Начинаю потихоньку возвращаться в старое русло и здесь. Конечно это получиться не сразу, но попытаюсь.
Сегодня хотел опубликовать другую статью, но вспомнил, что сегодня пятница и традиции нарушать не гоже, поэтому публикую свой прежний рассказ, который был написан в 2010 году и опубликован в 25 ТОМе журнала МОСТ.
Этот рассказ навеян песнями певца и композитора Игоря Талькова. Эти песни помогли мне перенести тяжёлую психологическую ношу армейских будней и остаться человеком.
А ещё я публикую этот рассказ для своих друзей с канала "Стихи и фото, а может фото и стихи".
Итак, Начинаем.
***
− Это конец! − подумал Алексей и откинулся назад, прислонившись спиной к стенке окопа. − Прав, тысячу раз прав был Адмирал, когда говорил, что ничего у нас теперь не получиться.
Странно, среди выстрелов и взрывов, почему-то была слышна далёкая трель какой-то пичужки. Наверно морозный весенний день далеко разносил все звуки, включая и этот, совершенно далёкий от людской суеты. Людей ещё не было, а эти звуки раздавались здесь. Людей не будет, а они так же будут продолжать звучать напоминанием о бренности и часто бессмысленности людского существования.
Он вытащил из нагрудного левого кармана изрядно потрёпанную фотографию своей семьи. Они фотографировались перед самым началом этого бунта. И теперь уже около трёх лет о них он не знал ничего. В этой сибирской тайге тоска по ним иногда доводила его до алкогольного беспамятства. Но он старался всё-таки держать себя в руках, как и подобает русскому офицеру. Тысячу прав был Александр Васильевич, когда говорил, что без сильного, но принципиального руководства, Россией всегда будут править шарлатаны, провокаторы, политиканы и взяточники. А русский мужик всегда будет оставаться в дураках, изредка понимая это и бунтуя. Вот и сейчас на фоне мужицкого бунта, большевики умело взяли власть в свои руки. И надо отдать им должное, многие кадровые офицеры перешли на их сторону, поверив в возможность настоящего демократического государства. Но Алексей не верил. Не сейчас. Он постоянно встречал людей, которые, используя революционное движение, недовольство рабочих и крестьян, чтобы сколотить политический, а то и «золотой» капитальчик. Он уже давно поддерживал прогрессивные слои дворянства и офицерства, которые продвигали в стране реформы. Но вот, не успели. Вместо эволюционного развития, его Родина скатилась в революционный хаос. Он не верил, что полностью всё сломав, можно что-то действительно хорошее быстро построить. Поэтому выбрал сторону Адмирала.
Но теперь всё. Большевики рано или поздно победят, положив не один десяток тысяч, вот таких же, как сейчас рядом с ним в окопе солдат, испуганных, сбитых с толку, готовых в любой момент переметнуться на другую сторону. Осталось только решить, идти ли до конца и быть убитым своими же солдатами, одурманенными лживой пропагандой свободы, равенства и всеобщего благоденствия, либо уйти, и погибнуть где-нибудь по пути, так и не добравшись до своей семьи.
Его мысленный монолог прервался. В этот момент что-то изменилось. Всё пришло в движение. С той стороны послышались крики бросить оружие или направить его против своих офицеров-эксплуататоров. Алексей выглянул из окопа. С той стороны, проваливаясь в весеннем снегу, шли с белым флагом двое парламентёров. Решение созрело мгновенно. Адмирал уже ушёл далеко и он со своим небольшим отрядом своё дело сделал, задержал продвижение большевиков. В голове так и звучали слова Александра Васильевича:
− Сможешь − возвращайся. Нет − попробуй пробраться к своим. И удачи тебе! Надеюсь, когда-нибудь свидимся. И береги солдат. Они наша опора.
Солдаты нервно поглядывали, то на эту процессию, то на него. Он строго посмотрел на них и вышел из окопа навстречу парламентёрам. Некрепкая осенняя снежная корка негромко похрустывала, грозя в любой момент провалиться. А проваливаться было нельзя.
− Сдавайтесь, чтобы избежать не нужного кровопролития. − Это сказал крепкий, с обветренным лицом, мужчина, видимо главный, из рабочих. Он Алексею почему-то понравился. Чего он не сказал бы про второго, не приятного на вид человека. Его кожа, маленькие ухоженные усики и никогда не знавшие тяжёлого физического труда руки, выдавали человека, явно не из рабоче-крестьянской среды.
− Я согласен. Но при одном условии. Что все мои солдаты будут живы и отпущены по домам. − Глазки человека с усиками забегали взглядом, то к главному, то снова на него.
− Хорошо. Я гарантирую, что их отпустят по домам здесь. Но я не могу гарантировать, что они доберутся до своего дома. Так же я не могу им запретить добровольно остаться в наших рядах.
