Дверь квартиры распахнулась, и меня окутали ароматы табака и кофе. Запахи въелись в стены так глубоко, что переживут меня и ещё не одно поколение жильцов. Плащ привычно бросил на крючок, предварительно достав блокнот. Стянул ботинки один за другим и, почти рыдая от облегчения, поплёлся в кухню. На крохотном столике стоит пепельница с плотной коркой пепла, бутылка виски и стакан. Завтрак чемпионов и детективов, самое то после ночного дежурства.
Откинулся на спинку стула, покачивая наполненный до середины стакан. Виски комнатной температуры, с отчётливым послевкусием дешевизны. Как хорошо, что мне важен только результат. Затуманенный алкоголем и усталостью взгляд упёрся в потолок. Воображение начало рисовать по желтоватой штукатурке узор Резчика.
— Кто же ты, тварь? — Прошептал я.
Многоквартирный дом оживает, наполняется звуками, где основной это гул канализации и топот на лестнице. За стеной заскрипела кровать, сонно загудели голоса. Соседи проснулись и готовятся уйти на работу. Скоро всё стихнет, и я усну до следующего дежурства... но я не хочу спать. Сон приносит лишь кошмары из забытого прошлого, а поэтому надо пить. Алкоголь притупляет сновидения, укорачивает.
Достал лакричную палочку из портсигара и «прикурил», держа как сигарету, даже выдохнул несуществующий дым. Бессмысленное копирование привычных действий слегка притупляет жажду никотина. Однако глаза всё косятся на кухонный шкафчик, где лежит последняя сигарета. Первый звоночек моего малодушия и его вечный памятник.
— Да что б тебя... — Сказал я, обращаясь к самому себе. — Ты пережил концлагерь и собственную память! Разве это сложнее, чем бросить курить?! Чёрт...
Стараясь отвлечься от навязчивого желания, взял блокнот и погрузился в чтение заметок.
— Первое убийство Резчика, год назад. Жертва, девушка семнадцати лет, позже опознанная, как Кларисса Эшнорт, подданная княжества Мал. Прибыла в Вардан с туристической группой.
Память услужливо подсунула вид обезображенного тела, лежащего в придорожной канаве. Я даже вновь услышал звон крыльев зелёных мух. Глоток виски оборвал рвотные спазмы.
— Третье убийство, жертва, мужчина пятидесяти лет, подданный королевства. Литейщик на пенсии, инвалид. Одну руку потерял на войне, там же обзавёлся магическим поражением левой ноги.
Ещё крепкий старик привязан к стулу, голова безвольно лежит на «расписанной» груди. Кожа левой ноги чёрная, покрыта струпьями, над коленом старая татуировка защитного круга, не дающая порче подняться выше. Запах... нет, густой смрад, от которого тебя выворачивает наизнанку, как лёгкие от иприта.
Всего жертв двадцать... двадцать одна, с последней. Ничего общего, никакой логики в выборе. Будто Резчик хватает первого попавшегося. Неужели, я что-то упускаю?
За весь год первая зацепка, это треклятое граффити. Что характеризует убийцу, как хитрого и осведомлённого. Обычный гражданин не спрятать следы от магов. Криминалисты из коллегии, способные отследить человека по капле крови или волоску, спасовали перед ним.
Пьянея, качнул стаканом и задумчиво оглядел комнату, остановил взгляд на окне. За стеклом открывается прекрасный вид на кирпичную стену, тёмную от дождя и вечной сырости.
— Граффити... — Пробормотал я, чувствуя, как алкоголь сплетается с усталостью. — Дети... порт... мигранты?
Мысли окончательно сплелись в ласточкино гнездо и я, прежде чем успел понять, оказался на диване. Сон навалился, стоило голове коснуться подушки...
... Мужчина вопит разрывая связки, а маг в коричневой форме старшего офицера СС продолжает сжимать его лицо пятернёй. Пленник стоит на коленях, откинувшись назад, руки сведены за спину и стянуты по запястьям. Под потолком покачивается лампочка на толстом проводе. Блики отражаются от сапог мага, высоких и отполированных до зеркального блеска.
