Аре Ваерланд: В котле болезней 12. Авгиевы конюшни

XII АВГИЕВЫ КОНЮШНИ. Мои ранние школьные годы дали мне очень мало знаний для жизни, но я научился очень многому, что для меня оказалось совершенно бесполезным. У моего директора школы было старомодное образование, и жил он целиком и полностью прошлым. Он был устарелым как по внешности, так и по умственному развитию, а его представления относительно того, чему мы, мальчики, должны учиться, были крайне туманными. Среди всех никуда негодных знаний, которыми был напичкан мой ум, ничто не привлекало меня так как Двенадцать подвигов Геракла. Геракл был чрезвычайно сильным человеком, а сильный человек всегда привлекает мальчика шести или семи лет. Мой директор школы позаботился, чтобы я знал эти двенадцать подвигов назубок. Большинство из них я теперь забыл, но один подвиг по какой-то странной причине остался со мной на всю жизнь — Геракл, очищающий конюшни царя Авгия, или «Αὐγέᾱς (Augeias)», как его называли по гречески. Во-первых, у царя Авгия было баснословное количество крупного рогатого скота, столь же огромные были и его конюшни. Но конюшни было нелегко чистить, и, следовательно, кучи навоза росли до тех пор, пока по прошествии тридцати лет без чистки скот уже не мог ни войти туда, ни выйти оттуда. И вот как раз тогда Геракл появился на «сцене», обещая очистить конюшни без посторонней помощи. Так он и сделал за один единственный день, к изумлению царя Авгия, направив речушки Альфеус и Пенеус через конюшни. В этом рассказе содержится нечто гораздо большее, нежели то, о чем я когда-либо мечтал, будучи мальчишкой, и возможно, что это одна из причин, почему я не забыл этот подвиг. Изучая жизнь наших предков в шестнадцатом веке, я не мог не вспомнить о конюшнях царя Авгия, ибо, право же, в то время Европа была мало чем иным, нежели огромными кучами грязи повсюду, среди которых должны были передвигаться наши бедные предки. Пусть факты говорят сами за себя. * * * В Скандинавии есть небольшой город Эльсинор на красивом проливе Орезунд, который отделяет Швецию от Дании. Это прославленный город для всех англоязычных народов, ибо предполагается, что большинство сцен шекспировского Гамлета, происходили в величественном старинном замке Кроноборг, который существует и поныне. Однако, примечательное в этом городе — это ни его красивое местоположение, ни его исторический замок, а документы его судебного архива, которые считаются одними из самых хорошо хранящихся и хорошо сохранившихся юридических документов того времени, которыми может обладать любая страна, и благодаря которым, мы можем подробно изучать внутренние отношения и условия в городе почти понедельно. Перед тем как продолжить, позвольте мне сказать вам, что все городское население любой страны в шестнадцатом веке достигало лишь около 5% от всего населения, и что это был век, когда повсюду появлялись и начинали расти города. Все городское население Норвегии в 1769 г., двести лет спустя, насчитывало 65000 душ или 9% от всей численности населения, показывая прирост на 4%, в то время как в 1889 г. оно выросло до 333000, прирост на 18%, т.е., оно более чем утроилось. В 1900 г. оно достигло 635000 — прирост на 35% или в семь раз больше. Все городское население Дании в 1911 г. достигало 1100000, или на полмиллиона душ меньше, чем сельское население, которого было 1600000, в то время как в Англии сельское население в настоящее время составляет лишь около 15% от всего населения. В шестнадцатом столетии в Дании было 70000 крестьянских хозяйств, число, которых осталось неизменным до сих пор. Четыреста лет назад Берген в Норвегии был самым большим городом во всей Скандинавии с населением в 15000 жителей. Копенгаген был на втором месте с 13000, а Стокгольм был на прочном пятом месте с 7000. Эльсинор, который нас интересует особо, в 1570 г. насчитывал лишь 2500 жителей. Последние доступные данные: Берген — 98303 (1930 г.); Копенгаген — 617069 (1930 г.); Стокгольм — 514333 (1931 г.) и Эльсинор — 13990. Но теперь к нашей истории! * * * В 1577 году от Рождества Христова Бургомистр и члены Городского правления Эльсинора пригласили короля Фредерика II с герцогом Ульриком Мекленбургским