Рылся как-то в шкатулке с документами, нужно было отыскать какую-то бумагу. На глаза попалась тоненькая книжечка с громким названием
« Свидетельство парашютиста». Надо же, - парашютиста! Развернул, прочитал свою фамилию, имя, отчество. Документ подтверждал, что у меня аж целых два прыжка. Первый – ознакомительный, второй – тренировочный. Я понимаю, парашютисты – это люди, которые живут небом, парашютами, прыжками. Иногда я вижу по телевизору репортажи о соревнованиях парашютистов, рекордные прыжки, когда в небе десятки людей на короткие секунды создают изумительные по красоте фигуры, от которых дух захватывает. За плечами настоящих парашютистов сотни, а то и тысячи прыжков. Люди с парашютами прыгают для тушения лесных пожаров. Десантники, которые десятками высыпаются из транспортных самолётов, расцвечивая небесную синь белыми куполами. Вот это настоящие парашютисты.
А я свои два прыжка сделал, через не могу. Поясняю. Я очень неуютно чувствую себя на высоте. Терпеть не могу подходить к краю обрыва, пропасти, балкона, если он находится на высоте больше пятого этажа. Спина холодеет и пульс учащается.
А вот в кабине вертолёта чувствую себя очень спокойно. И мне плевать, какая там высота под вертолётом. Хоть сто метров, хоть три километра. Сидишь себе, спокойно крутишь баранку, поглядывая на прекрасную землю, раскинувшуюся внизу.
Когда поступал в лётное училище, я прекрасно знал, что будут обязательные парашютные прыжки. Того, кто отказывался от прыжка, отчисляли. Для себя я решил, что прыгну, во что бы то ни стало.
Позади девять месяцев теоретической подготовки. Мы с ребятами сдружились. Позади уже огромное количество часов занятий, самоподготовок, нарядов на кухню, в караул.
И вот мы перешли из учебных корпусов и казарм в городе, на наш аэродром Большая Кохновка. Впереди полёты, освоение машины, первое висение в воздухе, первые полёты по кругу с инструктором, первый самостоятельный вылет, впереди всё то, о чём я мечтал, к чему шёл всё это время. Но это немного позже.
А пока впереди парашютные прыжки. Нас основательно к ним готовили. Мы изучали парашют, его укладку, подвесную систему. Нависелись, как мешки с песком на тренажёре, прыгали со специального помоста, плотно сжав ноги. Запоминали весь порядок действий после отделения от самолёта. Подбирали по размеру сапоги, помнили, как нужно поставить голеностоп, чтобы не сломать себе ничего при приземлении. В общем, изучили всё, что можно и нужно. Осталось только прыгнуть.
Заранее о том, когда будем прыгать, не предупреждали. Просто в один из прекрасных дней второй половины июня в кубрик вошёл старшина и, перечислив фамилии, сказал: « Собирайтесь и шагом марш к парашютно-десантному классу. Через два часа прыжки».
Сердце ёкнуло и слегка ушло в пятки. Через два часа всё и решится.
Пришли к парашютно-десантному классу, переобулись в подобранные по размеру и по ноге сапоги. Сапоги хорошо держат голеностоп и должны плотно сидеть на ноге, чтобы при раскрытии купола парашюта, когда человека резко болтнёт в воздухе, их не сорвало. Получили парашюты, погрузились на бортовую машину и покатили по траве аэродрома в квадрат, где будем садиться в самолёт АН-2, с которого, собственно, и десантируют новичков парашютистов во всех лётных училищах и аэроклубах страны. На старте, в ожидании начала прыжков, надели парашюты, подогнали подвесные системы, попрыгали, проверили, всё ли правильно сделано и уселись на травку в ожидании, когда подойдёт наша очередь.
В тот день прыгало несколько групп, поэтому весь процесс затянулся на довольно большой отрезок времени.