Я хочу вырваться, но тело не слушается, а руки прикованы к стене короткими цепями. На шее ошейник с шипами внутрь. Холодно и очень хочется есть. Настолько, что смрад палёной плоти наполняет рот слюной.
Как я здесь оказался? Кто я? Что вообще происходит?!
Маг оттолкнул жертву, и мужчина упал навзничь в лужу собственной мочи. Мучитель брезгливо отряхивает ладонь и с пальцев срываются рубиновые капли. Медленно поворачивается ко мне и на бледном лице трещиной разрастается улыбка...
Я подскочил на диване, сжав левую сторону груди и дыша, как марафонец после забега. Рубашка промокла насквозь, потоки пота сбегают по лицу. В прихожей сипло надрывается телефон. Дребезжащий звон разносится по квартире и вгрызается в мозг. Кое-как слез с дивана, покачнулся и поспешил, хватаясь за стены. Тело не проснулось до конца, ноги заплетаются и такое чувство, будто забыл, как дышать.
— Да... — Гаркнул я, схватив трубку и ударив ею в ухо.
— Барклай? Это Венар!
— Доброе утро... — Пробормотал я, отчаянно пытаясь вернуть контроль над языком.
— Утро? Дружище, скоро вечер!
— Когда проснулся, тогда и утро. — Ответил я и мысленно похлопал себя по плечу, голос прозвучал почти нормально.
— Ладно-ладно, у меня для тебя есть потрясающая новость!
Сердце остановилось и прижалось к рёбрам, жадно вслушиваясь в каждый звук. Я глуповато приоткрыл рот и выдохнул:
— Говори.
— Я нашёл совпадение с рисунком!
— Скоро буду! — Выпалил я, бросая трубку.
***
Участок, бетонный короб на перекрёстке близ центра города. Широкое крыльцо из цемента, смешанного с речной галькой и огромные, архаичные, деревянные двери. Я ударился о них плечом с разбега, перепугав дежурного. Парень подскочил на стуле, хватаясь за кобуру на поясе. Застыл признав, закатил глаза и опустился назад. Я промчался мимо, едва удерживая равновесие и проклиная куцый сон. Пронёсся по лестнице, оттеснив к стене патрульного и головой открыл дверь в лабораторию.
Венар вздрогнул за столом и поднял на меня взгляд. В одной руке вилка, в другой нож. Щёгольские усики блестят от жира.
— О, Барклай, а ты быстро! Летел?
— Ага, на крыльях правосудия. — Буркнул я, потирая макушку. — Что нашёл?
— Художника.
Венар отодвинул тарелку с рыбным филе, промокнул рот салфеткой и указал на соседний стол. Среди лабораторных бумаг, инструментов и баночек с реагентами, лежит простецкая картонная папка. Приметная разве что лохматым шнурком.
— Йнаун Лоч. Пол мужской, возраст, шестнадцать лет. Южанин, мигрант. — Сказал Венар, беря папку и протягивая мне. — Здесь адрес, но думаю ты и так знаешь этот район.
— Да, соседний с портом квартал.
— Именно. Только учти, шестнадцать ему было четыре года назад. Когда его поймали за вандализм.
— Что сделал? — Спросил я, беря папку.
— Раскрасил памятник Жербану Третьему под национальный узор.
— Каков идиот...
— Подростки редко бывают умными. — Вздохнул Венар, возвращаясь к тарелке. — Себя хоть вспомни... ох... прости.
— Ничего, уверен я был тем ещё кретином. Спасибо, Венар, с меня причитается.
Попрощавшись, вышел аккуратно прикрыв дверь. Папка обжигает руки, надо бежать и хватать засранца! Вдруг он и есть Резчик? А если нет, то они явно вращаются в одном круге! За год расследования, я внезапно так близок к триумфу!
На плечо опустилась тяжёлая ладонь.
— А, де Грот! Как хорошо что ты здесь!
