1.Скляузовские Пустоши.
Мы долго шли по Скляузовским Пустошам. Солнце нещадно пекло. Нестерпимо хотелось пить. Позади кто-то ныл, я не мог определить, кому принадлежит голос: женщине, мужчине, а может быть ребёнку или старику? Жара и сухой ветер были непреклонны беженцам.
Я сам уже задыхался от пыли и зноя. Я стянул кепку, что бы отмахиваться, но это мало помогало. Но не смотря на это я продолжал идти.
Помимо того, что нас действительно подгоняла погода поскорее прийти под дружественную тень городка Ваясь, нас подгоняли горящие в огне войны нашей страны границы.
Может быть я бы и остался дома, пошёл бы на фронт. Благое дело, защищать свой дом. Даже если приходится защищать от своих же. Главное, что бы дело было правое. Но я не мог по одной маленькой причине. В натуральном смысле маленькой. В заплечной сумке, в самодельно обустроенной корзине посапывала моя младшая сестра.
Мне было не на кого оставить Машку. Маму ещё год назад угнали в концлагерь, отец два года назад пропал без вести на фронте. Скорее всего он погиб, ведь самый первый год был самым жестоким и кровопролитным. Тогда много погибло. А связь толком ещё не была налажена.
Эти два страшных, как ад, года, я не мог вырваться из блокадного кольца нашего городишки. Искал пути для прорыва, пытался собрать команду сопротивления. Но в городе остались лишь малая горстка женщин, не ушедших на завод ещё до закрытия города, малые дети, да немощные старики. Никто из них не хотел рисковать жизнью. По итогу нас смогли высвободить. В тот момент я взял трёхгодовалую Машку, собрал оставшиеся вещи и пошёл в страну Муун. Она, эта страна, была дружественна к нам. Я был уверен, что она примет нас.
Когда я уже выходил из города, ко мне подошла Мильда. Она одна из немногих женщин, оставшихся сидеть с детьми и стариками.
- Я смотрю, ты уходишь, - констатировала и так очевидное женщина. - Куда?
- В Муун, - просто ответил я. Машка жалась к моей ноге, косо поглядывая на Мильду. Сестра не умела разговаривать.
- Ох-ох-хоушки, - вздохнула женщина и покачала головой. - Юд, помни, где начинается политика, там заканчивается дружба.
- Я знаю. Может быть, они и не примут меня и Машку, но стоит проверить, - сестра отвлеклась на бабочку и побежала за ней. Мне пришлось поймать её за шиворот и взять на руки, что бы она не убежала.
- Погубишь ребёнка, - Мильда попыталась меня отговорить, но я был непреклонен. - Пожалей.
- А что лучше? - я снова поставил Машку на землю, но на этот раз взял её за руку. - Остаться тут? Среди обстрелов и террористов? Лучше, что бы в один прекрасный день они снова пришли, забрали Машку и начали издеваться над ней? Помнишь Динку? Ей был всего годик, когда пришёл обкуренный и видно под наркотой террорист и изнасиловал её? У меня до сих пор в голове не укладывается эта жестокость и то, как так можно годовалую малышку... Тьфу, - я горько сплюнул, содрогаясь от воспоминаний. На душе снова стало паршиво. До сих пор, будто это было вчера, а не два года назад, помню то бледное миловидное личико, искажённое в немом застывшем крике боли. Окровавленное тельце вынес старик Борьян, или как бы его кличем, Боря. Стеклянными глазами он смотрел на малышку, прижимая остывшее тело к груди. Мать Динки потом долго находили по останкам отрубленных конечностях.
Мильда тоже помнила. Я это понял по тому, как дрогнули её плечи и опечалились злобной отчаянностью глаза.
- Я бы пошёл на фронт, - продолжил я. - Да Машку как оставить? Что с ней будет? Я лучше попытаю счастья у мунцев. Лучше поцелую ворота и останусь ни с чем, но я буду знать, что я приложил усилия. И даже после этого я буду пытаться защитить сестру. У меня есть одна задумка в случае провала.