− Я понимаю. − Согласился Алексей. − Кто хочет, пусть остаётся, остальных отпустите. Дайте мне пол часа, чтобы сделать последние распоряжения.
Главный кивнул, повернулся и зашагал назад. С усиками потоптался на месте, видимо хотел что-то сказать, но в последний момент передумал и поплёлся к своим.
В окопе все сбились в кучу и ждали слов командира. Алексей передал слова большевика и приказал готовиться сдаче.
− Как же так, Алексей Николаевич! За что же мы бились? − возмущался старый солдат, бывший фактически добровольным денщиком Алексея.
− За свои семьи, за Родину, Никонорыч. Но сейчас нет смысла подставляться под пулю. Лучше проберитесь, если сможете домой, к своим семьям. Время сейчас очень тяжелое и вашим бабам нужна опора. Старайтесь пробираться не по одиночке, чтобы не попасться провокаторам. Всё! Давайте идите! С Богом!
Алексей, не чувствуя холода, распахнул верхнюю одежду, добравшись до белой рубахи, оторвал от неё лоскут, привязал к штыку и замахал им. С той стороны ответили.
− Оружие на всякий случай держите наготове. − Скомандовал он в последний раз, шагнул на некрепкий тонкий весенний наст.
Весь небольшой отряд понуро, но в строгом порядке, как было выучено годами, пошли на сдачу.
За окопами большевиков была небольшая низинка, куда они и спустились. К ним подошла группа людей с красными повязками, среди которых и был тот, с маленькими усиками. Один из «красных» взялся за ружье ближайшего из солдат Алексея, но тот не отдавал. С усиками покачал головой, усмехнулся и сказал в его сторону:
− Так положено. Не можем же мы себе в тыл пустить вооружённую группу.
Алесей кивнул. Солдаты аккуратно сложили оружие. С усиками ещё более противно улыбнулся:
− Граждане солдаты, братья по оружию! − начал вещать тот, − Как мы и обещали, там за тем лесом станция и вы можете отправляться домой. Но не все ещё белогвардейские банды разбиты и ещё много наших братьев находится там, под влиянием буржуазной пропаганды и старого образа жизни. Переходите к нам, чтобы защищать и отвоёвывать нашу новую Родину, которую мы будем строить на равенстве и братстве, без помещиков, капиталистов и других эксплуататоров. Давайте навсегда покончим со старыми порядками!
Агитатор кому-то кивнул, и за его спиной послышался голос:
− А что, правда братцы, хватит за барина воевать, давайте за свою землю, за своих баб направим оружие против этих…
Алексей обернулся. В него тыкал какой-то незнакомый мужик, из его отряда. Видимо его к нему перевели только, перед тем как Адмирал ушёл.
− Что вы его слушаете! − продолжал в него тыкать «новичок». − Может хватит прятаться за чужими спинами и самим начать думать! Воевать не за ЭТИХ, а за себя!
Алексей отвернулся и больше уже не слушал эту пропаганду. Пичужка опять завела свою трель, и он слушал только её, да поскрипывание весеннего снега под ногами наконец-то уходивших его солдат. Он вытащил фото своей семьи и будто в последний раз рассматривал родные лица.
− Я бы всех этих господ к стенке поставил. − Вдруг сквозь весенние звуки, прорезался этот противный, летящий вдогонку его солдатам голос. − Вспомните, сколько нашей крови было пролито, сколько рук и ног отморожено! А за что? Чтобы тебе в морду офицерской перчаткой тыкали за каждую дырку на обмундировании. Хватит! Расстреливать таких надо!
Послышалось звяканье винтовок и выстрел. Потом второй.
Алексей не сразу всё понял. Обернулся. «Новичок» с винтовкой в руках медленно оседал на снег. С усиками ехидно улыбался. Увидел бегущих назад его солдат. «Глупые, назад!» − только смог подумать он. Острая боль в спине помутнила его разум. Фотография выпала из руки и медленно опустилась на уже красный снег.
Бегущие к командиру солдаты, падали с каждым новым выстрелом и вскоре всё было закончено.
«Красные» уходили. С усиками задержался над телом белого офицера. Увидел фотографию, поднял её и долго пристально глядел на неё. Потом что-то про себя пробубнил, лицо его исказилось. Он бросил на снег фото и занёс над ней ногу. Третий выстрел расколол, как нож лёд, эту весеннюю затаившуюся после расстрелов тишину. Солдат, застреливший «новичка» и почему-то отставший от «своих» подошёл к телу с усиками, оттолкнул его и вытащил фотографию. Какое-то время он смотрел на неё, потом убрал куда-то во внутрь телогрейки. Трижды перекрестился и поспешил вслед за уходящими.
На опушку леса вышел волк. Его, отощавшего за эту голодную зиму, сильно беспокоил запах крови, исходивший с другого конца поля…
Июль 2010