками и чашками петри, перекинутый через плечо, так же не добавлял удобства. К тому же шаги приходилось делать больше обычного, чтобы перешагивать через опасные места, которых здесь было больше, чем безопасных. Шли мы с Дианой на небольшом расстоянии друг от друга - так полагалось, переговариваясь время от времени. В один прекрасный момент мне понадобилось поправить сапог и я, усевшись на ближайшую кочку, крикнула Диане, чтобы она подождала меня. Диана кивнула головой и тоже остановилась передохнуть. Дело было сделано, и я радостно сообщила об этом спутнице. Мы поднялись и начали движение. И тут я поняла, что очень хочу сфотографировать этот зловеще-прекрасный “марсианский” пейзаж. Что ж, сделав пару кадров и зачехлив фотоаппарат, я поправла кейс с пробами и пустилась догонять Диану, которая уже ушла метров на пять от меня. Довольная удачным фотоуловом, я напрочь позабыла о правилах передвижения по здешней местности и моя нога, не дотянув до плотной кочки пару сантиметров, встала в чёрную жижу оттаявшей вечности - в продукт таяния вековых льдов... “Подумаешь!” - решила я: “Ща, выберемся!” Я бодро дёрнула ногой вверх. Но она, почему-то, так же бодро пошла вниз... Я ещё раз попробовала вытащить ногу, но она лишь быстрее уходила в жижу. Опоры никакой не ощущалось и я, потеряв равновесие, плюхнулась обеими руками в эту же жижу... Руки, даже не попытавшись задержаться, полетели в глубину, как в растаявшее масло!.. У меня началась паника... Оставшейся на твёрдой кочке ноги, явно не хватало, чтобы остановить или хотя бы замедлить процесс погружения. Я попыталась позвать Диану, которая была на расстоянии всего 10 метров от меня, но она не слышала, хотя орала я так, что у меня связки чуть не взорвались! Единственное, на что крик повлиял, так это на то, что я ещё глубже ушла в жижу. От испуга я замерла... И тут же почувствовала, что погружение остановилось. Я собралась с силами и решила оценить своё положение: руки утонули уже по локоть, от сапога на поверхности остался уже только ободок в 1 сантиметр, съехавшие фотоаппараты и кейс уже камнями тянули меня вниз, кричать бесполезно, шевелиться нельзя... Это был конец!.. Всё, что мне оставалось — это только думать, если, конечно, в таком шоковом состоянии возможно рождение хоть одной нормальной мысли...
...И вдруг, словно нежное дуновение освежающего ветерка, моего воспалённого разума коснулась слабенькая мыслишка - одна из тех, которые по причине своей ущербности и убогости всё время отстают от своих более здоровых и адекватных товарищей и посему, плетясь в самом хвосте дружного строя, постоянно спотыкаясь и теряя верное направление, попадают в какие-нибудь кривоулки нашего сознания. Так вот, скатившись после такого очередного спотыка в тьмутаракань моей паники, эта милая убогонькая потеряшка своим неуверенным голоском тихонько так мне и говорит: “А что, если попробовать, перенеся основной вес тела на ногу на кочке и, подвытащив ногу из утонувшего сапога, аккуратно вытащить одну руку, схватиться ею за кочку рядом и таким образом попробовать выбраться и вытащить утопший сапог?” Что ж, терять-то уже было нечего - и я решилась. И - о, боги! — это сработало!!! Уже через пару минут я сидела на твёрдой поверхности, отпыхиваясь и размазывая грязной рукой, катившиеся по раскрасневшейся моське, крокодильи слёзы!
Немного успокоившись и обтерев рукавом лицо, я поспешила догонять Диану. Когда она увидела меня и услышала мой рассказ, сама чуть не расплакалась. Дело в том, что то, что попадает в эту жижу - в ней же и остаётся! Она засасывает сильнее, чем трясина и зыбучие пески. И выбраться из неё без посторонней помощи невозможно (так однажды, буквально за 5 минут, там утонул трактор, водитель еле успел выскочить). А голос там слышно только в том случае, если собеседники идут либо рядом, либо на расстоянии не более 3-4 метром друг от друга - настолько разреженный воздух. Но, что удивительно, свист слышно на многие сотни метров! Именно поэтому, по возвращению на станцию, меня в приказном порядке научили свистеть (правда, после этого случая свист мне так, к сожалению, и не пригодился... А я так хорошо и залихватски научилась это делать!)
Дни на станции шли своим чередом. Каждый занимался своим делом. Учёные энтомологи косили насекомых: ходили по тундровым участкам и, размахивая по низу большим сачком с очень мелкой сеткой, на подобии косы во время сенокоса, отлавливали маленьких крылатых обитателей этой суровой местности. Затем ловким движением накидывали сачок на себя (со стороны это так забавно смотрелось!) и выбирали нужные экземпляры. Иной раз, при определении той или иной мушки, между ними происходили отчаянные споры, переходившие в серьёзные научные дебаты.
Мы с Дианой продолжали свои путешествия по окрестностям с увлечением отыскивая, подманивая или выжидая местных и залётных пернатых представителей здешней фауны. Аккуратно отлавливали их, прилаживали или считывали уже имеющееся колечко с кодом, заносили данные в специальный журнал и с почтением и благодарностью отпускали восвояси.
Однажды потребовалось нам посетить самый дальний остров архипелага...
Продолжение следует...
(ваша Алёна Герасимова)