и несколькими другими августейшими особами отобедать в Ратуше по случаю крещения кронпринца, который стал Кристианом IV. Послав приглашения, городские отцы вдруг осознали, что их августейшие гости едва ли смогут добраться до Ратуши, если не очистить улицы. Однако это оказалось очень дорогостоящим делом, и как раз из счета за это мероприятие мы и узнаем многое о состоянии тех улиц. По закону и правилам улицы чистились каждую пятницу теми гражданами, у которых были телеги. В те времена не было никаких мусорных ящиков. Весь мусор каждого дома просто выбрасывался прямо на улицу и оставлялся там на неделю. Свинарники удобно размещались под передними окнами, а когда они чистились владельцами, то содержимое сваливалось на проезде. Мы должны помнить, что улицы в те дни не мостились, и что они обычно были полны ям, в которых собиралась большая часть грязи. Часто по середине тек ручеек, который, вздувшись от дождя, нес отбросы от одного места свалки к другому. Все жители защищали, как одну из своих священнейших привилегий, право держать свиней под своими передними окнами и выбрасывать все, что угодно, на улицу. В результате проезды Эльсинора были полны человеческого и животного навоза, кухонных отходов, мертвых собак, кошек и крыс в разлагающемся состоянии, всевозможной ломанной мебели, изношенной одежды, посуды и т.д. Предполагалось, что улицы чистятся каждую пятницу владельцами телег, но это делалось лишь очень поверхностным образом. Кроме того, Городской совет, состоявший из граждан, у каждого из которых «был свой интерес», все были настроены консервативно и не любили, когда какие-либо новомодные понятия мешают «живописности» их улиц. В 1574 г. они выпустили постановление, по которому куче навоза, лежащей перед домом и «не затрудняющей никому прохода», можно было позволить остаться на две недели. Конечно же считалось, что большинство куч навоза «не затрудняют никому прохода», поэтому ситуация становилась все хуже и хуже, пока наконец в 1576 г. магистрату не пришлось воззвать к гражданам, чтобы они держали по крайней мере ту улицу, по которой Король обыкновенно ездит в Кроноборг, в таком состоянии, чтобы Его Величество могло проехать со своей свитой. Но это постановление осталось без последствий. Из-за куч навоза со всеми своими более или менее съедобными отходами улицы Эльсинора были полны свиней и беспризорных собак, бродивших вокруг и стоявших на своем против любых попыток прогнать их. Однажды, когда Король Фредерик II прибыл верхом в Эльсинор, чтобы проконтролировать какие-то работы, которые велись в Кроноборге, группа этих свиней стремительно приблизилась к нему и его свите, испугав лошадей, которые понесли и сбросили своих августейших наездников. Король и его придворные плюхнулись в грязь с большим всплеском, который, однако, как казалось, не произвел впечатления на уличных четвероногих. Это столкновение «носом к носу» со свиньями в бездонной грязи улиц Эльсинора привело к новым и строгим предписаниям, которые зачитывались четыре раза во всех церквях. Именем Короля бездомные свиньи изгонялись из города. История умалчивает, смогли ли свиньи прочитать королевский указ или нет в то время, когда даже сам homo sapiens был столь неграмотен. Очевидно, что свиньи оправдывались тем, что не слышали королевского указа в церкви, ибо они упрямо торчали на улицах, которые они считали ничем иным, как свинарником, и поэтому по праву и справедливости как раз своим домом. С этого их не смогли сдвинуть ни Король, ни члены городского магистрата. Напротив, королевский указ, который молва разнесла повсюду, как казалось, взбесил их, ибо, в ответ на все попытки прогнать их, они в конце концов вторглись в сам королевский замок, по-большевистски, и стояли на своем. Беспризорные собаки, которые кишели на улицах, скоро присоединились к свиньям. И хотя в особом указе их головы была оценены, и генеральному палачу давали щедрую награду за каждую собаку, которую ему удавалось убить, им однако удалось стоять на своем, обосновавшись в качестве хозяев и улиц, и замка вместе со свиньями. Неудивительно, что Король всегда жаловался при поездках по своим владениям на постоянные препятствия на своем