Ехали студенты на сборы, в Ивановскую область. Уже все экзамены остались позади, и диплом защитили, осталось военное дело освоить. Отведено на это было три летних месяца, немало. Да и то, ежели не опоздаем, а были и такие намеки. Масса народу переживало, столько времени, мол, зря пропадет, иные нервничали – как там, шибко плохо не будет? Ну а многие, конечно, для успокоения или на радостях приняли, и продолжали в поезде, уже, правда, тайно.
В общем, атмосфера в вагоне была возбужденная и тут началось. Был у нас такой Сева, неплохой парень, но очень нервный, да и военные эти игры совсем не любил. И возбуждался легко. А тут ему на ногу наступили, он в ругань. Боцман ему говорит, мол не горячись из-за ерунды, пройдет. Нет, отвечает, ты нарочно мне пол ноги оттяпал, не прощу никогда. Ну и ладно. Да нет, не ладно… я тебя убью! В отместку за такое издевательство. А Боцман был заядлый футболист, подтянутый, спортивного склада. На полторы головы своего палача выше. Ну, все посмеялись и разошлись.
Пока приехали, ещё один парень чем-то провинился. Не спортсмен, но мужик крепкий, здоровый. И его Сева обещал жизни лишить. А через день в черном списке уже было трое. Причем последний был профессионал – регбист, кроме спорта почти ничем и не занимавшийся – за удачные выступления на поле ему прощались всякие мелочи с учебой. А мы все за пару лет до того были в одном стройотряде на Севере, и эту ситуацию долго обсуждали, скорее со смехом. Потом прошла неделя, всё было тихо, и Севушкины угрозы как-то подзабылись. Тем паче график был плотный, с утра шли в поля, а после обеда в парк, технику изучать.
Но раз утром что-то в офицерских планах сорвалось, и нас оставили в жилом городке. А чтоб не скучно было, нарядили таскать тумбочки из казармы в красный уголок. Но там они все не помещались, и пока было приказано составить их у спортзала, где было наше временное жилье. Сказано – сделано. А мы, пока новых вводных не объявили, на тех тумбочках, благо стояли они в прохладе, в тени, и разлеглись. И все довольны.
А часть курсантов самые старые мебеля таскала на кухонный двор, скорее всего на растопку. Идут они с работы и видят нас за отдыхом. Пристроились тут же, и Сева еще похвалил, вон, мол, как моржи разлеглись. Я ему что-то ответил, вполне шутливо и безобидно, но Севка опять осерчал. И тебя, говорит, убью, зараза, вместе с теми козлами. Ну, народ вокруг расхохотался, а я его спрашиваю – как же ты такое дело осилишь, нас те-перь много, да каких здоровых? Ничего, говорит, придумаю что-нибудь, время еще полно. Вы все растяпы, а я хитрый и умом крепок. Ну тут пришло время обедать, и разговор наш быстро пресекся.
Вечером рассказал я сей эпизод товарищам по несчастью и говорю – вы ведь посиль-нее меня, бедного, да и выносливее, так уж не бросайте одного в беде. Мужики ржут, мол не бойся, Димыч, все грудью встанем на общего врага. Да уж, отвечаю, я на вас надеюсь, жалко вот мало нас таких приговоренных. Ну, лето длинное, авось кто еще добавится, а мы пока будем мышцы качать, бегать, в стрельбе тренироваться. Ну дай-то бог. А с нами лясы точил мой одногрупник, он тоже с нами в стройотряде был. Послушал, посмеялся и говорит – рано радуетесь. Сева ща притихнет, всё дело забудется, придет день отъезда. Вы напьетесь на радостях, захрапите мертвецки, а ехать почти шесть часов, ночью. Вот он по очереди всех и выкинет из вагона, втихаря. А ведь правда, что ж делать-то? Ну ты Димыч самый непьющий у нас, будешь сторожем. Вот Шуру позовешь, если что, он ведь рядом будет, еще общих знакомых вокруг разместим. Да и сами постараемся особо не квасить. На том и порешили.
А время шло, и день отъезда приближался. Мы иногда напоминали друг другу о бди-тельности, строили догадки и предположения. Но вот за неделю до экзаменов, венчавших военные сборы, после полевых учений был большой аврал. Таскали лишнее снаряжение и обмундирование на склад до поздней ночи, и устали все как собаки. А Севушка, пытаясь зараз втащить на крутую скользскую лестницу огромную кипу шинелей, упал и вывихнул ногу. Причем серьезно – сперва просто ходить не мог, через день ковылял, но с трудом. И пришлось его после досрочного экзамена отправить в белокаменную. Мы даже не поверили своему счастью. Ща думаем выздоровеет и вернется. Но через пару дней Боцман был в городе и дозвонился до нашей однокурсницы, которая рассказала ему столичные новости. И выяснилось, что она видела Севу на факультете, в учебной части. Ещё хромает, но боль прошла, доволен очень, что вся эта война позади. Ну и мы, конечно, тоже порадовались – и за него, и за себя в особенности. И уж при отъезде ни в чём себе не отказывали.