«Сакура-дубль» — Генрих
Полчаса шарюсь по сети. Газеты, телеканалы, сетевые издания. На лице сама собой всплывает улыбка. Вернее сказать, улыбочка. Ехидная и глумливая. Вырисовывается характерная картинка, всё-таки демократия это нечто.
Государственные и к ним примыкающие СМИ, подконтрольные правительству, продолжают политику замалчивания. Зато как меня радует оппозиция! Структуры господина Чо ВинЧона будто с цепи сорвались. По своей мощи они на порядок уступают проправительственным, но это та самая ложка дёгтя в бочке официозного мёда, то самое бе-бе-бе, которое опошляет весь пафос. Читаю.
Редакционная статья в газете «Прогрессивная Корея».
«Мы давно это знаем. Коррупция в государственных органах, судебной системе, органах исполнительной власти и муниципалитетах не раковая болезнь. Это намного хуже. Это тяжёлая стадия перерождения организма под воздействием векторного вируса. Коррупция становится не болезнью, пусть тяжёлой формы, а несущей основой всей государственной машины. Почему так происходит и чем это грозит Корее?
Коррупция процветает, потому что она выгодна высшим чиновникам, включая Президента. Спросите, почему? По элементарной причине. Любой чиновник, включая Президента, связан жёсткими рамками закона, но как же иногда хочется обойти их. А то и хуже, использовать, нет, не закон, а судебную систему, как личное оружие против неугодных или строптивых. Примеров таких сколько угодно. Взять хотя последние события, происходящие с известным корейским айдолом Агдан.
Неизвестно, кому из высшего руководства республики и чем не угодила Агдан. Жизнь такова, что у всякого успешного человека достаточно завистников. Но только кознями завистников никак не объяснить жестокость нашего государства к несовершеннолетней девочке.
Зачем уважаемые и почтенные органы власти вдруг начинают плестись на поводу разнузданных нетизенов, требующих непременно четвертовать Агдан или кого-то другого по любому поводу? Девочка сказала «нет» требованиям отказаться от своего самчона? И что? Что мы можем сказать по прошествии времени? Внезапно всплывают сведения, что Пак ЮнСок – офицер корейской разведки, что в корне меняет всё дело. То самое дело о контрабанде начинает выглядеть совершенно по-другому. Что там на самом деле происходило, возможно, общество никогда не узнает или узнает через много лет. Когда истечёт срок действия режима тайны касаемо данного дела NIS.
Был ли канал контрабанды постоянно действующим прикрытием для связи с агентурой в Пукхане? Либо это какая-то разовая акция? Или может быть по этому и другим каналам на Север отправлялась абсолютно мирная продукция, как привет развитого Юга отсталому Северу? В рамках идеологической борьбы.
Ничего этого мы не знаем, знаем только одно, что обвинение Пак ЮнСока в измене абсолютно безосновательно. Мы не только из художественных фильмов знаем, как поступают разведчики любого государства при обнаружении предателя в своих рядах.
И кто был прав? Девочка, не пожелавшая предавать своего самчона, или толпа взбудораженных недоумков, требующих от Агдан отречения от «изменника»? Мы уже знаем ответ, не правда ли?
Про психованных и неадекватных подростков всё ясно. Не ясно, почему вдруг государственные органы присоединяются к столь недостойной травле? Какая здесь кроется тайна, и чем могла Агдан так сильно прогневить власть имущих, не известно. Вполне возможно, сама Агдан не догадывается. Или правительство играет в какие-то одному ему известные игры. Нет, мы не против политических игр, как не может быть против соревнований по тхэквондо профессиональный боец.
Мы против того, чтобы нарушался ЗАКОН…»
– ЮнМи!!! – От вопля справа чуть не падаю со стула, но героическим усилием удаётся удержаться.
– Чего орёшь? – Недовольно разглядываю интерфейс БонСу, который брызжет восторгом во все стороны. Присоседилась за компьютером рядом, теперь дёргает меня. Повод-то того стоит?
– Смотри, смотри! «Gangsta" s Paradise» в американский чарт вошёл! Девяносто третье место!