Развернувшись, увидел шефа отделения, капитана Танра фон Кюрцглава. Тепло улыбающегося и сжимающего плечо, будто проверяя кость на прочность. Широкий и массивный, источающий ауру физической мощи, потомок древнего рыцарского рода.
— Доброе утро. — Начал я, постукивая пальцем по папке. — У меня тут прорыв в деле...
— Прекрасно, прекрасно, но сначала ко мне в кабинет.
— Зачем? — Спросил я, чувствуя опасность, будто готовлюсь прыгнуть в ловчую яму.
— У нас перевод из соседнего города, кажется, Нижний Яр, будешь наставником молодняку.
— Шеф!
— Барклай, — вздохнул Танра, покачивая головой, — давай не будем играть в волков одиночек. Пожалуйста.
— Каких ещё волков?! — Выдохнул я, едва не танцуя на месте от счастья. — Я же смогу на него всю бумажную работу свалить! Хотя бы половину! Скорее, ведите меня к этому безумцу!
— Что?
— Что?
Вместе поднялись на третий этаж и остановились у кабинета начальника. Прекрасное помещение с видом на проезжую часть и парковку. Дверь из морёного дуба, у первогодок ходит легенда, что она вырезана из ворот родового замка. Танра с улыбкой отворил и вежливо пропустил вперёд... в нос ударил тонкий аромат луговых цветов. В гостевом кресле сидит женщина, лет тридцати, в форме патрульного. Прямая как гвоздь, фуражку держит на коленях. Волосы, цвета каштана, подстрижены в короткое каре. На висках угадывается характерная вмятина от очков.
— Знакомьтесь, Лара, это ваш новый напарник, детектив-следователь Барклай де Грот.
— П-приятно познакомиться. — Пробормотал я, сбитый с толку.
Женщина подскочила с кресла, фуражку прижала к груди левой рукой, а правую протянула мне. Здороваться рукопожатием с женщиной дурной тон, но сейчас она совершенно не женщина, как и я не мужчина. Мы полицейские, даже не люди, а винтики в государственной машине. Ладонь у неё мягкая и неожиданно тёплая.
— Надеюсь, мы сработаемся, господин Грот! — Протараторила Лара, порываясь поклониться.
— Я тоже...
— Ну, смотрю, вы поладите. — Ухмыльнулся Танра, опускаясь за стол. — А теперь, Барклай, ты вроде куда-то спешил?
— Да...
— Вот возьми молодняк с собой. Всё равно теперь она тебя разве что-то до дома сопровождать не будет.
В коридоре внимательно осмотрел напарника, отчего Лара залилась краской и сжала кулачки. Тощая, не как я после освобождения, но сильнее нормы. Форма явно перешита, чтобы сесть по плечам и бёдрам. Глаза мягкие, цвета дубовой коры, с зеленоватыми прожилками.
— Ч-чего вы так смотрите? — Пролепетала она. — Я вам не профурсетка или секретарша!
— Да-да... Просто прикидываю физподготовку. Почему ты в форме патрульного?
— У меня нет формы детектива и... подходящей одежды тоже.
— Вот как... ладно, пошли.
Она ниже меня, буквально носом в грудь утыкается. Дежурный взглянул на нас, покачал головой, указывая на дверь. Я примирительно поднял ладонь, похлопал по папке и вышел на улицу. Сощурился от весеннего солнца, слишком яркого для человека выглушившего бутылку виски и спавшего три часа.
— Куда мы теперь? — Осторожно спросила Лара, оглядываясь и, по всей видимости, пытаясь угадать какая из машин, припаркованных возле участка, моя.
— Хватать важного свидетеля или подозреваемого, я ещё не определился.
— Подозреваемого... ох... вы взяли след Резчика?!
— Не кричи ты!
— Да-да, простите... — Стушевалась напарница, стряхнула с плеча несуществующую пылинку.
— Вон та синяя моя. Пока будем ехать, введу в курс дела.
— Я большую часть знаю. — Протараторила Лара, виновато улыбаясь. — Сын смотрит шоу и сводки про детективов, а там Резчика постоянно упоминают.
— Сын?
