Писала моя приятельница из Сорбонны, Мишель. Мы с ней познакомились два года назад, когда она приезжала к нам на целый семестр по студенческому обмену.
Мишель в то время изучала русский, а я испанский. На том и сошлись. Поначалу приспособиться к манере друг друга было ужасно трудно, но очень весело. Мы научились использовать идиомы, имеющие одинаковый смысл, и задействовать в процессе весь свой словарный запас. Когда появлялись трудности перевода, в ход шли английские, немецкие, испанские, ну, и конечно французские и русские слова и выражения, почерпнутые из книг и кинематографа. Нам это ужасно нравилось. В конце концов, мы научились понимать друг друга.
Сама себя Мишель называла Бариола. Она и в самом деле оказалась невероятно пёстрой из-за дикого количества веснушек и манеры одеваться. А ещё у неё был тициановский цвет волос. Расставаясь, мы всплакнули, и я пообещала когда-нибудь её навестить. Писала мне Бариола часто, и писала по-русски. Она далеко продвинулась в изучении языка и была этим очень горда. Сейчас она спрашивала, куда я провалилась, и сообщала, что познакомилась там у себя с русским парнем и что меня это очень заинтересует, а почему, она не скажет, пока я не отвечу. Я тут же вспомнила про утренний разговор с Артёмом и сильно заподозревала, что Бариола пересеклась каким-то образом с Евгеном. Невероятно! Я кинулась писать ответ, но меня окликнула Лариса.
Началась новая лекция. И преподаватель в упор смотрел на меня. Это был Чингачгук, и он терпеть не мог, когда его лекции записывали иначе, нежели шариковой ручкой в общей тетради. К тому же огонёк модема у меня весело пульсировал на всю аудиторию. Я поспешно выключила ноутбук. Фамилия Чингачгука была Змеев. И он обожал на любое наше завиральное высказывание отвечать брезгливым «н-ну пусть». Он был совсем молодой и безнадёжно плешивый. Ещё он у-умный был и вообще – титан. Меня он терпеть не мог из-за того, что волшебному естествознанию я предпочитала информатику. У него было два курса лекций, и ещё он вёл семинарские занятия по селекции. Пересекались мы часто.
Сейчас он принялся говорить размеренно и очень чётко. И если не занимался размашистым начертанием формул на доске, то пристально таращился на меня сквозь просветлённые линзы своих цейсовских очков. Так он поступал всегда. Выберет какого-нибудь, по его мнению, разгильдяя и прожигает в нём дырки весь академический час. Я дождаться не могла, когда закончится его лекция. Неприятно это, когда тебя сознательно прессуют.
В большой перерыв к нам с Лариской подошла Манера и позвала в студенческую столовую. Лариса согласилась. Я тоже собиралась кивнуть, но вмешался Хмурик.
- Не-е, - громко объявил он. – У нас сегодня заседание НСО. Мне нужна не травленая партнёрша, – и повернулся ко мне. - Пошли в кафе!
- Ладно, - сказала я. – Только письмо напишу. А то забуду.
Девчонки помахали нам и ушли. Юрик уселся рядом и погрузился в какой-то журнал. Я раскрыла ноутбук и на одном дыхании отщёлкала длинное письмо, нажала отправить. И в ту же минуту меня взяли за подбородок и заставили повернуться. Хмурик прихватил мои плечи и закрыл мой рот своими губами. Теперь он не суетился, он пробовал меня на вкус, неторопливо и тщательно. Это оказалось неожиданно приятно. Я сначала замерла, потом потихоньку начала отвечать.
Естественно, было бы удивительно, если бы нам не помешали. Послышался отчётливый многозначительный кашель, и мы отпрянули друг от друга. С преподавательского места на нас взирал Чингачгук. Я взглянула на него и содрогнулась. В этом ничего обычно не выражавшем рыбьем взгляде читалось столько ненависти!
- Пошли отсюда! – нервно сказал Юрик.
Я захлопнула ноутбук, не выключая, кое-как дрожащими руками запихнула его в сумку, Юрка схватил её, и мы кинулись вон из аудитории. Только возле гардероба мы затормозили, перевели дыхание, посмотрели друг на друга и засмеялись. Гардеробщик постучал пальцем по стойке.
- Эй, детишечки! У вас осталось меньше получаса!
Мы протянули номерки, и нам незамедлительно была выдана одежда.
- Никогда не видел Змея таким свирепым, - пробормотал Юрик.
Я согласилась.
- Весь урок меня давил. Больше не буду доставать ноутбук в его присутствии. У него, что, машинная фобия что ли?
- Ты полагаешь? – с сомнением спросил Юрик.
В нашей любимой кафешке было полно народу. Мы затормозили на пороге, высматривая свободный столик. И вдруг я увидела, что нам машет хозяйка. Мы устремились к ней, и были водворены на почётное место в самом уютном уголке зала. Хозяйка сама приняла заказ и удалилась в кухню.
- Чего это она? – шёпотом спросил у меня Юрик.
А я, кажется, догадалась и быстро рассказала про наш с Артёмом завтрак.
