О космическом полёте Андрияна Николаева и Павла Поповича на кораблях «Восток-3» и «Восток-4» был сделан документальный кинофильм. Первый его показ состоялся в Театре киноактёра. Почётных гостей посадили на широкий балкон — на виду у всего партера. Гагарин в первом ряду балкона. Ему стали аплодировать. Кто-то закричал: «Слава Гагарину!» Он улыбался, махал руками во все стороны. Обернувшись, увидел меня. Я сидел во втором ряду, недалеко от него. Крикнул мне: «Лёша!» (так меня звали в ЛИИ). Встал, протянул мне руку, я ему. Но дотянуться друг к другу мы не могли. Гагарин понимал это, опёрся о Поповича, сидевшего рядом. Всё никак. И вот на виду у всего партера Юрий упал на Николаева, тот был рядом с Поповичем, ближе ко мне. Наконец, я ухватил за ладонь Гагарина, то ли поздороваться, то ли, чтобы помочь ему подняться. Картина была комическая: хохочущий Гагарин, а из-под него выглядывал придавленный и очень мрачный (таким он казался почти всегда) Николаев. Два контрастных персонажа — Арлекин и Пьеро. Гагарин лежал на двоих, недавно вернувшихся из космоса, космонавтах и уже громко смеялся. Вслед за ним грохнул от хохота весь зал. Так Юрий умело перевёл помпезно торжественную ситуацию в игровую, по-детски весёлую.
Летим, яркие блики солнца из иллюминаторов гуляют по салону. Космический скафандр надевают на высокого парня (на будущего космонавта В. М. Комарова). Усадили его в катапультное кресло, такое же, как в космических кораблях «Восток», укреплённое в салоне нашего самолёта. Застегнули на нём ремни привязной системы. С обеих сторон от него: слева Каманин и Гагарин; справа будущий космонавт Волынов Б. В., ещё кто-то из гостей. Мне с секундомером и блокнотом (для регистрации времени «выхода» из кресла и «возвращения» в него) уж и встать негде. Но знаю, что в невесомости взлечу и буду видеть всё сверху. Взревели двигатели — разгон. Перегрузка. И вот, вдруг… тишина и невесомость. Гагарин схватился левой рукой за леер на потолке салона. Комаров в кресле пытается расстегнуть привязную систему, растерялся, не может найти её замок. Поглядываю на Гагарина: Его левая рука, ухватив леер, сильно дёрнулась, из-за этого он взлетел и головой стукнулся о потолок, но с первых секунд невесомости — на лице радость, веселье, широкая улыбка и никакого страха. Смеясь, смотрит по сторонам, ноги поджаты, правая рука вскинулась вверх. Это у него уже изученная нами в предыдущих полётах «лифтная реакция». Каманин тоже подтянулся, но правой рукой. Следит за испытателем в кресле. Строго улыбается.
Невесомость закончилась, и Гагарин, было видно, что от души, сказал:
«Вот это — невесомость!!». Я ему: «А в космосе?» Он: «Здесь веселее».
После третьего режима невесомости (и после шести перегрузок) генералу Каманину стало нехорошо: боли в груди и в животе, лицо бледное, пот на лбу, хотя жары в салоне уже не было — работала вентиляция. Его устроили полулёжа на техническом кресле. Я посчитал ему пульс: учащённый, но перебоев ритма нет. Артериальное давление измерить не мог — мы не брали с собой тонометра. Но, судя по давлению пульсовых ударов, оно не повысилось (в мединституте меня учили определять его по пульсу). Я расстегнул генералу форменную рубаху, и рукой стал массировать грудь и живот, стараясь нажать на нужные точки (джень-дзю терапии меня тоже учили). Доложили первому пилоту Валентину Фёдоровичу Хапову. Он решил срочно возвращаться на аэродром. Узнав об этом, Каманин посмотрел на меня. Я промолчал. Тогда генерал взглянул на Гагарина, он отвернулся. После этого генерал жёстко приказал Хапову: «Полностью выполнять программу полёта!». Один раз Каманин не удержался при невесомости в кресле и полетел вдоль потока кабины самолёта. Это опасно — вдруг бы он грохнулся при перегрузке о приборы, киноаппараты, привинченные к полу. Мы с Гагариным кинулись за ним, поймали и «приземлили» к части пола, покрытого толстой пористой резиной. Генерала закрепили полулёжа на кресле, чтобы он больше не улетал при невесомости. В этом положении перегрузки легче переносятся.
