Как только Александр Вениаминович зашел в квартиру, то сразу понял, что он в чем-то провинился. Жена и теща сидели на кухне и лепили вареники, которые с шумом плюхались в кипяток, а теща хрипло каркала что-то своей дочке на идиш. И хоть Александр Вениаминович Македонский и был евреем, но идиш знал плохо. Однако сейчас он прекрасно понял, что разговор на кухне идет о нем.
- Явился, наш Победитель! - смахивая слезы, съязвила жена. - Пляши - тебе письмо от твоей крали! - и она швырнула мужу вскрытый конверт.
- Арахмунес об дир ("несчастный"), - добавила теща, - мало тебе жены аидки, решил еще татарке детей наделать!
- Какой татарке, каких детей? - только и произнес тезка полководца, но прочел на конверте свой адрес и фамилию, а отправителем оказалась некто Абдурахманова Л.С. с улицы Молдагуловой.
Александр Вениаминович вынул письмо и пробежал его глазами.
"Дорогой Саша, извини, что я нашла тебя и написала. Мне не платят зарплату уже несколько месяцев, нам нечего есть, твой сын голодает. Я не решилась бы тебя беспокоить, но узнала, что ты хорошо зарабатываешь..." Дойдя до конца письма, он прочел имя - Лейсан.
- Розочка, золотце, - пробормотал "дорогой Саша", - я ничего не понимаю, я не знаю никакой Лейсан!
Но "золотце" с ревом забежало в спальню, а теща, оглядевшись по сторонам, прокаркала зятю в ухо:
- Мишуген аид (сумасшедший)! Я бы на твоем месте нашла свою кралю и уладила все миром! Чтобы все было тихо!
Эту ночь Саша спал на диване в столовой, а на следующий день после работы поехал на улицу Молдагуловой по указанному на конверте адресу. Дом нашел без труда. Это была 12-тиэтажная панельная "башня", а квартира тут же, на первом этаже, так что и лифт не понадобился. Немного помедлив, пригладив волосы и поправив галстук, Саша позвонил в дверь. На вопрос "Кто там?" Саша долго не мог ничего ответить, ну не говорить же: "Александр Македонский!". Но дверь отворилась, и темноволосая молодая женщина тихо спросила: "Вам кого?"
- Лейсан! - робко ответил Саша, на что женщина попросила его зайти.
- Лейсан - это я, - в прихожей пояснила она, - а вы кем будете?
- Видите ли, - ответил Саша, - я - Александр Македонский...
- Бросьте так шутить, - горько улыбнулась Лейсан, - что вы не полководец, я и так вижу, а откуда вы знаете про другого Македонского - не пойму?
- Я получил ваше письмо, - и Саша полез по карманам, - от вас, там что-то про моего ребенка...
Лейсан схватилась руками за голову.
- Это письмо получили вы? Простите меня, если можете, как я могла подумать, что в Москве найдется еще один Александр Македонский! Но поверьте - вы не отец моего ребенка!
- А как отчество вашего Александра Македонского? - только и решился спросить Саша.
- Филиппович, а разве можно быть Александром Македонским и не Филипповичем? - улыбнулась Лейсан. - Ведь так звали отца и того... Македонского. Вот и сын у меня Филипп! А его сын будет снова - Александр... А ваше как? - спросила она.
- Вениаминович! - усмехнувшись, ответил Саша. - Вообще-то я - еврей, но крещеный - "выкрест".
Лейсан пригласила гостя в комнату и усадила на диван. Рядом стояла детская кроватка, в которой спал Филипп Македонский. Тезка царя - отца полководца, был курнос, рыж и краснокож, и Саше показалось, что ребенок чем-то похож на него. В комнате было неестественно чисто и пусто, почти без мебели, из-за чего она казалась большой и гулкой.
Приглядевшись к Лейсан, Саша долго вспоминал, где же он видел это лицо, и наконец понял, что это лицо Богоматери из Владимирской церкви в Киеве, работы Виктора Васнецова. Саша в детстве жил в Киеве, а потом часто бывал в этой церкви уже взрослым. Огромный лик Богоматери врезался ему в память, он считал ее идеалом женской красоты. И вдруг - Лейсан, татарка - и то же лицо! Саша невольно вспомнил Розочку, да и тещу - "маму" Блюму. Они же еврейки, им бы быть похожими на свою древнюю соотечественницу, но ничего общего, даже отдаленно! Если уж и сравнивать со знаменитостями, то Розочка была похожа на Лайзу Минелли, а теща - на Ани Жирардо. Только не на Богоматерь Васнецова! А тут на тебе - татарка! Саше показалось, что он знал Лейсан всегда, с самого детства, и она ему была близким, родным человеком.
Вдруг шальная мысль пришла ему в голову.
- Прошу вас, выслушайте меня, не перебивая. Я действительно работаю в банке и, как вам правильно сказали, неплохо зарабатываю. Мне ничего не стоило бы помогать вам, тем более надо же искупить грех ближнего - моего тезки, хотя и неполного. В принципе я верующий, православный, подвоха от меня не ждите. Сейчас все мои деньги забирают жена с тещей, мне немало лет, детей у нас нет и, видимо, не будет. Им моих денег девать некуда, а я сам, пожалуй, тоже никуда от семьи не денусь, такова, наверное, моя судьба! Они видели письмо, они вынуждены будут простить, как им кажется, мою любовь на стороне, моего ребенка. Они, в принципе, добрые люди, и позволят мне помогать вам, заботиться о вас. Так позвольте же и вы мне это делать, тогда хоть часть моих денег и моей жизни пойдет на благое дело...
Лейсан слушала монолог Саши, внимательно глядя на него. Он ожидал, что она обидится, будет отказываться, но Лейсан как-то беззащитно улыбнулась и согласилась, впервые назвав его Сашей.
- Хорошо, Саша, я согласна, если это принесет вам облегчение. Ну а я, да и Филипп, будем вам очень благодарны. Бог-то у нас ведь один, - неожиданно заключила она, - и у православных, и у мусульман, и у иудеев...
Саша возвращался домой как на крыльях. Нет, у него и в планах не было совращения красивой Лейсан деньгами, но какое-то незнакомое ранее, высокое и радостное чувство охватило его.
Когда Саша пришел домой, Розочка уже спала и он стал стелить постель в столовой. И ему, и, видимо, Розочке так сегодня лучше. Вошедшая в столовую теща каркнула:
- Ну как?
На что Саша конспираторски зашептал:
- Мама Блюма, она согласилась от меня принимать помощь - и никуда не будет сообщать... Одним словом, все будет тихо, как вы того хотели!
Теща заговорщицки подмигнула и тихо спросила:
- Ну а сынок-то хоть похож на тебя? Куда от родного человечка денешься, надо помогать!
И впервые голос тещи показался Саше отнюдь не каркающим, а ласковым и даже мелодичным.
"Все будет хорошо и, слава богу, по-новому!" - подумал Саша и через минуту уже спал с блаженной улыбкой на лице.