гл-12 На перроне
Тимофей протянул руку с проездными документами симпатичной кассирше и через минуту получил билет в купейный вагон.
- Вот это сервис! Девушка, а вам не помешает благодарственная запись в книге «железнодорожных» предложений? Я хоть сейчас! Сочиню такую рифму… и на орден сгодится. Лет через десять в самый раз, зачтётся. За героическое материнство, к примеру. Я его, этот самый орден, на вашей груди так и представляю. Кажется, вот сейчас протяну руку и он тут, как тут, окажется. Тёплый, тяжёлый … в ладошке постукивает. Вы только намекните, а я не подведу - сочиню и … протяну.
- Остров необитаемый?
Можно и на остров! А могу предложить и более житейский вариант. Например: проследовать под ручку с молодым, неженатым, перспективным лейтенантом до нового места его службы. Отказы не принимаются!
Кассирша вначале опешила от Тимохиного напора. Не поняла, о каком, таком ордене идёт речь. А когда догодалась, то первое, что сделала – привстала со стула. Тимоха перестал моргать ресницами. От открывшегося вида её шикарных пропорций он, в прямом смысле, задохнулся. Потом хрипло пропел: «Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее. Вы тугую не слушайте плеть …»!
- За честь сочту! В одном точно уверен - с такими данными, милая девушка, нам эта прогулка в трудовой стаж не зачтётся. Это ж сплошное удовольствие, и даже не битва за урожай!
И снова запел: «Сгину я - меня пушинкой ураган сметет с ладони …».
Девушка-кассир просветлела лицом. Слегка порозовели её, и без того румянные, щёчки. Она звонко рассмеялась и погрозила Тимохе красивым пальчиком:
- Где ж ты раньше был, соколик ясный? Не поспеть тебе со мной тягаться. Двойня у меня: мальчик и девочка. Вот, на вторую пару нацелились с моим Сашкой. Он у меня обходчиком работает, на свежем воздухе круглые сутки. Сам понимаешь, каким героем домой заявляется. Ударник он у меня! Из года в год с доски почёта не сходит. Прирос, поди, к ней, к доске-то …
За стеклом кассы послышался многоголосый женский смех. Из-за перегородок высунулись любопытные лица. Женщины наперебой предлагали свои варианты прогуляться до Тимохиного места службы. Из очереди тоже доносились «дельные» советы. Особенно старался мужик в соломенной потрёпанной шляпе:
- Вы, девчата, его того - в семье оставьте, в коллективе. Пусть парень попривыкнет после казармы, плюс харчи домашние. Хотя, при таком раскладе никакие харчи не помогут. Тикай, паря, пока ноги в обутках. А то, не ровен час, возьмут девчата в оборот, плакали тогда твои звёзды на погонах. Тикай, пока они за загородкой щёки раздувают! Щас выберутся – тогда труба! Не мешкай, афыцерик! Успеешь ещё хлебнуть семейного счастья.
А девчата, тем временем, наступали и наступали:
- Я свободная для подвига! – отозвалась одна,
- И я не откажуть от ударного труда … - вторила ей соседка,
- А Верочка у нас – та только и мечтает о военном. Лейтенантик, не уходи! Мы её мигом доставим на блюдечке с голубой каёмочкой.
Смеялись женщины, стреляя глазищами в сторону Тимохи, как бы, прикидывая свои и его возможности.
- Хорош! Ох и хорош, Авиация! Постой, не торопись! … - доносилось из-за перегородки.
Но Тимоха уже спешил на перрон, весело бормоча: «Ну, и как тебе - без разведки лезть на ражон? Чему тебя только учили отцы-командиры? Чуть было не влип по самые … - «Протяну руку и он тут, как тут, окажется. Тёплый, тяжёлый … в ладошке постукивает». Ноги бы не протянуть от таких переживаний» - смеялся Тимоха, вспоминая, с каким интересом его разглядывали весёлые кассирши.
«Эх, где наша не пропадала? И чой-то, бабоньки, я в вас такой влюблённый»?
По громкоговорителю объявили: «Скорый поезд «Москва-Владивосток» прибывает на первый путь».
Проскочив привокзальную площадь, и кое-как отвязавшись от повисших на руках цыганок, Тимофей оказался на перроне. Красивый старинный вокзал Иркутска завораживал и навевал грусть. Хотелось не уезжать, а, наоборот, кого-нибудь встречать. С цветами, с любовью … встретить и больше уж не отпускать.
- Кого?
- Её! Кого же ещё? …
Голубой электровоз появился из-под моста и беззвучно, будто по воздуху, поплыл навстречу вокзалу. Приблизился, обдал суетившихся пассажиров горячей пылью, заскрежетал тормозами, пронзительно свистнул и запыхтел от натуги, пытаясь остановиться вровень с багажными тележками.
«Седьмой, седьмой … , мой седьмой». Тимофей продвигался параллельно составу, с интересом разглядывая лица людей в окнах. Сначала они мелькали, сливаясь в сплошную пёструю ленту, убегали вперёд, оборачивались, и, наконец, остановились напротив. Люди за стеклом о чём-то лениво переговаривались, грустно улыбались, размахивали руками.
«Давно видать едут – притомились в тесноте-то. Не позавидуешь им, бррр … Хорошо, что мне всего сутки потерпеть … Эх! Скорей бы домой!».