Перед началом прыжков, видимо для нашего успокоения, опытный парашютист-инструктор, симпатичная женщина, к сожалению имени её не помню (всё-таки прошло тридцать шесть лет), демонстрировала нам показательный затяжной прыжок.
Она запрыгивала в самолёт, и он, сытно урча мотором, после короткого разбега, отрывался от земли, и кругами, набирая высоту, забирался всё выше и выше, аж, на три тысячи метров. Мы, задрав головы, сидели на траве, неотрывно глядя на маленький самолётик, тарахтящий высоко в небе. Вот он выходил на боевой курс, и от него отделялась маленькая точка, которая стремительно неслась к земле. Я с замиранием сердца следил за человеком, падающим вниз в затяжном прыжке. Земля всё ближе и ближе. И вот над тёмной точкой полыхнул купол парашюта, наполнился воздухом и, как белый одуванчик, повис в небе. Через какое-то время парашютистка приземлилась прямо перед нами, пробежав пару шагов, погасила купол, и, собрав в охапку весь этот ворох шёлка и строп, подошла к нам, улыбнулась и сказала: « Вот, мальчики, видите, ничего страшного! Всё будет нормально!».
Мальчики согласно покивали головами, обтянутыми десантными шлемами, но на лицах не проявилось здорового энтузиазма. У меня есть фотография, где мы сидим на траве, уже готовые к прыжкам, за несколько минут до посадки в самолёт. Лица сосредоточенные, слегка хмурые, видно, что каждый переваривает в себе то, что ему предстоит вот буквально сейчас.
Самолёт берёт в набор десять парашютистов, плюс инструктор. Взлетает, набирает высоту восемьсот метров, выбрасывает первую пятёрку, потом, сделав небольшой вираж, опять выходит на прямую линию, ведущую в точку сброса, и машину покидает вторая пятёрка.
В голове всё время крутились какие-то обрывки мыслей: « Как же я прыгну!? Я же не смогу! Ой, мамочки, ну зачем всё это!? Господи, ну чего меня понесло в лётчики!? Нет, чтобы поступить в нормальное учебное заведение, сидел бы сейчас, как человек в аудитории…».
Но сильнее этого страха, был другой. Опозориться перед своими друзьями. Они смогут, а я нет!? Я должен прыгнуть, должен самому себе доказать, что я не хуже, что я смогу.
Вот подошла и наша очередь. Самолёт неумолимо подрулил к нам, последовала команда: « Встать! В самолёт!».
Когда на человека одеты два парашюта, за спиной основной, на груди запасной, и правильно подогнана подвесная система, он слегка горбится, косолапит и напоминает большую сосредоточенную черепашку-ниндзя. Господи, в то время никто не знал о каких-то черепашках-ниндзя.
Самолёт стоит, не выключая двигатель, лопасти винта рубят воздух, а струя воздуха от винта шевелит и пригибает траву позади самолёта.
Десять сгорбленных фигурок, неуклюже ступая на подножку, забрались в самолёт, расселись на боковых откидных сидениях, дверь захлопнута, лётчик дал газ, и самолёт, быстро набирая скорость, подпрыгивая на неровностях лётного поля, помчался вперёд. Короткий разбег, и вот мы в воздухе. Деловито урча мотором, АН-2 широким разворотом энергично набирает высоту. Сосредоточено смотрю прямо перед собой. В голове уже какая-то пустота.
Вытяжные фалы парашютов будут пристёгнуты карабинами к тросу внутри самолёта. Ни за какое кольцо дёргать не придётся. У нас принудительное раскрытие парашюта. Надо только сделать три шага к открытой двери самолёта и шагнуть вниз.
Самолёт набрал высоту 800 метров и вышел на прямую линию – курс сброса. Я прыгаю во второй пятёрке, предпоследним. Сначала прыгают более тяжёлые, а потом более лёгкие. Поскольку, в те годы я был худой, то и прыгал предпоследним. Это сейчас я вешу почти сто килограммов, и поэтому пришлось бы прыгать первым. Не приведи господь!
