11
Начало • Часть 10
День перевалил за середину, в густом послеполуденном воздухе, наполненном миазмами, временами появлялись струйки нормальных городских запахов: то потянет дёгтем от проезжающей вдоль реки телеги, то дымком, а то и готовящейся едой. Замангур отложил перо. Всё утро он работал, толстый свиток исписанного пергамента, испещрённый поправками, рисунками и схемами радовал его глаз и дарил чувство удовлетворения. Этот трактат получался не только насыщенным по содержанию, но и изящным по форме: годы опыта принесли свои плоды, и работа доставляла мастеру удовольствие. Он почувствовал, что хочет пить, видимо, жажда начала накапливаться уже давно, но он не замечал её, пока писал, как не замечал и многого другого вокруг себя. Солнечный свет теперь проникал в комнату через окно справа от него, а когда он только принялся за работу, ярче всего освещено было окошко прямо перед ним, выходившее на реку. Мастер вышел из-за конторки, собираясь налить себе вина. Но первые же шаги заставили его неловко наклониться и вызвали гримасу на лице. Боль в ногах, которую он вытеснил из своего сознания, пока работал, ворвалась в него со всей силой, накопленной за несколько часов. Замангур сжал зубы и заставил себя выпрямиться. Пусть никто не видит, как он ковыляет, стараясь причинить себе как можно меньше боли, и ему некого стесняться – он всё равно не будет этого делать, потому что это важно для него самого, сдаться болезни – значит уронить своё достоинство, перестать себя уважать. Даже выражение лица должно быть спокойным, чего бы это ни стоило. Превозмогая боль, мастер дважды вдохнул и выдохнул, потом привёл дыхание в порядок, лицо его разгладилось, и он дошёл до буфета твёрдыми лёгкими шагами. Но когда он наливал вино в бокал, сделанное над собой усилие потребовало расплаты, – и его сердце пронзила острая боль. Замангур едва не выронил и бокал, и бутылку, но ему хватило выдержки поставить их на полку, и только после этого он ухватился за открытую дверку буфета, чтобы не рухнуть на пол. Да, эдак долго не протянешь, если не удастся избавиться от боли в ногах, вскоре придётся иметь дело с другими болезнями – и вот она, старость, которую он не хотел признавать и подпускать к себе, – маячит у порога. Мастер с трудом добрался до сундука, стоявшего рядом с буфетом у стены, сел на него и облокотился о стену. Боль в груди исчезла так же резко, как и появилась, но дыхание его сбилось и никак не хотело восстанавливаться. Никогда раньше ничего подобного с ним не случалось. Он сидел и думал о том, что придётся, видимо, продать дом, пожертвовать всеми сбережениями и переехать куда-нибудь, где есть хороший лекарь, где климат мягче и теплее, а воздух не отравлен. В Маскарелль, например. Там рядом прекрасные леса, и их свежее дыхание постоянно проносится через город. И, несомненно, в таком просвещённом городе найдётся не один лекарь, способный побороться с его болезнью. Конечно, жизнь там очень дорогая, комната на постоялом дворе стоит столько, что через пару недель от сбережений не останется и половины, да и гонорары докторов, привыкших иметь дело с состоятельными пациентами, быстро оставят его нищим, ведь сразу же найти работу без протекции и помощи друзей (а у него их в этом городе нет) нечего и думать. Может быть, лучше выбрать Серебряный Ручей? Можно остановиться поначалу у дяди и сэкономить на жилье. Климат там тоже прекрасный, недаром в соседнем Белльвью живут многие богатые люди. Вот только о лекарях из тех мест ему слышать не приходилось. Но ведь не может быть такого, что их там нет. Стоимость визита, наверняка, и там очень высока, но ведь не дороже денег… Замангур вдруг понял, что все эти размышления вызваны страхом. Позорным страхом за свою жизнь. Он оторвал спину от стены. Боль в сердце не возвращалась. Ноги ныли, как всегда, но он поднялся, вернулся к буфету и выпил вино. Главное – постараться не терять душевного равновесия. Не поддаваться не только боли, но теперь ещё и страху.
Дальше здесь