Мильда надолго замолчала. Между нами повисла неуютная тишина.
За это время Машке надоело стоять около меня. Поэтому вырвав руку, пошла на разведку руин дома. Но, не дойдя до полуобвалившего здания, присела на дороге и стала рассматривать букашку. Благо, дорога заброшенная.
Посмотрев на невозмутимую Машку, Мильда снова дрогнула и, опустив глаза, заговорила:
- Возьми наших.
Она сказала это шёпотом, почти не слышно, но почему-то я прекрасно всё расслышал. Я задумался.
- Кого именно?
- Всех, - женщина неуверенно помялась. Через считанные секунды она затараторила. - Я помню, как ты бегал и собирал команду сопротивления, но тебе все отказывали. Это было нелогично с моей стороны просить тебя об этом. Но и ты пойми, что может сделать горстка женщин, детей и стариков против жестоких нелюдей? Да ничего. Из молодых то остался только ты, да Миха. Сейчас тоже опасно, понимаю. Но пока нет кольца, возьми.
Я покачал головой.
- Да, тёть, это нелогично. Я не думаю, что со мной кто-то пойдёт. Это ещё бóльший риск. Не сходи с ума, пожалуйста.
Женщина потупилась и глубоко вздохнула.
- Ладно, давай собрание соберём. Может кто-нибудь захочет выйти из города.
Я согласился.
Как я и предполагал, никто не захотел идти со мной. Женщины шушукались, старики громко обсуждали и даже осуждали, что я бегу как крыса с тонущего корабля.
Я видел, что Мильда сомневается, что она тоже хочет со мной. Но она подалась мнению большинства. Но всё равно, не смотря на принятие решение, она встретила меня у выхода из города и тайком сунула мне в карман сумки кромку хлеба, а в руку бутыль молока. Где она взяла молоко, было для меня загадкой. Хотя и вдаваться в подробности я не хотел.
Может быть в городе и не приняли моё решение и предложение, но по пути в Муун я встретил беженцев. Они шли без предварителя. Измученные люди тянулись веретеницей вдоль севера страны, обходя Скляузовскую Пустошь.
Пустошь не принадлежала ни одной стране. Оторванный кусок земли, проклятый Богами. А может и не Богами. Десять тысяч квадратных километров вдоль и пятнадцать поперёк пустой, каменной пустыни без признака любой жизни. Да, в Пустоши были оазисы. Они манили своим блаженным спокойствием, журчанием воды и тенистыми садами яблонь и берёз. Но обитали там не безобидные пташки и животные. Мятежные призраки прятались за тенью деревьев, русалки обитавшие в курчажках, полозы и прочая нечисть, охочая на людей. Помимо опасных оазисов в каменной земле спали Тени. Не люди, не призраки и даже не нечисть. Почти прозрачные существа почему-то были вполне материальны. Особенно их когти, вонзающиеся прямо в плоть людей. Они не ели людей. Они вырывали саму душу и сжирали её. Благо, что этих тварей было мало и они не покидали пределов Пустоши.
Так что было понятно, почему люди не шли напрямую через Пустошь, а решили обойти.
Я примкнул к ним.
Мы шли месяц, изредка заходя в города в поисках пропитания, но чаще всего мы собирали ягоды, грибы, охотились на зверей.