пути. Каким дорогостоящим могло быть королевское посещение, легко понять, если потребовалось не менее восьмидесяти возов для очищения небольшой улицы в деревне Скелскор в 1563 г. В 1678 г. куча навоза была убрана с одной из улиц в Копенгагене с использованием не менее 214 возов. До 1584 г. у сточных вод, текших по улицам Копенгагена, не было иного места стока кроме городского рва. В 1591 г. вышел королевский указ, запрещавший обитателям улицы Мидделфартс, которые были богатейшими в Копенгагене, выбрасывать свои отходы в тупик под названием Мёркегюде (Mørkegyde), или «Темный горшок». Эта практика продолжалась больше тридцати лет, совершенно заблокировав дорогу. Троелс-Лунд (Troels-Lund), величайший авторитет по условиям жизни в Скандинавии шестнадцатого века, пишет: - То, что собиралось на улицах и наполняло их в те времена, оказывало свое влияние не только на ощущения и зрительное восприятие. В то время как оно конечно спасало уши от любого звука грохочущих по улице колес, бедный человеческий нос испытывал гораздо большее воздействие. С ранней весны до конца августа запах с улицы непрерывно усиливался, пока наконец в середине лета он не становился не только невыносимым, но и по-настоящему опасным. А то, что еще больше усугубляло ситуацию, если это было возможным, так это странное отношение к человеческим экскрементам и то, как их захороняли. Сельское население в шестнадцатом веке все еще жило относительно своих собственных естественных потребностей, в примитивном состоянии, открыто используя свои дворы и поля для этой цели. Когда выросли города, то некоторое чувство благопристойности запретило человеку демонстрировать себя публично при отправлении этих ежедневных потребностей в этом отношении. В конце концов в каждом дворе был построен домик для защиты всякого от того, чтобы его видели в позе, которая, как кажется, всегда считалась самой «неэстетичной». Однако у двери этого домика все дальнейшие шаги к реформе и усовершенствованию остановились. Ибо никто даже и не думал об удалении отходов человеческой жизни из самого этого домика. Для них выкапывалась яма, или в землю под домом вкапывалась пустая винная или пивная бочка. Когда яма или бочка наполнялась, то не было другого выхода, кроме как передвинуть домик в другое место двора, где повторялась та же самая процедура. Таким образом домик передвигался с места на место во дворе как обращающаяся планета, описывая всевозможные беспорядочные и таинственные орбиты, всегда оставляя за собой свои тайные «вклады», которые естественно насыщали почву и при каждом дожде разносились под землей во всех направлениях, обычно к колодцам, где они загрязняли воду. Очевидно, что для городского населения шестнадцатого века не могло быть свежего воздуха или хорошей питьевой воды ни в помещении, ни снаружи. Если мы обратимся к замкам и королевским дворцам, то к нашему изумлению мы обнаружим, что условия даже здесь были почти такими же. Никто в те дни и не думал о канализационных трубах или коллекторах для удаления продуктов человеческой и животной жизни в подходящее место за городом или замком. Эта проблема, которая людям шестнадцатого века, как казалось, вообще не представлялась проблемой, решалась в замках и дворцах простейшим возможным способом - устройством, обычно в середине комплекса зданий, сточного колодца, конечно же без выпускного отверстия, куда все можно было сбросить. Эти отхожие места, где грязи и мусору позволялось собираться не только десятилетиями, но и столетиями, иногда приобретали размеры настоящих подземных болот, прудов или озер как, например, в Эрфуртском замке, в котором Император Фридрих Барбаросса созвал собрание в 1183 году. Это было, пожалуй, величайшее собрание принцев и рыцарей, которое имело место в Средние века. Пышность и великолепие украшений и одежд наполнили всю Европу удивлением и благоговением. Но его концу было суждено затмить все ужасом. Ибо как раз в то самое время, когда вся ассамблея собралась в большом зале, так случилось, что внезапно проломились балки, прогнившие от паров и влаги, поднимавшихся от столетнего скопления дерьма в полужидком состоянии разложения в подполье, на которых держались