Начало истории можно прочитать здесь:
Часть пятая, заключительная: о надоях молока в военной части, об эпидемии «хочубабии», а также о бритых офицерских затылках и крашеной траве.
Как-то днём я увидел, что солдаты сидели в казарме на полу и хихикали совершенно по-детски. Я думал, что они обкурились. Оказалось, что нет! Они просто запускали наперегонки тараканов. При этом один из них рассуждал: «Я в армейку пошёл когда, то думал – круто, автоматы там и на танках ездить буду, а тут автомат один раз дали подержать, а доверяют мне только метлу, чтоб плац чистить, чищу его зимой, чищу летом, а дома придётся про танки врать!»
Однажды офицер рассказал про «Плохое место» в части! Я думал, что речь идёт о каком-то заговорённом месте или о другой солдатской мистике. Но всё оказалось проще. Офицер, когда прибыл в часть, нашёл укромное место за столовой, уж очень удобное для курения и для того, чтоб скрыться с глаз начальства. Но солдаты ему сказали: «Товарищ, лейтенант! Тут не надо сидеть…нууу..как бы плохое место тут». После долгих расспросов солдаты объяснили, что командир части долго боролся с подчинёнными, чтоб они не прятались в этом укромном углу и не курили, но исчерпав все средства и почти отчаявшись, командир сделал следующее – намазал говном трубы, на которых сидели курильщики. С тех пор место стало «плохим» и там уже не курили и не прятались.
Как-то вечером я стал свидетелем крика прапора. Он орал на солдата-пастуха. Да был такой солдат, который весь срок службы отвечал за выпас коров, дело было в 90ые. Некоторые из этих коров поступали в виде парного мяса в штаб и питали там тела «пузатых животных», а другие давали молоко и мясо офицерам в части, солдатам же доставалось только наблюдать прекрасный жующий вид священных животных. Так вот, прапор орал на пастуха: «Ты что делаешь из меня еба@ата?! Твоя корова даёт молока утром в два раза больше, чем вечером! Первый раз вижу корову, которая мать её, носится всю ночь по полям, как Марадона-бля с мячом, да ещёжрёт траву, а днём-бля спит, как сурок и с доек её только стакан нацедить можно!». Так прапор лишил солдат ежедневно воруемого у офицерской коровы молока, а наш язык обогатился тем, что Марадона по-военному носил титул «бля», видимо, это что-то вроде «сэр» или «уважаемый».
Ночь. Пронзительный крик со стороны казармы, где спали солдаты:
- Бабу хочу!Бляяяя! Бабу хочу! Ну, нууу…нуупажалаааалуйстааа! Ну, хоть полежать рядом!
Никто не смеялся, все были полны сочувствия. Чуть позже и у курсантов появились признаки болезни «хочу бабу». Перед отбоем обязательно кто-то ритмично скрипел пружинами койки, доводя особо больных «хочубабией» до исступления! Один «хочубаб»даже пытался избить того, кто в совершенстве освоил ритмичное скрипение койкой и подобно Паганини мог сыграть эротический скрип всего лишь на одной пружине.
Даже самые интеллигентные из нас захочубабились. Один из них, лёжа на койке и наблюдая полёт двух жирных вальсирующих в воздухе мух, философски произнёс: «Летают! Муууухиии…А ведь и они тоже! Трахаться хотят!» Кстати, автор этих слов, вернувшись со сборов «заряженным желанием», сделался вскоре отцом прекрасных двойняшек.
Через неделю я увидел, как среди нас появилась дедовщина. Интеллигентного и слегка напыщенного взводного стали ежедневно унижать: то пришьют его погоны к задней части штанов, то повесят крапиву над лицом, когда он спит и разбудят вопросом «где ключи от вертолёта?», то сошьют вместе штанины ночью. Я не испытывал особенной жалости к нему, потому что он каким-то чудом выпросил себе право не носить сапог, а главное – он не был большим и сильным в нашем стаде, а значит не имел права быть взводным. Животный инстинкт требовал от нас на место взводного назначить самую большую и свирепую хотя бы на вид обезьяну.
Под конец сборов нас отправили в соседнюю часть, чтобы мы помогли…покрасить траву. Да, это не байка, это правда. Все ждали прилёта бешеного начальника округа. Этот начальник любил две вещи – бритые затылки подчинённых и красивую зелёную травку в части. И затылки, и травку он проверял лично! Он мог построить взрослых седеющих уже офицеров затылками к себе и ходил проверять правильность бритья. Мы щипали вручную траву, делая практически английские газоны, от вида которых даже невозмутимая британская королева должна была залиться слезами зависти и жалости к нам. Затем кисточками мы красили эту траву в приятный ярко-зелёный цвет, способный утешить любого начальника.
В этой военной части вода была привозной, мутной и с песком, и мы узнали, что есть что-то хуже, чем рыбный ужин – пюре с песком, суп с песком, все с песком. Чистая вода доставалась солдатами в киосках в соседних поселениях и была на вес золота. Вечером нескольких наших отпустили за хорошей водой, которой досталось не всем. Кто-то, кому не досталось, даже заплакал, и всхлипывая, приговаривал: «Я пииить хочу!». Я воды не успел попросить, терпел, хотя при мысли, что я мог бы попасть в эту часть обычным солдатом, мне становилось жутко страшно.
В этой части был солдат, которого ради издевательства каждый день ставили «на тумбочу», т.е. он целый день стоял в казарме в качестве дежурного. Напротив него находилась «комната психологической разгрузки» – маленькая комната с драным диваном и книжной полкой с полным собранием сочинений Ленина. Парень при нас просто взвыл от "тумбочной" своей жизни, а местные офицеры, давно ждавшие, что у «тумбочного» сдадут нервы, предложили ему на выбор: тумбочка или бег с тяжёлым рюкзаком вокруг казармы в течение часа на жаре. Солдатик радостно выбрал бег. Офицеры курили в тени и наблюдали, как он бегал босиком.
Так же мы побывали ещё и в другой части, где в рамках подготовки офицеров запаса … мы собирали смородину! Напутствуя нас перед сбором ягоды, богатой витамином С, лейтенант произнёс: «Смородину не жрать! Она, вышеуказанная ягода, пойдёт на витаминизацию личного состава! И помните – чем вы больше соберёте, тем нам больше достанется!»
Наконец-то мы собираемся домой. Завтра уезжаем. Собираем рюкзаки, ржём над тем, что у всех голова и руки чёрные от загара, а тело белое. В углу казармы стоит печальный Сугундуков, маленький, худой, светловолосый. Он всегда шутил, а тут грустный совсем и шёпотом говорит своему соседу-солдату: «Студенты! Козлы! Как в пионерлагерь приехали, поиграли, домой собираются, не спешат! Блин! А я б домой голый побежал, прямо сейчас, даже в мороз побежал бы…». Если б прапор смог сейчас заглянуть в глаза Сугундукову, то увидел бы в них вселенскую печаль мальчишки, зажатого между рыбным ужином и чисткой плаца, точно знающим, сколько дней ему осталось до дембеля.
Когда мы уезжали, то отдали наши новые сапоги солдатам. +100500 к карме, как сейчас сказали бы.
Прапорщик в тот день взял отгул, на всякий случай … его незабываемая эпическая речь ждала новых курсантов следующим летом.
- Благодарю всех за внимание! Буду рад отзывам, пальцам вверх и обниму как родного за подписку на канал! Поспешу развлечь вас новыми историями!