Мы шли по более безопасной территории, так как ни террористы, ни военные не имела ни малейшего желания приближаться к Пустоши. Ведь даже здесь была велика вероятность встретить опасную нечисть. Хотя иногда рейды приходили. Вояки отличались от террористов тем, что не всё у нас отбирали и что не насиловали. А вот террористы если попадались, то наши ряды редели. Они забирали женщин для утех, детей для донорства и избивали ради забавы тех, кто под руку попадался. Я сначала по старой, довоенной, привычке хотел было бросился на защиту. Но вовремя остановился. И тут дело не в Машке, которую я быстро увёл в кусты и посадил в овраг, а в том, что я прекрасно помнил одну девчонку. Смелая и решительная, с горящими справедливостью голубыми глазами. В то время город только брали в блокадное кольцо. Родителей у девчонки не было- те ушли на фронт. Тогда один мужлан решил поиздеваться над женщиной, а девчонка бросилась на защиту. Ничем хорошим это для неё не кончилось. Таких поступков на моей памяти было много и исходы я тоже помнил. Так что на рожон не полез, хотя было так больно и хреново смотреть на эти издевательства. Мы же ведь не виноваты, что наша страна решила вмешаться в войну соседнего государства. Да, то государство одержало победу над нацистами, которые решили, что их страна только для коренных жителей их страны. Но нацистов то никто полностью не истребил. Они, как кислота, проникли в нашу страну и стали устраивать тероры, мстя нам. Они освободили заключённых в тюрьмы, устроили бунт. Наше правительство не смогло это остановить. Началась война.
Поредевшим коллективом мы дошли до края Пустоши, но там нас ждало разочарование. Соседняя страна, через которую мы хотели перебраться, закрыла границы. Некоторых она пропустила. Месяц назад это было. А мы опоздали. Назад хотели повернуть, но нас встретила преграда. Террористы, до этого просто грабившие нас, решили окончательно с нами расправиться. Я понял, что это был их план.
Военные к беженцам плохо относились. Считали, что мы крысы, бегущие с тонущего корабля. Поэтому они не посчитали нужным нам рассказать эту информацию.
Террористы же поставили цель убить нас сначала морально, а потом физически. Те налёты теперь обрели смысл. Вот почему они не всех угнали, вот почему они не всех сразу убили. Ведь даже на миг показалось, что они щадят детей. Как же.
- Чегой-то делать-то будем-та? - проскрипел старик Ватя и скорбно покачал головой. В его глазах я увидел невыразимую тоску. На днях угнали его дочь, оставив на руках пятилетнего внука. Ему было шестьдесят лет, но сейчас он выглядел на все что. Горе его убило ещё до того, как он решил помочь сбежать единственной выжившей дочке с внуком. Он и держался то ради них.
В нашем коллективе повисло скорбное молчание. Приумолк и малец Рися, который бегал на разведку и сообщил нам эту новость.
Немного подумав, я сказал:
- А что ещё делать? Есть план, но он вам не понравится, - все взгляды направились на меня. Я набрался смелости, глубоко втянул в лёгкие воздух и начал издалека.- Они не сунуться в Пустошь...
Меня тут же перебили.
- То есть ты клонишь к тому, что бы идти через Пустоши?! - нервно воскликнула Сета. Это была среднего возраста женщина, с развитым нервным тиком. - Это же в натуральном смысле смерть!
Беженцы, образовавшие круг вокруг меня, согласно закивали и начали шептаться.
- А идти назад не смерть? - резонно просил я. Ко мне подошла Машка и обняла, будто чувствуя, что я начинаю закипать. - Или опять к границе Жэневы? Так все прекрасно помнят, что нам сказали пограничники. Или вам напомнить? Так вот, дословно: "Не суйтесь. У нас, по закону есть право расстреливать подозрительных личностей, которые лезут в нашу страну". Может это будет выходом?
- Но, - сделал шаг вперёд Клэрис. Это был старик. Именно с ним я первым познакомился. Опрятный немолодой мужчина, который просто не мог оставаться на том месте, где потерял семью. - Но там нечисть. Она страшнее людей. Никто не знает что от неё ждать. И если от людей можно надеятся получить жалость и жизнь, то там точно нет. Тень не пожалеет, сожрёт душу и не подавится.
- А это не люди, - возразил я. - Вы разве забыли, как они обходились с нами? Что делали? Может быть, в ком-то и осталась человечность. Но никто, слышите, никто не пойдёт против большинства. Может быть вы забыли братьев Ивви?