полы. Тем, кто смог спастись при этом несчастье, показалось, что как будто какая-то таинственная сила вдруг сбросила полы, утащив с собой восемь принцев, множество дворян, больше сотни рыцарей и еще больше людей низшего ранга в главный сточный колодец замка, где они встретили ужасную смерть. Император Фридрих Барбаросса смог спасти свою жизнь тем, что быстро вскочил на подоконник, с которого его спустили на землю с помощью веревки. «Sic pereat gloria mundi». #) #) Лат. - Так проходит слава мира (прим. переводчика). Поражает в этом событии то, что, как кажется, никто из присутствовавших не подозревал о существовании сточного колодца под полом, хотя воздух в зале должно быть был насыщен запахом, поднимавшимся от столетнего скопления человеческих и животных экскрементов. Единственное объяснение этому состоит в том, что все эти принцы и дворяне, включая Императора, так привыкли к этому вездесущему запаху, что их носы уже давно перестали на него реагировать. Кроме того, большой зал был по всей вероятности наполнен ароматическим дымом можжевельника, ели и других благоухающих растений, горевших в специально сделанных глиняных горшках для подавления остатка чувства обоняния. Некоторый шаг в сторону улучшения ситуации был сделан, когда к концу века были построены похожие на голубиные гнезда нужники, высовывавшие там и сям как небольшие выступы самой высокой части внешней стены замка. Если смотреть издали, то они очень походили на стенные шкафы, висевшие над землей. Они обычно опирались на два тяжелых гранитных блока и были снабжены оконцами со всех сторон. Крыша часто украшалась небольшой остроконечной верхушкой и флюгером. Их можно увидеть на иллюстрациях старинных замков этого периода. Внутренняя часть была простой и конечно очень хорошо проветриваемой, будучи снабжена сиденьем и отверстием, через которое ветер постоянно дул вверх, причем у отходов человеческой жизни была длинная воздушная дистанция падения, пока они не достигали земли, где они скапливались у стены, постепенно образуя настоящие горы навоза, пока они не принимали таких размеров, что в конце концов какой-нибудь энергичный король или правитель вынужден был предпринимать меры для их удаления. То, что это было дорогостоящим делом, доказывают все еще сохранившиеся счета. Однако датский Король Кристиан III был одним из первых, хотя и не одним из последних, кто нашел способ избежать этих расходов очень простым способом. Когда королевский замок в Копенгагене частично реконструировался и расширялся, он приказал, чтобы выкопали землю, отделявшую стены его замка от рва под теми местами, где высовывались эти гнездообразные нужники, для того, чтобы сам ров мог быть задействован в качестве приемника-хранилища. Это считалось большим усовершенствованием. Если бы кто-нибудь в те времена предположил, что возможно сам ров будет заражен и поэтому станет опасен для жителей этого замка, то его предположение конечно было бы встречено смехом. «Голубиные гнезда» вдоль внешних стен до некоторой степени высвободили сточный колодец внутри замка, но это усовершенствование с санитарной точки зрения осталось сомнительным. Ибо к зловонию внутри теперь присоединились в равной степени зловонные веяния от скоплений дерьма у стены, которые портили как окружающий воздух, так и застойную воду во рву. Кроме того, эти внешние нужники предназначались лишь для хозяев замка и их гостей, а простые люди должны были находить свое собственное отхожее место, или, как это описывает большой авторитет, профессор Троелс-Лунд: «Теперь, как и в былые времена, огромное большинство людей в замке, от пажей и солдат до простейших кухонных работниц, были забыты. Отрезанные от отхожих удобств на внешней стене, закрытые в бытовых помещениях, из которых в случае нужды они были обязаны уходить, большинство из них пыталось найти сокровенное местечко в любом углу и темном проходе в дневное время». Ночь конечно снимала все ограничения в те времена, когда современные средства освещения были неизвестны, а примитивная масляная лампа считалась большой роскошью. «Эта ситуация преобладала даже в лучших замках Европы до конца восемнадцатого века, причем ни Версаль во