Ну, вошёл и вошёл, чо орать-то? Так себе повод меня беспокоить, но не признать не могу. Для неё – да, агроменный повод. Мне – пофигу.
– Ты что, не поняла?! Мы – в «Billboard»! – И тут же понижает голос под строгим взглядом охранницы. – Ты что, не рада? Это же главный американский чарт.
– Рада, а что тут такого? – Пожимаю плечами, одним больше, одним меньше…
Смотрю в изумлённые глаза почти подружки. Вздыхаю.
– Чингу, сделай вот что. Как выйдешь, пройдёшь по коридору… – объясняю с ненужными подробностями дорогу до музея «Анян». Там подойдёшь к центральной экспозиции. Наверняка заметишь такую, – показываю размер руками, – золотую фигурку мужчины. Это американский приз Грэмми, – перехожу на тон известного любителя живности Дроздова, обнаружившему очередную живую хрень. – Внизу, под экспонатом надпись на чистом корейском языке. Внимательно её прочти, там написано, кому, за что, когда и где вручён этот приз. И тогда, – поднимаю палец, – ты, возможно, осознаешь всю глубину и неподражаемость своего вопроса ко мне.
БонСу, изрядно осоловевшая от моих объяснений, – у неё оперативная память в голове сильно уступает даже простенькому калькулятору, – встряхивается.
– Да ну тебя…
Немного жду ещё. Отстала? Ну, и слава небесам. У меня возникает иррациональное чувство огромной нависшей надо мной опасности. Внушение ГуаньИнь? Внешних причин вроде нет, и так на самом дне. Пять лет заключения. Не, бывает и хуже, но за просто так, ни за что, ни про что? Пять лет по недоразумению, как будто я машиной кого-то насмерть переехал! Утихомириваю разбушевавшиеся эмоции, давно пора воспринимать всё спокойно. Итак, откуда появившаяся опаска? Думай подсознание, дай подсказку Гуаньнь, а я пока дочитаю…
Продолжение статьи.
«Мы против того, чтобы нарушался ЗАКОН. Ограничения концертной деятельности Агдан за рубежом ещё можно с натяжкой объяснить играми NIS. А как понимать полный запрет от КЕМА? И что такое эта КЕМА? Организация входит в систему судов, решения которых обязательны к исполнению? Нет. Кем она управляется? Неизвестно. Мы можем догадываться, что правительством, но точно не знаем. Зато наверняка знаем, что никаких официальных полномочий у КЕМА нет, его решения силу закона не имеют, и к исполнению приниматься не должны…».
Золотые слова! По-другому не скажешь, – восхищаюсь автором. Или авторами.
«А что за странности происходили с судами по искам к Агдан? Почему армия отнеслась к своим обязанностям спустя рукава? Тоже неизвестно, простая халатность или злонамеренные действия против Агдан. Почему армия позволила рассматривать дело против военнослужащего в гражданском суде. Но это ещё мелочи, не стоящие особого обсуждения.
До нас дошла одна интересная подробность последнего дела о якобы дезертирстве Агдан…»
На мгновенье прикрываю глаза от удовольствия. Настолько мне нравится такое простое слово «якобы». И там ещё есть!
«Попытка в деле о дезертирстве Агдан поставить вопрос о законности мобилизации несовершеннолетней девочки в ряды вооружённых сил не встретила у «представителей закона» понимания. Они самовластно решили, что данный вопрос «в рамках текущего дела не рассматривается, как не имеющий отношения к факту дезертирства». Для читателей, не имеющих достаточного терпения разбирать мудрёные юридические обороты, поясняем: не важно, законно или нет тебя, Агдан, мобилизовали. Есть факт дезертирства, поэтому добро пожаловать в тюрьму.
Многие скажут, что всё правильно, всё законно. Закон суров, но это закон. Агдан – военнослужащая? Да. Факт дезертирства случился? Да. Значит, всё по закону и всё правильно.
