Внимание! Во первых - сплошной спойлер, в во-вторых: без просмотра фильма - полная бессмыслица.
Фильм-откровение, фильм-катарсис. Сначала история невероятно проста, потом начинает всё путаться, тебе уже мало что понятно, но ты продолжаешь цепляться за смысл, и даже пытаешься что-то объяснить. Потом ты отпускаешь эти нелепые попытки и отдаёшься уморительному почти кустурицевско-фелиневскому балагану, а потом вдруг все встает на свои места, трогает простотой и посему человечностью истории, которая так хитро рассказана. Не нужно было искать смысла, нужно позволить себе отдаться течению, которое само выводит куда нужно и одаривает целой волной сентиментальности.
Впрочем, нужно что-то сказать и о психоанализе, как всегда. Я «случайно» у Лакана обнаруживаю фразу, которой он почти комментирует фильм: «Можно ли воспринимать эту психическую активность иначе, чем сновидение, если тысячи раз на дню улавливает наш слух то пёстрое чередование инерции и судьбы, бросков игральных костей и приступов оцепенения, ложных успехов и непризнанных встреч, из которых соткана человеческая жизнь?» (Семинар, Книга XVII, стр. 86) Моё описание того, как смотрится (хорошо, как я смотрел) этот фильм, тяготеет к происходящему на сеансе. Аналитическая работа происходит не на уровне смысла, не на уровне понимания. Это не работа разъяснения и донесения смысла. Нужно позволить речи течь в соответствии с теми законами, по которым она говорится, и тогда, вдруг, неожиданно, удаётся что-то услышать.
История в кино слоиста, как и рассказываемое на сеансах. Есть внешний уровень, уровень смысла: семейная пара в момент кризиса на грани развода. Мать и дочь, где мать боится взросления своей дочери: это разные поколения, и ей кажется что жизнь ребёнка несётся в тар-тарары, она боится её отпустить. Отношения взрослой женщины со своим отцом - опять встреча двух поколений, и кажется, что тО новое, что есть в твоей жизни, может быть непонятно и разрушит твоего родителя. Есть проблемы с работой и налогами, и эти требования администраций, которые так портят жизнь…
Обычная история, самая «простая» и банальная, которая так похожа на те «банальные» истории, что можем рассказать мы сами, и о чём болтают все вокруг. Но есть второй слой, есть, используя выражение Фрейда, «другая сцена». На ней история взросления и отдаления дочери превращается в битву не на жизнь, а на смерть, а попытка выяснить отношения с партнёром в игру с подменой личностей.
Есть кое-что, в чём мы даже можем попробовать разобраться. Лакан формализует человеческий фантазм с помощью формулы: ($ ◊ a). Здесь $ - это субъект бессознательного, пользуясь метафорой нашего фильма - это герой мультивселенной: ты исполняешь некоторую роль, идентифицируешь себя с тем, кем ты себя считаешь, но вдруг отчебучиваешь нечто такое, чего от тебя никто (в том числе и ты сам) не ждёшь (например признаёшься в любви) - и вот это уже кто-то другой, да ещё и в ином мире. Каждый раз, когда ты себя кем-то считаешь, ты обнаруживаешь в себе кого-то другого, и каждый раз, когда ты совершаешь выбор - ты теряешь что-то от себя самого, а любая суперспособность превращается в уродство. Это то, что Лакан назвал «разделённым субъектом», обозначенным в формуле как $ и имеющим топологическое воплощение в виде бублика…
Кстати о бублике, которому в фильме отводится особая роль. Тот же бублик позволит сказать пару слов и о втором элементе формулы ($ ◊ a) объекте маленькое ‘а’.
Мать и дочь сражаются ни на жизнь, а на смерть, и кажется, что это сражение может длиться вечно (как и все воображаемые ссоры и конфликты между близкими), пока не появляется бублик, который грозит засосать в небытие эту дочь. Переводя на уровень простой истории: дочь пытается начать свою жизнь, отдаться собственной судьбе, но в воображении матери - это угроза, что дочь полетит в пропасть, канет в водовороте бытия, пропадёт навсегда. За историей воображаемого сражения оказывается скрыта история потери, с которой невозможно смириться. И рационально вроде можно отпустить, и даже признать, что у дочери особые сексуальные предпочтения, но оказывается есть что-то, что ты не можешь оставить, потерять. Это что-то называется в психоанализе «объект маленькое а».
В самой сердцевине моего существа, моего бытия, моего тела, присутствует зияние, с которым я силюсь совладать. Я использую в том числе своих партнёров, чтобы заткнуть эту дыру, я их наделяю качеством этого объекта ‘а’, за счёт чего любовь порой становится чем-то невыносимым и больше похожим на бесконечную войну за жизнь. Отпустить другого - это значит открыть тот факт, что ты бублик, или, если угодно, камень, наделённый тяжестью потери, с которой остаётся только смириться.
Бесконечная мультивселенная человеческих отношений обрекает нас беспрестанно болтать, бесконечно выбирать, одновременно только и делая, что сожалея о каждом совершённом выборе. Отношения с другим здесь подчинены очень простому правилу: или ты, или он, в смертельной борьбе. Но на самом деле - невозможность этого воображаемого соперника оставить, предпочитая вечную схватку ужасу встречи с бубликом, который обрекает на смерть одного из вас.
Где ответ? А он в одном из на мой взгляд самых поэтических образов истории кино: два камня, лежащих на краю пропасти. Их два, и если один упадёт - останется только один. Ты бублик, и твоя потеря, твоя нехватка неизлечима. Так что отпусти, дай ему упасть, laisse tomber…