Тимофей задержался у вагона № 5. Дверь распахнулась и в проёме показалась красивая женщина в синей форме. «Наверное, бригадир или начальник поезда».
Погоны, эмблемы, нашивки, пуговицы – всё отливало серебром и скромной солидностью.
Женщина легко сошла на землю, после того, как молоденькая проводничка протёрла поручни и первая спрыгнула со ступенек.
Тимофей впервые за столько лет, не озирался по сторонам, не приглядывался с опаской к толпе, стараясь вовремя приметить ненавистных патрулей и тут же улетучиться, как … «синий туман». Он привыкал к свободе! Как говорил любимый комбат: «В Армии не просто быть свободным. Тут свои законы и свобода особая. Не слушайте тех, кто не служил в Армии, и тем не верьте, кто глумится над ней. Это трусы и предатели. Святой долг - Родину защищать никто не отменял».
Тимоха расправил могучие плечи: «С таким комбатом … Повезло мне с комбатом! И ему повезло со мной» - улыбнулся и тут же почувствовал, как кровь заливает лицо.
- Стыдно, брат? – с кривой усмешкой спросил себя.
- Есть малёха, чего греха таить, нафордыбачил за три года. Будет, чем «гордиться». Забыть бы поскорей, так нет же – мучайся теперь, чтоб в другой раз неповадно было.
Он тряхнул головой и крякнул на дедовский манер:
- Прости, комбат, я постараюсь оправдать. Я оправдаю …
Поправил фуражку и обернулся на шум за спиной. С интересом засмотрелся, как десяток голубей гоняют по перрону хлебную корочку. Толкаясь, выхватывая друг у друга, воркуя, подпрыгивая и чертыхаясь.
В десяти шагах другая картина. Три здоровенных ворона вразвалочку приближались к чему-то очень съедобному, похожему на котлету. Вороны обступили котлету, покосились друг на друга, на Тимоху, на бестолковых голубей, покрутили умными головами вправо, влево, и только было нацелились чёрными клювами в аппетитный кусок, как откуда ни возьмись, появилась белая чайка. Она ловко подхватила котлету и была такова – умчалась в сторону Ангары. Вороны от неожиданности онемели с разинутыми клювами. Обескураженные птицы неловко топтались на месте, не в силах сообразить, как исправить ситуацию. Мол, надо ж было так опрофаниться. Зевали на нервной почве, тараща друг на дружку круглые глаза. Один сипло «крякнул» с досады. Получилось совсем уж по-утиному. Ничего не придумав умнее, угрюмый ворон белым пятном отметил то место, где только, что лежала заветная котлета. Окончательно растерялся, … ощетинился, неуклюже разбежался и полетел на бреющем, презрительно каркая в направлении Ангары.
«Ишь ты, … как тебя перекосило. Конфуз! Тут кто хошь запоёт по- петушиному. Таку котлету увели из под носа … Это тебе не кусочек сыру …» - хохотнул Тимоха.
Две другие птицы таращились на то место, где только, что лежал аппетитный кусок. Вороны повернули головы и, вдруг, встретились взглядом с Тимофеем. Заметив его ухмылку, они так громко раскричались в его адрес, что Тимоха, на полном серьезе, испугался за свою парадную форму.
- А при чём тут я? Уймитесь! Матюгайте вашу чайку. Тоже мне - нашли крайнего.
Но вороны, «спустив пар», быстро успокоились, они развернулись спиной к человеку и важно зашагали к другому краю перрона. Мол, дело сделано – нашёлся стрелочник!
- Ну ты посмотри на них. Сами прозевали свой завтрак, а я крайний? Валите с глаз моих, цыганки в перьях.
Вдруг, кто-то громко позвал по имени: «Тимофееей! Я здесь! … Пятый вагон»! Тимоха вздрогнул и обернулся на крик. Оказалось, это женщина-бригадир …
Она снова позвала: «Тимоша-а-а»! – и тихонько добавила: «Глухарик мой железный, подковка моя счастливая, пряник мой Ярославский».
Молоденькая проводничка весело возразила:
- Тётя Валя, а пряники-то Тульские бывают! Чой-то с выпечкой у вас ни того – нескладушки получились?
И звонко рассмеялась, прихлопывая жёлтым флажком себя по бедру.
- Этто у тебя будет Тульский, а у меня Ярославский, медовый, на медведя похожий.
И тоже прыснула в кулачок от своих «заплетушек-нескладушек».
Счастливая, она соскучилась по своему Тимошеньке. Неделю, как расстались! Помереть можно с такой разлуки!
Тимоха обернулся и чуть было не столкнулся с крепким мужиком. Тот широко шагал прямо в его сторону.
«Копия я, лет через … двадцать пять, тридцать. Только таких, как я, двоих надо соединить, чтобы этого дядю вылепить. Он, поди, пассажирский состав заместа электровоза утянет за милу душу.
«Где-то я его уже видел»? – пронеслось у Тимохи в голове. «Я точно его знаю. Но откуда»?
А мужчина вроде прошёл мимо, но резко остановился и тоже уставился на Тимоху …
Валентина не могла сдвинуться с места. Она смотрела и смотрела – то на одного Тимошу, то на другого … Тимофея …