Франции, ни Виндзор в Англии не были каким-либо исключением». Обращающий на себя внимание тяжелый запах, как казалось, проникал повсюду, садясь на стены, мебель и одежду, вися в проходах и во внутреннем дворе и окружая замок как невидимый, удушающий и гнетущий туман. Один писатель-современник, вполне осознавая его происхождение, и относительно которого он не мог не смотреть с пессимистической точки зрения как на нечто, обусловленное «божественным миропорядком», символически выражается следующим образом: «Нужды людей тяжким грузом лежат на уме Короля». И действительно этот таинственный туман, о котором никто не осмеливался говорить или подавать вид, что замечает его, в соответствии с обычаями и представлениями того времени, лежали тяжким грузом на уме каждого. Так как его было невозможно развеять, то единственное средство борьбы с ним было использование глиняных горшков, в которых постоянно поддерживалось горение благовоний. Дым из этих кадил присоединялся ко всем другим выделениям, создавая в воздухе пелену внутри помещений и вися облаками вдоль проходов и лестниц, вызывая воспаления глаз и заставляя людей проливать невольные слезы по поводу всех своих горестей. В Музее Виктории и Альберта у нас есть возможность ознакомиться с разновидностью «супер-подошв» из железа, называвшихся «патеннами», на двух опорах высотой в три дюйма, чтобы приподнять их от земли. Они сделаны в значительной степени так же, как сандалии, которые носят японские женщины, и которые использовались благородными леди, желавшими избежать пачкания своей золотой обуви в проходах и на лестницах. Ибо даже в дневное время нужно было двигаться осторожно, чтобы не сделать ошибочного шага, который, на этих скользких тропах привел бы к неизбежной катастрофе. «Это была очень хорошая тренировка для полированных паркетных полов закрытых помещений», - как шутливо замечает Троелс-Лунд. *) *) Паттены были необходимы женщинам всех классов на нечищеных и немощеных улицах шестнадцатого, семнадцатого и восемнадцатого веков (Британская энциклопедия). «Паттены» теперь поддерживают каждую скромную женщину». Гей (Gay) (1685-1732). Гнездообразные нужники на внешних стенах не долго оставались в моде. Это была попытка некоторого улучшения , но от них скоро отказались за ненадобностью из-за опасности, которую они предоставляли во время осады и легкого пути бегства, которыми они являлись для пленников. Многим именитым пленникам не приходилось сильно бояться падения с большой высоты, так как их всегда мягко принимала куча навоза или ров внизу. Гнездообразные нужники теперь были заменены особыми башнями, как, например, в замке Маркусси (Marcoussi) во Франции, где башнеобразная емкость была построена для всех нечистот цитадели. В других местах, например в Англии, в главном здании был построен ряд небольших сточных колодцев, но конечно же без выпускного отверстия. Однако все эти устройства не помогли существенно улучшить антисанитарные условия, которые были ужасны и совершенно не вписываются в наше сознание. Повествуя об Англии шестнадцатого века Троелс-Лунд говорит: «Как в замке Короля Генриха VIII в Элтхеме, так и в замке Королевы Элизаветы в Гринвиче, все постоянно жаловались на то, что эти невыносимые испарения не поднимаются вверх, а лежат как тяжелые пары под крышей и в легких, приставая как роса ко всему, к одежде и к гобелену на стенах». Человеком управляет мода. Было модным не подавать вида, что замечаешь все это, тем более нельзя было говорить об этом. Добрая Природа пришла на помощь человеку, позволив органам осязания притупиться от этих испарений, иначе жизнь была бы невыносима. Таким образом официально вездесущность отходов человеческой жизнедеятельности нельзя было ни видеть, ни ощущать. Только людям самого низкого социального положения доверялось их удаление, как, например, генеральному палачу. В глазах тех поколений не было большей деградации, чем заметить их и приложить личные усилия для их удаления. Одно происшествие в этом восхитительном городке Эльсинор свидетельствует об этом. Так случилось, что голландский иммигрант по имени Бернт построил себя дом в Эльсиноре. Однако, не обладая достаточно хорошими