— Да, четырнадцать лет. Муж остался на фронте.
— Оу... прости.
— Ничего, я уже свыклась.
Сначала она потянулась к дверце заднего сиденья, но отдёрнула руку и распахнула переднюю. Села и педантично застегнула ремень безопасности, положила ладони на колени. Образцовая мать-одиночка, получившая мужскую профессию, когда мужчин почти не осталось. Держащаяся за неё изо всех сил, да с таким усердием, что получила повышение. На шее виден плетёный шнурок, он чуть выбился из-за ворота, магический амулет.
— Почему ты решила податься в столицу? — Спросил я, выруливая на дорогу.
— Деньги. — Просто ответила Лара. — Зарплата почти в два раза выше, возможности тоже. Никодима пристроила в хорошую школу при университете.
— Никодима?
— В честь отца.
— Редкое имя, однако...
— Пристегнитесь.
— Что?
— Вы не пристегнулись, — сказала Лара, постукивая пальцем по ремню безопасности.
— Мне не надо.
— Вы так хорошо водите?
— Нет. Просто мне не надо.
Разговор завял, как тюльпан в пустыне, не самое удачное начало совместной службы. Авто по обе стороны сжал поток машин, повёл за собой по трассе вдоль залива. На той стороне угадывается комплекс белокаменных дворцов и покачивающиеся на волнах яхты. Радио сочится бодрой музыкой с хриплым мужским вокалом. Я всем существом ощутил, как на очередном повороте в багажнике перекатилась полная бутылка виски.
— Не против, если закурю?
Вопрос сбил с толку, я даже на миг оторвался от дороги.
— Ты куришь?
— Мы уже на «ты»? — Спросила Лара, приподнимая бровь.
— Ну, раз мы напарники, то пора бы переходить.
— Ладно, вы... ты прав. Да, я курю.
— Только окно открой, я уже два дня, как бросил.
— Мой покойник-муж также говорил о выпивке. — С улыбкой ответила женщина, крутя ручку.
В кабину ударил кинжальный ветер, сдвинул папку на приборной панели. Напарница прикурила толстую сигарету, плотно набитую табаком крупной резки и выдохнула в щель струю дыма. Осторожно стряхнула пепел.
— Необычный выбор, для женщины. — Заметил я.
— Как и служба в полиции. — Парировала Лара. — Но такими просто быстрее накуриваешься и так экономишь.
Не надо говорить о сигаретах! Так только хуже. Ещё пара фраз и я попрошу у неё закурить!
— Стрелять умеешь? — Невпопад спросил я, просто чтобы увести разговор подальше от табачных тем.
— Немного. Тот, за кем едем, будет отстреливаться?
— Вероятно. Двадцатилетний мигрант, у них вечно чуть что, сразу пальба или ножи.
Дорога плавно опускается к побережью, заваленному бетонными блоками, похожими на противотанковые ежи. Сине-зелёные волны бьют о них и исчезают, оставляя лохмотья пены. У самого горизонта застыл танкер.
— А если там будет маг? — Осторожно спросила Лара, стряхивая пепел. — Я боюсь проклятий!
— Мы полиция, мы и есть проклятье для преступника. Ну и да, война доказала, что свинец сильнее магии.
— Я слышала южане все поголовно колдуны! Могут душу выдрать одним взглядом!
— Будь они такими, коллегия бы их всех на работу наняла. — Подметил я с улыбкой. — Поверь, это обычные люди, зачастую сбитые с толку переездом и другой культурой.
— Хм...
Лара затушила бычок в пепельнице и защёлкнула крышку, откинулась в кресле. Продолжая держать ладони на коленях, как провинившаяся школьница.
— Слушай... а всё-таки, почему именно полиция? Ведь и других работ было полно, и платили куда больше. На тех же заводах.
Женщина вздохнула, повернулась к окну и, закрыв его, сказала:
— Мужчины неохотно бьют женщин.
— Что?
— Говорю, у меня на глазах офицер не смог задержать воровку, а та ему едва глаз не выбила ногтями. Большинство мужчин, как оказалось, не могут ударить женщину. А я могу. Платят больше и я полезна, вот и весь секрет.
