Обычный летний вечер. Ужин давно закончен, уютно бормочет телевизор, я перелистываю страницы газет, просматриваю свежую прессу. Жена вышивает большой парусник. Она скоро его закончит, и получится великолепное красивое полотно. У меня бы не хватило терпения на такую работу. Затренькал мой мобильный. Смотрю на экранчик, там высвечивается слово «Шмаков». Ага, звонит мой старинный друг и однокурсник Андрюша Шмаков. Он, да ещё Олег Щиголев, оказались самыми «долгоиграющими» из нашего выпуска. По крайней мере, те, о ком я точно знаю, что они ещё летают. А прошло почти тридцать семь лет. Андрюха сейчас в командировке, в Усинске. Днём он прилетал в Печору по санзаданию, привозил больного из Усинска. Я видел, как их борт зарулил на стоянку, они не выключались, подскочила «скорая», забрала больного, Андрюша ввёл обороты, их «восьмёрка» развернулась на стоянке и покатила на старт. Я проводил взглядом взлетающий борт.
Ну и что нам хочет сказать товарищ «Шмаков»? Включаюсь, слышу знакомый голос: «Шура, Смяткин умер». Меня аж качнуло. Андрюха сказал ещё несколько слов, мол, откуда информация и где это произошло. Тусклым голосом попрощался и ушёл со связи.
Мозг чётко зафиксировал информацию – умер Александр Александрович Смяткин. Как умер?! Этого не может быть! Может это какая-то ошибка, вдруг неверная информация, и всё это просто дурацкий сон. Но глухая тоска, подкатившая к сердцу, схватила его холодной рукой. Мысли разбегаются. Спокойно, Саня, спокойно! Накатывает какая-то, прямо детская обида. Ну как же так, ну почему? Впереди бессонная ночь, и мысли в голове крутятся тяжёлые, как глыбы из каменоломни. И память, память крутит какой-то калейдоскоп воспоминаний.
У нас, в холле четвёртого этажа штаба, на стене висят стенды с фотографиями. Их сделали к шестидесятилетию предприятия. Я люблю рассматривать эти фотографии. На них мы все ещё живы, и молодые, и кто постарше, и ветераны. Фотографиям этим сорок, тридцать, двадцать, десять лет. Там наши экипажи на фоне своих бортов – АН-2, МИ-2, МИ-4, МИ-6, МИ-8. На разборах, на пикниках, на лыжных соревнованиях, на демонстрациях в день 7 Ноября, 1 Мая. Да таких фотографий полно в фотоальбоме каждого лётчика, да и во всех лётных коллективах. Лётчики в кабине, в спортзале, возле гаражей. Обычная жизнь большого и дружного коллектива.
Есть там и одна фотография, где Сан Саныч со своими хлопцами с вертолётов МИ-4. Они стоят на фоне входной двери аэровокзала (когда ещё не было над входом большого навеса – портала). Фотографии этой лет тридцать пять. Все ребята в форме, кто в плаще, кто в демисезонной куртке. У всех на головах форменные фуражки. И в центре композиции Сан Саныч в светлом, донельзя модном гражданском пальто с большими лацканами и в моднючих тяжёлых ботинках на толстой подошве.
Все весёлые, молодые, а в центре сияет улыбка Смяткина во всё лицо. У них впереди – целая вечность, и они радуются жизни. В молодые годы Саныч увлекался музыкой, вёл дискотеки, но не это главное.
Он закончил командный факультет академии, и когда списали вертолёты МИ-4, Александр Александрович переучился на вертолёт МИ-6. Его и переучивали с таким расчётом, что он полетает вторым пилотом на МИ-6, потом введётся командиром вертолёта, а впоследствии будет командиром эскадрильи вертолётов МИ-6. Так всё и получилось. Я с гордостью могу сказать, что вторым пилотом он летал только в нашем экипаже! Меня предупредили, ты повнимательнее, дипломатичнее – это будущий твой командир. Ерунда всё это! Нормально нам леталось, Саныч нормальный мужик и никаких шероховатостей в работе экипажа не возникало. Смяткин ввёлся командиром вертолёта, потом стал комэском, а впоследствии командиром лётного отряда. И ничего в его отношении к людям не поменялось. Всё такой же доброжелательный, улыбчивый. Если делает замечания, то по делу, не дёргает людей без толку. Когда он летал со мной проверяющим, уже как командир лётного отряда, иногда в полёте говорил: «Командир, дай управление, разомнусь немного, а ты отдохни!». Видно было, что человек в небе на своём месте, а полёт для него, чтобы отдохнуть от земных забот, потока документов и телефонных звонков, от которых никуда не деться командиру лётного отряда. А иногда Саныч просто сидел в правом кресле, думая о чём-то своём, поглядывая на землю.
Тяжёлое заболевание сильно ударило по нашему командиру. Но он сильный, выкарабкался. Профсоюз выделил деньги, Санычу сделали операцию, химиотерапию прошёл, очень сильно поменялась внешность, но он всё преодолел.
Ушёл работать в Москву. По отзывам знающих людей Смяткин был одним из знающих, толковых специалистов в Росавиации. Человек, который на практике знал нашу работу и не допускал написания руководящих документов, от которых потом на местах люди хватаются за голову. Но при этом не изменился, как человек. Оставался всё таким же простым и доброжелательным. Всегда, по возможности, приезжал в Печору. Встречался с нами, кто остался, экипажами МИ-6 и говорил: «Вы моя эскадрилья, с вами я вырос и с вами отдыхаю душой».
В последний раз был, кажется, совсем недавно. До этого был на праздновании и 60-летия, и 65-летия предприятия. Привозил подарки нашему коллективу.
В этот приезд собрались совсем небольшим составом. В кафе «Старый Замок» накрыли стол на 10 человек. К моему огромному сожалению, я не пошёл, плохо себя чувствовал. Но мы всё равно встретились. Успели накрыть небольшую «поляну» на работе, посидели за коньячком, поговорили небольшой компанией. Поднимая рюмку, Саныч пояснил свой приезд: « Соскучился я по вам, может, последний раз видимся».
-« Да ладно, командир, что ты такое говоришь, какие наши годы!».
Перед отлётом, в ожидании самолёта, мы сидели в моём рабочем кабинете и разговаривали. Александр Александрович на прощание достал свою визитку, на которой указаны его должность, телефоны, место работы и три простых слова - «Заслуженный пилот России». Отдал визитку мне и сказал: «Ты, Саня, не пропадай, выходи на связь, звони, если что…». Мы обнялись и он улетел. Как оказалось – навсегда!
Теперь я держу в руках эту визитку и осознаю, туда уже не позвонишь. Мозг понимает, что Саныча уже нет, а сердце отказывается верить. Он ушёл, но полёт его не окончен. Лётчики не умирают, они просто улетают. Прощай, Командир!