Найти тему

Чужое лицо. Глава 1.2

Дырявое небо, размытый по стеклам автомобилей уличный свет, и не только от фонарных столбов, брызги… Электрический свет не греет, он просто противно светит мне в лицо, добивая рекламой с неоновых щитов.

Нервируют машины, сажающие мне слух и зрение своим вечным жужжанием на уши и мельканием перед глазами; раздражают никогда не спящие в этом городе гуляки и лунатики, хоть сегодня их немного дождь по щелям разогнал; достал своим величием и трагизмом скучающий в своем гордом одиночестве Пушкин. Ненавижу и его и это место! Памятник покойному гению, сама давно гениальная покойница, это я про свою бывшую жену, на тебе…материализовалась! Вот тебе и продолжение спектакля, продолжаю я сам себя накручивать, и даже раньше, чем я думал. Король умер, да здравствует король! Ведьма сгорела, но кто в это верит! Вторая часть еще не написана, вспоминаю с издевкой последние слова этого… исчезнувшего в ночи очкарика. Другими словами, блин…

Вот же черт, вздыхаю тяжело я, накаркал, блин… Мертвая, она же и живая! Стараюсь убедить себя, что все это от усталости, что в таком состоянии еще и не то может привидеться, когда верст триста, если не больше на колеса уже по пробкам и скользким дорогам этого мерзкого городишки намотано, накручен, но, кажется, что напрасно.

А может, я просто заснул, приходит мне внезапно мысль в голову, и она мне приснилась во сне? Этот…писатель ушел, и я отрубился, с кем не бывает. Пожалуй, это было бы самым лучшим выходом из ситуации. Я протяжно зеваю, тру воспаленные веки, и тупо начинаю рассматривать себя в зеркало заднего вида, бесцеремонно свернув его в свою сторону. Провожу ладонью по колючей, дня четыре уже, как небритой щетине, вспоминаю, что надо купить лезвия и тут же про них забываю; вглядываюсь в свои воспаленные глаза, в темные круги вокруг них и принимаю единственное правильное в такой ситуации решение двигать домой. Щеки впали, глаза провалились, сам давно уже на ходячий скелет похож, бормочу я себе под нос, не удивительно, что и сны теперь такие же потусторонние сняться. На памятник не смотрю, подсознательно, видимо, страшась, что ее там, рядом с этим увижу. И это всего лишь после одного месяца работы, вздыхаю я, возвращая зеркало в прежнее положение, а что будет дальше, через год, например? Ведь сдохну же точно… Бросаю взгляд в запретную сторону и ясно понимаю, что…ласты я склею, кажется, гораздо раньше.

Дождь. Дворники лениво смахивают со стекла воду, пытаясь хоть как-то приблизить к реальности размытую действительность, размазывая по стеклу свет от фонарных столбов, встречных фар и иллюминации, сотен тысяч других городских лампочек. Стекают ручейки по тротуарам. Одинокий мокнет на площади в своем древнем наряде бронзовый Пушкин. Одинокая, мокнет под зонтом рядом с ним некогда очень даже хорошо знакомая мне женщина—моя бывшая жена. Настоящая, кривит меня, нас никто не разводил. Меня всего так и перекашивает… Смотрю на нее, она молча, в свою очередь созерцает через опущенное стекло машины меня. Значит все-таки не приснилась… Смотрю на часы, пол минуты всего прошло после остановки, после того как выбрался из нее этот…писатель или как его там. Вряд ли успел бы заснуть и проснуться за это время, может минута или две, но все равно мало, я не Штирлиц, меня в КГБ на разведчика не готовили. Может, просто крыша поехала, с кем не бывает? Предположение смелое, но дамочка на тротуаре реальнее реального, совершенно на привидение не похожая, вполне натуральная. Но я-то ведь точно знаю, что она ненастоящая, что она давно уже мертвая, вот же черт, но тогда как же она здесь очутилась? Немая сцена «вот и встретились…» Что может быть сквернее? Не приснилась. Ну что ж, здравствуй, что ли…

Вцепился в руль своей колымаги, как подбитый фриц в штурвал своего ревущего в последнем штопоре «Юнкерса», сам точно в таком же штопоре, если не хуже. Еще хуже…У немца хоть парашют был, хоть какая-то мизерная надежда на спасение, открыл фонарь, вывалился из кабины, если успел, так еще и за кольцо дернул. Мне дергать было не за что, некуда, да уже и незачем, спиральный виток, длиною в десять мучительно-долгих лет моей жизни замкнулся, и все снова вернулось на круги своя. Мы снова были вместе и вот-вот скоро должны были продолжить как космонавты свой тернистый и извилистый путь дальше вверх по спирали или как водолазы вниз, не знаю уж, второе, наверное, все же вероятнее. А скорее не вверх и не вниз, а совсем в другую сторону. Наверху, я имею в виду, блаженства, мы уже когда-то были, в пропасти обоюдной ненависти и моего отчаяния вроде бы тоже, значит только на тот свет, иначе на кой черт она сюда, вообще, явилась, такая красивая? Только за мной и не за кем другим… Проклятый Пушкин!

Сколько лет прошло, а ведь совсем не изменилась, прикинул я с сожалением, еще лучше стала не в пример некоторым, словно и не было семи с лишним лет разлуки, все та же девочка-припевочка с виду, Линдсей Лохан собственной персоной, такая же рыжая и смазливая. А ведь уже за тридцать, год уже, как четвертый десяток разменяла. Нет, всего двадцать четыре, не соглашаюсь я с собой. Сколько тогда было, столько и осталось, потому и не изменилась, что не было времени меняться там, где она все это время пропадала. Там, наверное, все красивые и стариков нет, как в Риге на кладбище. Надо же, вздыхаю я обреченно, вернулась, с того света ко мне на свидание пожаловала…

Пытаюсь лихорадочно вспомнить ее лицо, какие-нибудь особенные детали, чтобы убедиться в противном, но ничего такого не вспоминается. Нет, решаю я, эта телка просто очень сильно на нее похожа, может это и в самом деле голливудская звездочка, десятая в списке самых сексуальных, выбравшаяся на ночь, глядя побродить по городу. Хорошо бы, если б так, усмехаюсь я. Линдсей Лохан… взбредет же в голову. Но уж лучше бы это была и в самом деле эта мировая знаменитость, да кто угодно, хоть кикимора болотная, чем моя бывшая, давно уже мертвая по моим понятиям супруга! Вот же повезло утопленнику, я сам не заметил, как в нелепых поисках утраченного вдруг оказался в том своем далеком прошлом, из которого всего лишь месяц назад с таким трудом как выкарабкался, в чем, если честно, уже очень даже сомневался. Нет, это не ты, моя милая, молил я Бога в сомнении, этого просто не может быть! Я еще сильнее, до боли в суставах сдавил руль машины своими костяшками. Тебя нет, скажи, что ты пошутила, явившись сюда всего на секундочку из преисподней, и убирайся снова обратно, я тебя отпускаю. Пошла вон…любимая, исчезни. Спектакль закончился, ведьмочка сгорела!

Предыдущая часть гл. 1.1

Введение