- Любительница сериалов, значит, - хмуро сказал Юрик. – Ты тоже?
Я пожала плечами.
- Видела пару серий из разных мыльниц. Но вообще-то мне некогда на них отвлекаться. А что?
- Чем же ты занята? Встречами с этим… скоморохом?
- Попытка ревности, я полагаю? – в ответ удивилась я.
Юрик сжал губы.
- Да с чего бы это?
Он тоже умел отвечать вопросом на вопрос.
- Очень заметно, - ухмыльнулась я.
Но Хмурик и не подумал перевести всё в шутку. Смотрел на меня напряжённо и требовательно. При этом выглядел таким несчастным, что я сжалилась.
- Артём – друг, почти брат, - пояснила я. – Мы в школе были в одной компании. А сейчас почти не видимся, что жалко.
Я сказала всё это и подумала, с какой стати я вообще оправдываюсь. Но Хмурику уже было неловко. Он принялся объяснять, что ничего такого в виду не имел, что просто не любит телевидение и дальше в том же духе. От этой унизительной сцены нас спасла хозяйка, притащившая большущие тарелки, по виду - с четверными порциями жаркого. Пока сопровождавший её официант размещал на столике приправы, кувшин с компотом и корзинку с хлебом и всяческими брямсиками, она подсунула мне фотографию Артёма, явно вытащенную из сети, и попросила расписаться. Я обалдело вытаращилась на неё. Но она так упрашивала, что я черкнула текст от имени героя её грёз. Счастливая хозяйка утащила куда-то своё сокровище.
Юрик, до этого вежливо глазевший на фотографию, мрачно прокомментировал:
- Кразафчег!
Я засмеялась. А Юрик победно взглянул на меня и вооружился ножом и вилкой.
После обеда стало совсем хорошо, и мы отправились на семинарское занятие по общей философии.
О, это был настоящий цирк! Лёшка Малешко развязал дискуссию. Правда, я не уловила повода, который послужил ему, чтобы начать утверждать, будто вовсе не труд сделал из обезьяны человека, а моногамная, оказывается, любовь. До того, как началось обсуждение, Хмурик, с которым мы уселись рядом, принялся изучать мою ладонь и рисовать на ней своим пальцем крестики и нолики. Это было волнующе. Мы оба растворились в ощущениях, а стали слушать, только когда преподаватель издал сдавленный возглас и спросил, почему Лёшка так уверен в своих утверждениях. Малешко с чудовищной серьёзностью принялся излагать свою теорию, а народ впал в тихий восторг. Масла в огонь подлил Вовка, вспомнивший мультик по знаменитой сказке Киплинга насчёт кота, который гулял сам по себе, и ввернувший что-то про «дикую тварь из дикого леса». Эстафету тут же подхватила Снежка, очень к месту процитировавшая библейскую историю про изгнание из рая. Народ невероятно оживился. Преподаватель возликовал. И понеслось!
Мы с Юриком в дискуссии не участвовали, но были благодарными зрителями. Юрик перебирал мои пальцы и время от времени принимался крутить серебряный перстень с зелёным нефритом. Перстень был подарком Валерии Сергеевны и сидел у меня на руке очень свободно. В какой-то момент я испугалась, что он соскользнёт, и сжала руку.
- Марков, - обратился преподаватель к Юрику. – У вас есть, что добавить?
- Возможно, – сказал Юрик. – Ева, как нам любезно напомнила Снежана, является производной адамова тела, конкретно – ребра, проще говоря, клоном с изменённым полом. По сути дела Малешко не так уж и не прав, поскольку пара Адам-Ева является усовершенствованным единым организмом, наделённым способностью к автономным действиям и снабжённым двумя мыслительными центрами с разной биохимической функциональностью. Проще говоря, когда одна голова тормозит, в противофазе включается другая. Налицо – резкий всплеск умственных способностей внутри векторной группы.
- Не верите, посмотрите на Хмурика, - ввернул Вовка Баринов.
Раздался дружный гогот. Я засмеялась вместе со всеми, а Юрка надулся.
- А если исключить теорию Бога? – спросил преподаватель.
Юрик пожал плечами.
- По-моему, постановка вопроса некорректна. Человек стал человеком благодаря совокупности условий. Видимо, имели место какие-то мутации при рождении. Скорее всего, наблюдались в это время метаморфозы среды обитания катастрофического плана. Нельзя исключать и влияния разнополовой деятельности вида…
- А-га, - начал, было, счастливый Вовка.
Но Юрик продемонстрировал ему кулак, и Вовка увял. Воспользовавшись паузой, преподаватель поинтересовался, что думаю я. Я уклонилась от дискуссии, сообщив, что ещё не успела составить своего мнения по данному вопросу.
- А! – вскричал Вовка. – Что я говорил! В противофазе!
- Это не ты, это Юрик, - осадила его Лариса.
- Ты тоже в противофазе! – отпарировал Вовка.
В аудитории снова послышалось хихиканье. С этого момента выражение «в противофазе» стало частью факультетского фольклора.