Лера всегда была работящей и ответственной девушкой. Она любила работать, а особенно – видеть результаты своей работы. Дело было даже не в деньгах, а в том, что ее ценят и хвалят, а это было куда важнее того, что за свою работу она получает деньги, на которые кормит родителей, бабушку и младшую сестру.
Почему-то в их семье никто не любил работать. Разве что, бабушка Рая, но той было уже под восемьдесят, и максимум, что она могла – приготовить обед или ужин, и то, либо пересоленный, либо пережаренный. Нет, бабушка Рая, конечно, во времена своей молодости была самоотверженной труженицей, матерью пятерых детей и прекрасной женой председателя совхоза, но теперь, превратившись в почти глухую старушку с дрожащими руками, не могла похвастаться какими-то достижениями.
Мать Леры вообще никогда не работала. Выйдя замуж в восемнадцать лет за своего соседа по дому, Евгения Семеновна начала рожать детей, чтобы не иметь поводов слышать о том, что она «ничем не занимается». Нарожав четверых детей, она, слава Богу, успокоилась, потому что, во-первых, этого было достаточно для того, чтобы не работать и считаться многодетной, а, во-вторых, после рождения младшей дочери Тани, ей пришлось перенести операцию, сделавшую ее бесплодной. Тогда Евгения Семеновна сделала вид, что очень горюет по этому поводу, полгода провела в депрессии, даже отказавшись кормить дочь грудью, постоянно плакала и сетовала на несправедливость судьбы.
Ее супруг, Петр Петрович, был далек от вопросов женской репродуктивной системы, и мог воспринимать только конкретную информацию – да или нет. Рожала жена детей, и ладно, не будет рожать – тоже ладно. Петр Петрович, сухой и закрытый человек, конечно, радовался детям, но делал это весьма скомкано, и можно было подумать, что он совершенно равнодушен и к детям, и к жене. Он работал в совхозе главным механиком, но, получив травму в сорок лет, тут же получил инвалидность и осел дома.
Так и выходило, что в семье не особенно любили работать все, кроме Леры, средней дочери и главной кормилицы. Девушка вышла работать в шестнадцать лет, сначала помогая соседям сидеть с детьми, ведь у нее был опыт воспитания младшей сестры, потом ей предложили работать швеей, и она стала шить вещи на заказ, а после – вышла на работу на швейную фабрику в соседнем селе, куда добиралась по плохой дороге каждый день по два часа и по столько же часов возвращалась обратно в дом, где ее ждали сразу четыре голодных рта и восемь молящих глаз.
Старшие братья давно уже сбежали из деревни, удачно женились на девушках из городов и перебрались подальше от деревни, в которой остались отец-инвалид, не сказавший за всю жизнь доброго слова в адрес сыновей, мать, которая их вскормила и воспитала и постоянно припоминала это, а еще две сестры, одна из которых уж точно прокормит всех, настолько большой потенциал к работе она имела, какого не имел ни один другой член их семьи. Младшую сестру и бабку Раю никто в расчет не брал, они мертвым грузом висели на шеях взрослых, и, если одна могла в будущем принести какую-то пользу семье, то вторая уже была списанным со счетов грузом.
Лера же не могла закрывать глаза на то, что вся семья живет на две пенсии – пенсию отца по инвалидности и пенсию бабушки Раи, которых едва хватало на самое необходимое, а этого было катастрофически мало.
Лере не хотелось признавать, что она рвала жилы на своей фабрике вот уже почти три года только ради того, чтобы слышать добрые слова, которых у себя дома она вообще никогда не слышала в свой адрес. Мать постоянно пилила дочь за то, что та плохо отдает долг матери, которая положила всю себя на воспитание детей, из-за чего не смогла получить ни специальности, ни возможности работать. Лера молча слушала ее, думая о том, что вокруг них живут десятки молодых женщин с тремя и больше детьми, которые успевают и воспитывать их, и работать, а еще хвалить своих детей за хорошие отметки и помогать им с уроками. А мать сделала из себя жертву, постоянно напоминая своим детям о том, что они не должны ей только потому, что не они просили Евгению Семеновну рожать их.