Когда мы шли к границе, среди нас были близнецы. Очередной рейд террористов начали неполную зачистку. Братья Ивви, как и многие, решили отсидеться и переждать. Но какому-то хмырю по всей видимости надоели утехи с женщинами. Или он просто принял одного из братьев девушкой. Кто его поймёт. Решил он затащить одного в кусты. Тот естественно не дался, вырывался и дрался. Его брат бросился на помощь. Завязалась патасовка. Подтянулись остальные из рейда. Мы все прекрасно видели, как братьев изнасиловали. Хотя многие и закрыли глаза. Но этот крик боли и отчаяния навсегда останется в наших познаниях. А братьям то было всего по тринадцать лет. От них к концу этой бессмысленной жестокости не осталось и живого места. А террористы, как ни в чём не бывало, потянули братьев за волосы к костру и бросили их в огонь.
Я тем временем, оторвавшись от жутких воспоминаний, взлохматил свои поседевшие волосы, и продолжил:
- Они не испытали ни жалости, ни отвращения. Может быть, у вас есть предположения, что мы можем сделать? Думаю, многие согласятся их послушать.
Не меня одного передёрнуло от воспоминаний о братьях Ивви. В воздухе висела гнетущая тишина. Никто не решался вставить и слова. Ситуация действительно была патовой.
- Юд, думаю никто из нас просто не хочет идти на верную смерть, - проскрипел Клэрис и покачал седой макушкой.
- Здесь нет безопасного места, куда можно увести людей, - я покачал головой. - Впереди смерть, позади. Ни шага в сторону, иначе расстрел.
Люди молчали. Я искренне не понимал. Раз они отрицают мои предложения, почему они свои не предлагают? Это же глупость.
Когда тишина затянулась, я хлопнул себя по коленям, подошёл к спящей на самодельной кровати Маше и повернулся лицом к народу.
- Я не знаю как вы и что вы. Но я знаю одно. Я пойду через Пустошь. Я вам предложил, вы не приняли, но и не предложили что нам ещё можно сделать.
- Может попробуем снова через Жэневу?- робко спросила девчушка лет четырнадцати.
Я покачал головой.
- Жэневцы всегда держали своё слово. Они не отличаются особым дружественным отношениям к нам, сурийцам. То, что они целых два года пропускали через свою страну беженцев значит лишь то, что это было выгодно им.
Я постоял ещё минут пять. Не дождавшись ответа, развернулся, аккуратно разбудил сестру. Она так смешно потирала сонные серые глазки. Жаль, что война отняла у неё беззаботное детство.
- Маш, вставай, мы уходим.
Она в непонятках уставилась на меня и вопросительно ткнула пальцем в народ.
- А дяди и тёти тут остаются. А нам надо идти, - я криво улыбнулся и поднял малышку на руки. Я развернулся.
- Юд, я с тобой, - та девчушка, что предлагала пойти попытать снова счастья у Жэневы, выступила вперёд. - Ты не подумай, просто... Просто я лучше умру от рук Тени, чем буду очернена и убита нацистом, - она опустила взгляд и тихо бросила в толпу. - Извините.
Люди начали переглядываться. Ещё несколько человек сделало неуверенный шаг вперёд. Я не подал виду, что удивлён.
- Ты готов взять ответственность на себя за жизнь людей? - спросил Клэрис и прищурил глаза.
- Да, - чуть помедлив, ответил я.
- Я тоже с тобой, малый. Но учти, ты взял на себя ответственность за всех, идущих за тобой. Это не один ребёнок, это много людей, которым тоже надо есть и спать. И смерти будут на твоей совести. Даже если не по твоей вине.
Меня передёрнуло. Это была очень непривлекательная перспектива. И я это понимал и без Клэриса. Я не хотел нести ещё бóльшую ответственность. Но и бросить людей не мог.
Чуть помедлив, я кивнул.