Мы, «Корейская национальная партия», утверждаем, что это подлая профанация самой сущности ЗАКОНа. Мы тщательно, совместно с юристами проанализировали корейское законодательство, и пришли к однозначному выводу: мобилизация Агдан в ряды вооружённых сил была совершенно незаконной. И военные прекрасно это знали.
Вот поэтому осуждение Агдан за дезертирство является абсурдным и гнусным действием. Когда армии понадобилось нарушить закон, она его нарушила легко и непринуждённо. Когда армии захотелось свести счёты с Агдан по неизвестным причинам, армия вспомнила о законе. Закон для руководства армии подобен телевизору. Захотелось – включили, захотелось – выключили.
Нет, господа военные! Нет, господа из правительства! Закон надо соблюдать всегда и со всеми. Это вам не телевизор и не кондиционер, его нельзя включать и выключать по желанию. Агдан сидит справедливо и по закону? Хорошо! Почему не сидят те, кто нарушил закон и мобилизовал девочку в армию? Почему не сидят те, которые позволили нарушать закон?
В следующий раз мы ещё поговорим о том, якобы, суде, который неприлично быстро рассмотрел дело Агдан и с небывалой стремительностью упрятал её в тюрьму. А пока вернёмся к тому, с чего начали и дадим ответ. Коррупция опасна тем, что разрушает государство».
Й-е-е-с! Выбрасываю кулак вверх. Резко они выдали. И даже в сторону армии не побоялись плюнуть. Как бы им за это не врезали. Ну, да не мои проблемы. Надеюсь, они знают, что делают. Когда гадал, какую силу привлечь на свою сторону, об оппозиции даже не подумал, голова два уха…
Время действия: семнадцатое февраля, утро
Место действия: загородный дом семьи ЧжуВона
Госпожа МуРан в своём любимом кресле после утренней прогулки. Верная ИнХе рядом. Обе смотрят новости, до времени заветных дорам ещё далеко. Можно посмотреть повтор, но один раз испробованное блюдо, самое изысканное, уже не вызовет такого же восторга, как в первый раз.
– Совсем забыла! – МуРан хлопает себя ладонью по лбу и хватается за пульт. Начинает жать на кнопку. ИнХе смотрит с недоумением.
– Наконец-то нашла… – бурчит МуРан и всматривается, не поздно ли? Вдруг упустила важное? Вчера ей позвонил любимый внук и настоятельно посоветовал посмотреть главный оппозиционный канал «Goodtv».
На экран выводится мирная сцена, трое мужчин в возрасте сидят в креслах за общим столиком и что-то дружески обсуждают. МуРан прибавляет звук.
– Вы же помните, что тогда происходило! – Восклицает лысоватый господин слева. – Все, как с ума посходили. Шум вокруг Агдан достиг такого накала, что впору говорить о общенациональной травле. Ведь направленность была обвинительной…
– Исключительно обвинительной, – уточняет седой мужчина в центре, – никто не выступал в её защиту.
– Кроме нас, – поправляет лысый.
– Но мы подняли свой голос не сразу, – уточняет седой. – Продолжим, друзья.
МуРан отмечает, что беседа ведётся в абсолютно неформальном стиле.
– Сначала Агдан не выпустили во Францию, сорвали ей гастроли, к которым она усиленно готовилась, – седой первым же реализует свой призыв продолжать. – В сети и прессе поднялась огромная волна хейта и обвинительных статей. Требовали отречься Агдан от родного дяди и просить прощения у нации за его мнимое предательство и своё вызывающее поведение.
– Вы сказали, что предательство мнимое, – встревает лысый.
– В этом месте лучше дать слово мне, – не седой и не лысый, а вполне себе моложавый мужчина первый раз вступает в разговор. Ему разрешают, упомянув, что слово адвоката будет к месту.
– Вся эта история с самчоном Агдан полна белых пятен и тайн. Одно это должно настораживать. Что сразу бросается в глаза? Мне, как юристу. Правовая неграмотность широкой публики. Это понятно и не так страшно. Но в любом СМИ в штате есть юрист. Почему никто не сказал, что измена Родине и контрабанда это всё-таки разные вещи?