Ни разу за все свои двадцать три года не слышала Лера в своем доме слова «спасибо», но зато постоянно слышала слова «долг» и «обязанность». Младшей сестре было всего десять, какой с нее спрос, бабушке – почти восемьдесят, ей тоже не сказать ничего плохого, отец – инвалид, который, в принципе, мог и работать, только не хотел, а мать всегда оставалась в глазах всех окружающих жертвой, которую необходимо было жалеть. И не знала Лера ни родительского тепла и ласки, ни доброго слова, ни повода для радости. В доме вечно царила атмосфера недополучения чего-то от кого-то, вечно кто-то был виноват. Это могла быть баба Рая, уронившая с утра тарелку и разбившая ее, это могла быть младшая сестра, которая получила «двойку», отец, который заявил о том, что появилась дырка на подошве сапога, мать, которая не приготовила борщ, а сварила непонятное месиво. А главной виновницей всегда была и оставалась Лера, которая всем была должна и обязана.
Возвращаясь домой с фабрики, девушке порой не хотелось, чтобы автобус делал остановку в их деревне, и порой на вопрос водителя: «Есть на выход?», Лере хотелось промолчать. Один раз она так и сделала, доехав до соседнего села, но потом ей пришлось идти пять километров пешком вдоль оживленной трассы, на которой то и дело останавливались машины, вернулась она домой около полуночи, а потом долго выслушивала претензии матери, которая ждала дочь, не спала и переживала, надорвав и без того расшатанную нервную систему.
А ведь, идя вдоль темной и такой опасной дороги, Лера совсем по-другому представляла встречу себя в доме. Мать могла бы кинуться со слезами и объятьями к старшей дочери, прижать ее к себе, гладить по голове и вслух благодарить Господа за то, что тот вернул ей дочь. Наверное, это были даже не мысли девушки, а ее мечты, которые как не осуществлялись, так и не осуществятся уже никогда.
Даже личной жизни у Леры не было. Ей было некогда встречаться с молодыми людьми, а ее вечно смурной и серьезный вид только отпугивали потенциальных кавалеров. Девушка с завистью слушала рассказы своих ровесниц на фабрике, у которых личная жизнь била ключом, а кто-то уже успел выйти замуж, родить детей. И все девчонки с упоением рассказывали о своих мужчинах, детях, о своей жизни, о которой Лере оставалось только мечтать. Только работа помогала ей справиться с накатывающими волнами жизненных разочарований, связанных с отсутствием личной жизни, а также нормальной жизни в семье, где все были во всем виноваты, но никто ничего не хотел менять и не стремился к этому.
Глядя на свою семью, Лера приняла для себя решение о том, что у нее не будет много детей, а своего единственного ребенка она вырастит без вдалбливания в его голову мысли о том, что он что-то должен своей матери. Ее ребенок будет купаться в материнской любви и ласке, он прочувствует крепость настоящих семейных отношений, будет ощущать себя как за каменной стеной, а не как в четырех каменных стенах, наедине с волками, постоянно клацающими зубами.
Из-за вечной занятости и унылости жизни, у Леры даже подруг не было, с которыми можно было бы поделиться своими мыслями и горестями. Девушка не умела дружить, да и не хотела. Она слышала что-то про дружественный долг, а ей в жизни, итак, хватало долгов по горло. Одинокая, постоянно грустная и в то же время мечтательная, жила девушка Лера, не надеясь на благосклонность судьбы и с молчаливой радостью принимала редкие, но такие ценные похвалы на работе и скромные и тихие благодарности от младшей сестры и бабки Раисы.
Ставший привычным ход жизни вдруг был нарушен. Появившийся на фабрике новый главный бухгалтер, уже немолодой, но довольно приятный мужчина по имени Иван Лаврентьевич, почему-то обратил внимание на Леру.
- Никогда не видел девушку, настолько похожую на героинь из пьес Островского. Вы просто олицетворение красоты и наивности, такой яркий цветок среди серой и ставшей приторной жизни.
Лера слушала слова Ивана Лаврентьевича, чье отчество выговаривала с трудом, поэтому получила от него разрешение называть его просто по имени.
- Иван, вы говорите такие вещи, которые мой скудный ум с трудом воспринимает, - с улыбкой говорила мужчине Лера, упоенная его комплиментами и добрыми словами в свой адрес.
- Лерочка, милая! О каком скудном уме вы говорите? Вы богаты и умом, и душой. Вы просто луч в конце тоннеля, в котором я не видел света уже много лет.
Лера слушала Ивана Лаврентьевича, затаив дыхание. Он говорил красивые слова, осыпал ее комплиментами, предлагал на собраниях поощрить главную передовицу фабричного производства и выдавал ей премии, которые, как казалось Лере, она получает не всегда заслуженно. Но Иван Лаврентьевич мог убедить ее в правоте своих выводов, потому что Лера в его глазах была настоящим кладом для мужчины, который все еще не оценил ее красоты как внешней, так и духовной.
