Мы ищем убеждения, не насилующего нашей свободы, а всякое слово человеческое тащит нас; лишь одно Слово Божие (хотя бы и в слове человеческом) — зовет нас, являя свою любовь.
Слово же человеческое уговаривает и принуждает.
Иоанн Шаховской "Апокалипсис мелкого греха"
Не забуду, как одна из прихожанок (она работала в храме уборщицей) тычками заталкивала своего внука в церковь на Причастие. Внуку лет пять-шесть. Дело было весной. Солнышко светит, ручьи бегают, все сверкает вокруг. У мальчишки кровь гуляет, он носится вокруг церкви, таскает девчонок за косички. И вдруг - железные объятия любви бабушки и тычок по затылку. Тычок - мягко сказано. Скорее - удар тяжелой ладонью. Нервный, резкий, грубый.
-- Умнее будешь. На Причастие шагом марш!
И тут же в оправдание, заметив меня: - вот я дочку не приучила к церкви с детства, теперь колется и пьет. И муж у нее - по тюрьмам. Внук неприкаянный. Если не я, то кто?
Мне стало не по себе от такого диктата "любви" - сама любовь не может диктовать смыслы. Настоящая любовь может смиренно указывать, звать, иногда строго убеждать, отторгать от гибельного пути, но не тащить за шиворот в Истину. Но у бабушки убеждение: если не я, то кто? Вступать в диалог бессмысленно. Потому, что - убеждение.
Не в осуждение - у самой бабушки в семье тоже были разлады. Муж первый пил, сидел в тюрьме. Второй не пил, но бил. Сидел в тюрьме. Развелась с обоими. Ездила к Епархиальному начальству благословение брать на "развенчивание". В церкви на Садовой венчались, - говорила она в первый год после замужества. Это означало, что раз Бог благословил, церковь закрепила это благословение в Таинстве, значит, в семье будет совет да любовь. Только оказалось иначе. Ни любви, ни совета. Все пошло кувырком. И Таинства тут ни при чем. Тут, скорее наследственное, то есть родовое повреждение. Это даже не благоприобретенное. Это уже в генах. С этим, пишут святые отцы, бороться можно, но очень тяжело. Потому, что не просто измениться через покаяние тому, у кого склонность к определенному греху в самом составе крови содержится. В генах. Трудно это, но можно. И венец такого подвига, говорят, еще больший, чем просто борьба со своими благоприобретенными грехами.
Так и у этого мальчишки, внука. Через гены передалось что-то такое, что требует выхлопа через бунт. Забегая вперед, скажу, что с внуком приключилось все как по писанному: после армии загулял, женился, развелся, с кем-то подрался на улице, сел в тюрьму. А бабушка теперь с его ребенком, правнуком своим возится. Может быть, не шлепает больше по затылку и не гонит тычками на причастие. Но убеждения сохранила.
Встретила тут меня как-то и говорит: - я ж по любви их к церкви приобщаю. Если не я, то кто?
Вспомнился мне Клайв Льюис и его "Баламут", старый дядя-бес, который так признавался в любви к племяннику:
"Мой дорогой Гнусик!
Я тебя люблю, но это значит, что я хочу тебя взять в свои когти, тебя так держать, чтобы ты от меня никуда не удрал, тебя проглотить, из тебя сделать свою пищу, тебя переварить так, чтобы от тебя не осталось ничего бы вне меня."
И кстати, это не совсем метафора. Именно так многие и понимают любовь и предмет любви. Предмет обожания (не обожения). Полная собственность того, кто любит. И полное подчинение того, кого любят.