Над дверью пилотской кабины загорелась предупредительная жёлтая лампочка. Первая пятёрка встала, выстроились в затылок друг за другом. Дверь открыл инструктор и отошёл в сторонку. За открытой дверью ревёт воздух, хотя десантирование производится на нормальной скорости.
Я стараюсь не косить глазом и не смотреть в эту открытую дверь. Загудел сигнал сирены, загорелась зелёная лампочка над пилотской кабиной. Первая пятёрка исчезла за бортом, будто её и не было. Дверь закрыта, самолёт закладывает левый разворот и по небольшому кругу опять выходит на курс сброса. Ну, до чего же маленький круг он сделал, хоть бы чуть побольше пролетел, лишь бы оттянуть момент прыжка, ну почему я не в первой пятерке, сейчас бы уже отмучился!
Всё, мы на прямой! Дверь открыта, мы стоим в затылок друг другу. Инструктор-выпускающий ободряюще улыбается. За спиной заревела сирена. Страх куда-то отступил, в голове одна мысль: « Надо! Саня, держись! Это тебе надо!». Хлопок ладони инструктора по плечу: «Пошёл!».
Открытый прямоугольник двери со скруглёнными уголками, потёртый порожек, на котором видна каждая заклёпка, сиреневая бездна за бортом, солнце над горизонтом, далеко внизу окраины села Большая Кохновка, лесопосадки, поля. Всё это на секунду замирает перед глазами, и шаг в пустоту….
Ой, мамочка!!! Всё внутри сжалось в тугой комок. Мозг одеревенел! Меня куда-то кидает вниз и в сторону, ноги задираются в синее небо, я слышу хлопок, и какая-то сила хватает меня, как котёнка за шкирку, и тащит вверх. Это раскрылся купол парашюта, наполняясь воздухом и замедляя моё падение.
Поднял голову вверх, бессмысленным взглядом провожая самолёт, вижу парашют того, кто прыгал следом за мной. Смотрю на купол, он нормальной формы, наполнился, я, подняв руки, сдёргиваю «чулочки» в верхней части подвесной системы. От этого стропы расходятся ещё шире, купол увеличивает свою площадь, и скорость моего снижения замедляется.
Уселся поудобнее в подвесной системе, огляделся. Сердце замирает от этой красоты небесной. В воздухе тихо, и мы свободно переговариваемся с товарищами, которые висят под куполами, выше и ниже меня. Слышно так хорошо, будто человек, с которым ты говоришь, находится рядом.
От сердца отходит страх и душу заполняет невыразимое удовольствие от парения под куполом парашюта. В голове сами собой звучат строки песни из какого-то кинофильма:
« Смотришь, не дыша, ты сверху на равнину,
Нужно сделать шаг, только шаг, чтоб тебя назвали мужчиной.
Где-то там внизу мир добрый и знакомый
Там кричат сороки в лесу, и ромашки пахнут как дома.
И сейчас тебе шаг первый сделать надо
Ты скажи спасибо судьбе, что плечо товарища рядом…».
Сидишь на лямках подвесной системы, болтаешь ногами и, балдеешь от счастья. Я смог, я поборол себя, я прыгнул!
Земля медленно выплывает из - под ног, я снижаюсь спиной вперёд. Кажется, что висишь в небе неподвижно. С высоты метров сто пятьдесят, начинают доноситься запахи и звуки земли. Пахнет пылью, травой аэродрома, бензином вертолётов. Слышен шум грузовика, проезжающего по полевой дороге за лесопосадкой.
Внезапно земля начинает довольно таки быстро вырастать в глазах и приближается ко мне очень резво. Руки поднимаешь вверх, хватаешься правой рукой за левую лямку подвесной системы, а левой рукой за правую лямку. Руки оказываются скрещены над головой. Тянешь лямки навстречу друг другу, и тебя разворачивает в подвесной системе на сто восемьдесят градусов. Земля, которая до этого выплывала из-под ног, начинает набегать на тебя, быстро приближаясь. Носки, пятки вместе, косточки голени сжаты, колени тоже, ступни параллельно земле. Земля совсем рядом!!! Вспоминается наставление инструктора: « Не пытайтесь устоять на ногах, валитесь в ту сторону, куда валит купол, переворачивайтесь на живот и тяните на себя нижние стропы, чтобы погасить купол…».