Она замолчала, перевела взгляд на океан и мелькающие столбы с дорожными знаками. Нас обошёл грузовик с военными номерами, из брезентового кузова выглядывают обритые призывники. У многих в глазах отпечатался страх и растерянность. Их только что оторвали от материнской юбки и родительницы явно были против. Не хотели терять ещё и сына...
— Барклай, ты служил?
— Да.
— Воевал?
— Да.
— Не любишь об этом говорить? — Осторожно спросила Лара.
— Не могу ничего вспомнить. — Вздохнул я, касаясь шрама на виске. — После лагеря память, как отрезало. Только отрывки, но скорее как сон, появляются и сразу исчезают.
— Я... я просто хотела спросить, вдруг ты был с моим мужем знаком. — Прошептала женщина, отводя взгляд. — Знаю, глупо, но... чем чёрт не шутит?
— А где он?
— Восточный фронт, третья бригада. Погиб при штурме укреплений.
— Увы. Ничего не помню.
Штыковая атака, жест отчаяния. За спиной серо-зелёный туман ядовитого газа, под ногами жидкая от крови грязь, а впереди окопы врага и пулемётное гнездо. Бегущий рядом парень упал, по нему пробежал другой. Висок дёрнуло горячим, а за спиной кто-то захрипел, падая в грязь...
— Барклай? Барклай!
— А? Что? — Пробормотал я, крутя руль и уводя машину в поворот.
— У тебя глаза остекленели! — Выпалила Лара, глядя на меня круглыми, как блюдца глазами.
— Ничего страшного. — С притворным спокойствием отмахнулся я. — Просто задумался.
— О чём?!
— Выключил ли воду в ванной...
— Врёшь. — Сухо бросила женщина, переводя дыхания от вспышки страха.
— Разве?
— Ты в мятой рубашке, щетине два дня, от тебя пахнет грязной простыней и виски. Ты не заходил в ванную минимум неделю.
Что ж, её точно повысили до детектива не только для битья женщин.
— Сильно пахнет?
— Приметно.
— Ладно, уговорила, завтра в прачечную наведаюсь.
— Жена слишком занята?
— Очень занята, тем что не существует.
— Оу... я думала вы с ней поссорились. Сложно нынче холостого мужчину встретить. Почти невероятно.
— Я женат на работе. — Ответил я и криво улыбнулся.
Благоразумно умолчал, что трудоголизмом спасаюсь от вспышек памяти. Это первейший мужской способ лечения душевных травм, просто не оставлять на них времени. Лара кивнула и сказала со слабой улыбкой:
— А я на ней замужем. Хотя... «работа» ведь женского рода, что делает ситуацию пикантной.
Я постучал по стеклу топливомера, скривился и начал перестраиваться в полосу со съездом. Над дорогой, перекрывая солнце, плывёт патрульный дирижабль, с поникшими прожекторами. На мостике гондолы стоит полицейский в тёмно-синей форме со светоотражающими лентами на руках. Облокотился об ограждение и лениво покачивает громкоговорителем. С шеи свесился крохотный бинокль, почти как театральный. Лара прижалась к стеклу, глядя на цеппелин с детским восторгом, шумно выдохнула:
— Вот бы сыну показать!
— Ещё увидит. В городе они на каждом шагу.
— Мы живём в пригороде... — С запинкой ответила напарница и стыдливо отвела взгляд.
— Хорошие районы там. — Заверил я, вспоминая те длинные двухэтажные бараки, построенные за пару месяцев. — Спокойно и воздух чистый.
— И до работы ехать битый час. — В тон ответила Лара и слабо улыбнулась. — А ты где живёшь?
— Однокомнатная квартира по дотации, на Речной.
— И как тебе?
— Я там только сплю. — Вздохнул я, пожимая плечами.
Действительно, дома я только заливаюсь виски и сплю. Диван даже не заправляю. Пьяному вообще всё равно на чём и где спать. А ложиться трезвым, смерти подобно.