манерами и поведением, чтобы не обращать внимания на кучи навоза на своем дворе и терпеть их, он в конце концов решил их убрать. Дело было сделано ночью, но результат был слишком очевиден, чтобы не быть замеченным. Это деяние решило его судьбу. Слух об этом деянии распространился со сверхестественной скоростью по всему городу, вызвав большую сенсацию. Оно было расценено как позорное оскорбление всей общины. Один из их собственных граждан унизил себя до животного уровня и взял на себя работу палача! Было проведено особое судебное заседание, на котором дело рассматривалось в присутствии Бургомистра и членов Городского правления, и было принято единодушное решение о том, что «ни в коем случае граждане Эльсинора не согласятся иметь в качестве согражданина человека, который унизился до социального положения генерального палача тем, что убрал грязь со своего двора». Голландец был выслан из Эльсинора. Человеческие экскременты были табу. Их пришлось оставить в покое повсюду и где угодно, не подлежащими прикосновению, кроме как ночью, да и то лишь людьми самого презренного класса. Ничто не может лучше выразить всеобщего мнения относительно этого деликатного дела, нежели Королевский указ в Дании от 1647 г., текст которого был следующим: «Если кто-нибудь будет пойман при переносе человеческих экскрементов в корзинах, бочках или ведрах, или позволит кому-либо еще делать это, оставляя их на рынке, на берегах реки или во рву, или бросая их перед домами соседей, то он будет подлежать тяжелым штрафам как преступник, судимый впервые. В случае второго или третьего преступления, то кем бы он ни был, его подлежит считать уборщиком мусора на службе главного ассенизатора, и с ним подлежит обращаться как с таковым и удалить из общины». * * * Одной из худших характерных черт того времени был всеобщий страх перед водой, которая возникла из-за загрязненного состояния воды в колодцах. Люди инстинктивно пришли к выводу, что ее нельзя использовать для питья. Ко всем горестям того времени таким образом добавилась всеобщая, часто неутолимая, жажда, к которой люди пытались привыкнуть так же, как в случае с дурным запахом на улицах, в зданиях и замках. Если было что-нибудь, в чем люди в те времена нуждались больше, нежели в чем-либо еще, кроме свежего воздуха, так это была вода для промывания тканей тела и очистки пищеварительного тракта, особенно толстой или ободочной кишки, от ядов, которыми они были насыщены. Без свободного доступа к питьевой воде неизбежно должен был появиться запор, и нет сомнений в том, что люди в те времена сильно страдали от этой болезни, которая теперь считается причиной и источником очень многих недугов. Согласно общему мнению того времени мало сомнений и в том, что процесс дефекации рассматривался как нечто ниже человеческого достоинства и как нечто, к чему следует прибегать как можно более редко. Никто не смел пить что-либо, кроме молока, пива и вина. Согласно документации того времени пиво и вино потреблялись богатыми людьми в поразительных количествах. Шесть кварт пива считалось минимальной нормой в день, а восемь-десять кварт — нормой для здорового человека. К этому количеству часто добавлялись несколько кварт вина. Но вино было слишком дорого, и даже пиво невозможно было делать регулярно из-за всеобщей нехватки хорошей питьевой воды, причем много пива портилось от того, что сильный дождь вымывал грязь со двора и улиц в колодцы. Вода, непригодная для питья из-за своего дурного запаха и плохого цвета, была непривлекательна и для мытья. В результате от мытья постепенно отказались и в конце концов не только стали избегать мытья, но даже считать его опасным. В книге под названием Кодекс галантности, опубликованной в 1640 г., мы читаем: «Очень неприятная потребность — ежедневное мытье рук, но лицо следует мыть как можно реже, а голову — очень редко... Рекомендуется стирать грязь с рук белой льняной тканью каждое утро, но не рекомендуется мыть лицо водой, потому что это делает лицо очень чувствительным к холоду зимой и к перегреву и поту летом». Когда шведская Королева Кристина, дочь известного Короля Густава II Адольфа, посетила Францию, ее руки были описаны как «нераспознаваемые в качестве человеческих из-за грязи». Эти люди конечно не пользовались вилками, которые появились на несколько столетий позднее. Все ели своими пальцами, используя нож лишь для резки или измельчения пищи. Квинтэссенция застольных манер описывается в следующем отрывке из книги, написанной директором школы: «Когда вы берете кусок мяса из большой чаши, то не берите его пальцами или своим ножом, а берите большим специальным ножом. Вы не должны облизывать свои пальцы языком, а также не рекомендуется вытирать их своей курткой. Не суйте больше трех пальцев за раз ни в какое блюдо. Не окунайте пищу, от которой вы уже вкусили, в общее блюдо, а когда вы окунаете свежий кусок, то старайтесь не окунуть и свои пальцы». У каждой эпохи — своя норма чистоты. Если кто-нибудь обвинил бы этих людей в том, что они грязнули, то они были бы очень удивлены и чувствовали бы себя крайне оскорбленными, ибо они считали себя образцами совершенства по чистоте. Даже если они не мыли рук, лица и тела, то у них на теле было чистое льняное белье, которое мылось вместо тела. В этом они считали себя выше и более передовыми, нежели их предки, у которых не было льняного нижнего белья, но которые мыли свои тела вместо этого. Если считалось вульгарным, низменным и унизительным мыть руки и лицо и конечно же не подобающим для дворянства и воспитанных людей, то конечно же для этого были кое-какие очень веские причины. Ибо каждый из них ежедневно наносил новый слой румян и притираний на свое лицо и руки, чтобы выглядеть гораздо чище и намного выше простых людей, которые не могли позволить себе этой косметики и поэтому вынуждены были показывать лишь свою собственную кожу во всей ее необработанности, какой она являлась после обычного мытья. Для придания всему внешнему виду еще одного знака превосходства и отличия были введены «мушки» или искусственные родинки как дополнительное украшение лица — мода, которую приняло и защищало даже духовенство, указывая на то, что ни у Святых Отцов, ни в Священном Писании ничего не было по этому вопросу. Конечно же и врачи последовали примеру, энергично защищая все привычки и моду своего времени, и даже грязь на улицах в качестве оправданной и способствующей здоровью и благополучию общества. Для завершения картины наших предков в шестнадцатом веке, мы не должны упустить волос. Даже в этом отношении они считали себя чище и прогрессивнее своих предшественников. Ибо никакая другая часть человеческого тела не предоставляла такого великолепного пристанища и питания для всевозможных паразитов, от которых, конечно, никто никогда даже и не мечтал освободиться, ибо, однажды удаленные, они немедленно возвращались. Единственное средство борьбы с «оккупантами» состояло в том, чтобы «вырубить лес», то есть сбрить волосы или выщипать их с корнем — очень болезненная процедура, к которой однако многие прибегали, гордясь своей любовью к чистоте. Этот обычай был в значительной степени ответственен и за введение парика, которым можно было чудеснейшим образом украсить голову различными художественными приемами. В то же самое время он стал источником «огорчения» для вшей, блох и всевозможных паразитов, которые ничего не могли найти для своего пропитания в его искусственных переплетениях. Только человек в парике, хорошо нарумяненный, напудренный и с «мушками» на лице, носящий моющееся льняное белье для поддержания своей кожи в чистоте вместо того, чтобы мыть ее водой, никогда не подающий вида, что замечает грязь, и еще меньше прикасающийся к ней в любой форме, считался чистым человеком; в то время как человек, который ежедневно мыл свои руки и лицо, а свое тело — еженедельно, и носил свои собственные волосы, но не носил льняного белья поверх кожи, без румян и «мушек» на лице, считался грязным, низким человеком, которого можно было даже заподозрить в удалении своих собственных фекалий. Таким образом, из всех этих различных условий человеческой жизни в шестнадцатом веке появляется образ человека: лысого, с толстым, искусственным слоем румян на лице и руках, лишенного обоняния, боящегося воды и свежего воздуха — фактически этот образ больше похож на мраморную статую, чем на человека.