Бруно Кверфуртский – миссийный архиепископ и агиограф. В 1008 г. пишет послание германскому королю Генриху II, в котором сообщает о кратком пребывании на Руси, где он был на пути к печенегам.
Отрывок из этого письма:
Верно, уже целый год исполнился месяцами и днями с тех пор, как мы покинули венгров (Ungri), где понапрасну провели много времени, и направились к печенегам (Pezenegi), жесточайшим из всех язычников. Государь Руси (senior Ruzorum), великий державой (regnum) и богатствами, в течение месяца удерживал меня против [моей] воли, как будто я по собственному почину хотел погубить себя, и постоянно убеждал меня не ходить к столь безумному народу, у которого, по его словам, я не обрел бы новых душ, а одну только смерть, да и то постыднейшую. Когда же он не в силах был уже [удерживать меня] и устрашен неким видением обо мне, недостойном, то два дня провожал меня с войском до крайних пределов своей державы, которые из-за вражды с кочевниками со всех сторон обнес крепчайшей и длиннейшей оградой (sepes). Спрыгнув с коня, он последовал за мной, шедшим впереди с товарищами, и вместе со своими лучшими мужами (maiores) вышел за ворота. Он стоял на одном холме, мы — на другом. Обняв крест, который нес в руках, я возгласил честной гимн: «Петре, любишь ли меня? Паси агнцы моя!» По окончании респонсория государь прислал к нам [одного из] своих лучших мужей с такими словами: «Я проводил тебя [до места], где кончается моя земля и начинается вражеская. Именем Господа прошу тебя, не губи к моему позору своей молодой жизни, ибо знаю, что завтра до третьего часа суждено тебе без пользы, без вины вкусить горечь смерти». Я отвечал: «Пусть Господь откроет тебе [врата] Рая так же, как ты открыл нам путь к язычникам!»
Что же? Два дня шли мы беспрепятственно, на третий, в пятницу, трижды — утром, в полдень и в девятом часу — все мы со склоненными выями влекомы были на казнь, но столько же раз по чудесному знамению — такова была воля Господа и водителя нашего Петра — невредимы ускользали от встретившихся нам врагов. В воскресенье, когда мы добрались до мест более обитаемых, нас оставили в живых до срока, пока весь народ по зову гонцов не соберется на сходку. Итак, в девятом часу следующего воскресного дня нас зовут на сходку, бичуя, словно лошадей. Сбежалась бесчисленная толпа. С налитыми кровью глазами, они подняли страшный крик. Тысячи обнаженных мечей и тысячи топоров над нашими головами грозили изрубить нас на куски. До ночи терзали нас, волоча в разные стороны, пока нас не вырвали из их рук старейшины (maiores) [той] земли, которые, будучи рассудительны, услыхав наши речи, поняли, что мы с добром явились в их землю. Как то было угодно неисповедимому Господу и честнейшему Петру, пять месяцев провели мы среди этого народа, обойдя три его части, не заходя в четвертую, из которой к нам прибыли послы от лучших людей (maiores). Обратив в христианство примерно тридцать душ, мы, по манию Божию, устроили мир, который, по их словам, никто кроме нас не смог бы устроить. «Сей мир, — говорили они, — тобой устроен. Если он будет прочен, то все мы, как ты учишь, охотно станем христианами. Если же государь Руси изменит уговору, нам придется думать только о войне, а не о христианстве». С тем я и прибыл к государю Руси, который ради Божьего [дела] одобрил это, отдав в заложники сына. Мы же посвятили в епископа [одного] из наших, которого он затем вместе с сыном поместил в середине земли [печенегов]. И установился, к вящей славе Господа, Спасителя нашего, христианский закон среди наихудших и жесточайших из всех обитающих на земле язычников.
Цитируется по: Древняя Русь в в свете зарубежных источников. Том IV. М., 2010