Плюх!!! Свалился влево вперёд, перевернулся на живот, и, потянув нижние стропы, погасил купол. Всё, кажись всё! Я на земле. Встал на ноги, собрал в охапку парашют и стою с блаженной улыбкой на лице, задрав голову в небо. Рот сам собой растягивается до ушей. Сложные чувства в душе. И радость победы над своим страхом, и гордость за себя, что смог, что прыгнул, не струсил, не оказался слабее других. И восторг полета, и страстное желание прыгнуть сейчас же ещё раз, прямо сейчас повторить прыжок! Подумаешь, делов то! И ничего не страшно. А внутренний голос ехидно говорит: « А кто это сейчас там, в небе, орал от ужаса и вспоминал мамочку?!».
Суровые отцы-командиры запланировали прыжки так, что следующий, тренировочный прыжок был только через две недели. Чувство восторга и эйфории улетучилось, а страх вернулся. Но второй раз было уже проще. День был уже не солнечный, облачность висела где-то на высоте тысячи полторы, и, собрав волю в кулак, я опять шагнул в пустоту.
И всё повторилось. И «ой, мама!», и восторг, и полёт, и радость преодоления себя. И земля встретила так же ласково. Обошлось без приключений. Снова «плюх» на землю, встал, собрал парашют и потащился в квадрат сбора. Ребята шумно обменивались впечатлениями от прыжков, весело зубоскаля. Я тоже радовался вместе со всеми, осознавая, что больше в училище мне прыгать не придётся. И придавало моей радости ещё и немного умиротворённый оттенок. Какая впереди лежит дорога, я тогда не знал, но жизнь показала, что за всю лётную работу я возвращался на землю на том же воздушном судне, на котором и взлетел с неё. И это, по-моему, нормально. Вы мне хоть кол на голове тешите, но я не понимаю, как это – покинуть борт живого самолёта или вертолёта, если он исправен, или того не требуют особые обстоятельства.
И когда я держу в руках тоненькую книжечку с названием «Свидетельство парашютиста», смотрю на старую фотографию, где мы на лётном поле сидим за несколько минут до посадки в самолёт перед прыжком, я понимаю, что никакой я не парашютист.
Я люблю уют пилотской кабины, дрожание «ручки» и «шаг-газа» в руках, россыпь приборов перед глазами, прекрасную землю за стёклами и стрёкот лопастей над головой. Но люди, которые сделали прыжки смыслом своей жизни, вызывают у меня уважение. И пусть удача никогда не покинет их. «…Нет на свете чудес, не бояться нельзя высоты. Только прыгнув с небес, можно стать с высотой на ты…».
Хотя с последними словами я не согласен. Нельзя быть с высотой, с небом или с морем «на ты», только «на вы» и только «на вы». Небо, как и море, не терпит дилетантов, самонадеянности и ошибок не прощает. Удачи вам, летящие, прыгающие и плывущие! До встречи на земле.
Моей машины быстрой тень
Скользит безмолвно по снегам,
Ещё один полярный день
Уходит к дальним берегам.
За лопастями белый след,
В морозном небе нить судьбы
Бежит за мной он много лет
До радости, иль до беды?
Под гулкий рокот лопастей
И свист турбин над головой,
Проходит много лет и дней
Пилота жизни путь земной
Над горизонтом солнца луч,
Он, как подарок мне,
Блеснув прощально из-за туч
Растаял в вышине
Полёта долгие часы
Остались за спиной
Огни далёкой полосы,
Как двери в дом родной
Ещё осталось нам чуть-чуть,
И вот мы на земле
Закончен долгий трудный путь
С удачей на крыле.