- А вы цените мою красоту? – удивленно спрашивала она, прижимая к груди скромный букетик от главного бухгалтера.
- Я ценю вас всю, с головы до ног! Но больше всего я ценю ваш ум, вашу доброту и наивность!
Слово «наивность» как-то резало слух, но, тем не менее, не вызывало у Леры поводов закрывать глаза на ухаживания Ивана Лаврентьевича. Она поддалась его красивым словам, его поступкам, которые ни один мужчина раньше не совершал ради нее. И вдруг девушка поняла, что влюбилась в мужчину окончательно и бесповоротно. Перечитав все пьесы Островского, она в каждой героине видела себя, но не видела главного – везде она была жертвой обстоятельств именно из-за своей наивности и глупой влюбленности.
Мать хмурила брови, видя романтический настрой дочери, отец цокал языком, но смотрел на все с прежним равнодушием, сестра слушала Леру, открыв рот. И только баба Рая зачем-то сказала внучке:
- Будь осторожна и не будь дурой. Твоему Ваньке почти сорок, он – залетная птичка из города, которая ищет, кому бы надурить мозги. А ты, умная девка, слушаешь его бредни.
Лера только отмахивалась руками, слушая бабу Раю, делая вид, что она тоже не впечатлена рассуждениями старухи, к которой, итак, относились в семье постольку поскольку.
И Леру закрутило в водовороте страстей, о котором она мечтала и так долго ждала. А потом оказалось, что она ждет ребенка, а ребенок этот Ивану Лаврентьевичу и даром не нужен.
- Лера, ну о чем ты говоришь? – возмущался он. – У меня есть и жена, и двое детей, какой ребенок?
Лера слушала его, холодея изнутри, понимая, что бабка Рая была права. Какая жена, какие дети? Лера впервые узнала о семейном статусе своего возлюбленного только когда сама решилась предложить ему сменить этот самый статус. А оказалось, что Иван Лаврентьевич много лет счастлив в браке, но кочевая жизнь главного бухгалтера, а также его страсть к молодым и наивным женщинам, вынуждали его разбивать сердца и тут же исчезать с горизонта несчастных бесприданниц.
Что творилось в доме после того, как Лера сообщила родным о том, что ждет ребенка от женатого мужчины, который тут же оставил ее, стоило Лере заикнуться о своей беременности? Мать орала, периодически делая вид, что лишается чувств, отец молча стучал кулаком по столу и стискивал зубы, Таня плакала, молча жалея сестру, а баба Рая махала руками и говорила, что она «это говорила». Лера, заткнув уши и борясь с тошнотой, сидела посреди комнаты, в которой творилось то, к чему она привыкла давно, но за время общения с интеллигентным и спокойным Иваном слегка подзабыла. Она не говорила вслух, что надеялась на будущее в качестве жены главного бухгалтера, но внутри она думала именно так и планировала свою жизнь, представляя себя рядом с этим человеком.
К лету родилась дочка, которую Лера назвала Ларисой, в честь любимой героини отца новорожденной из пьесы Островского «Бесприданница». Лера смотрела на маленькое тельце дочери и думала о том, что никогда ее дочка не испытает тех же неприятных чувств, которые испытывала ее мать на протяжении своих двадцати пяти лет.
Но как можно было вообразить такое, принося ребенка в дом, где Лера сама выросла, и где все еще оставались ее родственники, сделавшие из нее неуверенную в себе и наивную, а еще жаждущую чувств женщину? Маленькая Лариса попала в руки бабки Жени, которая тянула к ней свои клешни, на которых черным по белому было написано: «должна мне будешь по гроб жизни».
Лере пришлось выйти на работу, как только Ларисе исполнилось два месяца, потому что работать в доме кому-то надо было, а еще – обеспечивать семейство, ставшее еще больше по вине самой Леры.
- Только рот лишний в подоле принесла! – цедила мать, вручая каждый вечер дочери кричащую и почему-то вечно голодную Ларису. – Нет, чтобы головой думать, так она родить удумала. Тут своих кормить нечем, а ты хомут на шею выкатила.
Лера тихонько плакала, осознавая, что снова не хозяйка своей жизни. Конечно, рядом была Танечка, которая тихонько помогала сестре, но она так боялась и тоже тихо ненавидела своих родителей, что лишний раз предпочитала смолчать, чем встать на сторону старшей сестры.
Продолжение следует...