В четвертом и пятом режимах невесомости я, можно сказать, парил около него. Юрий Гагарин, пользуясь моим секундомером, хронометрировал действия испытателя во время его «выхода» и «возвращения» в кресло при невесомости. Секундомер, побывавший в руках Гагарина, хранится в Государственном музее истории космонавтики в Калуге.
После пятого режима невесомости и десяти перегрузок, когда я в очередной раз хотел посчитать у генерала пульс, он, не глядя на меня, резко сказал: «Займитесь своим делом». В следующих пяти режимах Каманин спокойно «отдыхал», полулёжа в кресле. Молодые лётчики летали в невесомости по пустому салону самолёта. А я опять, вместе с инженерами-создателями космического кресла и привязной системы (они сотрудники завода № 918 и НИИ ПДС Министерства обороны) следил за Комаровым, старавшимся отстегнуться от кресла во время невесомости, затем обратно сесть в него и пристегнуться. Чаще это сделать ему не удавалось. И было не ясно: то ли невесомость нарушала координацию его движений, то ли привязную систему надо переделать, чтобы с ней было бы легче справляться в невесомости.
Так закончился первый полёт с участием Гагарина при подготовке космического полёта космонавта № 3. Позднее им стал Андриян Николаева.
Когда наш ТУ-104 приземлился, кинооператор Костя Филиппов позвал первого пилота Валентина Фёдоровича Хапова и запечатлел киносъёмкой его вместе с Юрием Гагариным, будущими космонавтами: Комаровым и Волыновым. Юрий летал с нами ещё в одном полёте. Испытателями во всех дальнейших полётах были Валерий Головин и Кир Чернобровкин.
27 июля, после приземления нашего самолёта молодые лётчики, — будущие космонавты, — весело обсуждали то, как летали, кувыркались в невесомости, как неуклюже падали при перегрузках на мягкий пол из толстой пористой резины в специальном отсеке салона самолёта. Все были довольны тем, что у них не было рвоты, «болезни укачивания». Ведь она, как небольшое срыгивание, была у Юрия Гагарина в орбитальном космическом полёте. А у Германа Титова в почти суточном полёте рвота была многократной, изнуряющей. И всё же Титов отказался от прекращения полёта и выполнил всю его очень сложную программу. «Болезнь укачивания» при невесомости в космосе военные авиационные врачи называли «спутниковой болезнью» и очень боялись её.
Будущие космонавты, радуясь, будто не видели нас: сотрудников ЛИИ и других предприятий, создававших катапультное кресло, привязную систему к нему и скафандр космонавта. «Будущие» были будто в своём собственном мире, в невидимом коконе. Всех, кто вокруг них, как бы не существовало. Такое состояние изолированности этих парней от нас, видимо, возникло из-за их сугубой, совершенной секретности. Тогда никто не должен был знать об их существовании, о том, что им предстоит. Возможно, такая самоизоляция усиливалась предчувствием предстоящей им «великой миссии» — миссии проникновения в космос, когда они, покорив его, станут «полубогами», символами «Великих побед» нашей страны, живущими в засекреченном мире, недоступном, но прославляемом всеми людьми. Таким уже был Гагарин! В отрешённости этих молодых лётчиков от нас — простых смертных, не проглядывало ни самодовольства, ни напыщенности, ни показной гордости. Напротив, казалось, что будущие космонавты стесняются того, что судьбой будут подняты в «небожители». Им было неловко перед нами, творящими их будущее, готовящими их полёт.
После полёта все военные, кто приехали с генералом Каманиным, вошли в КДП-1 (в здание командно-диспетчерского пункта № 1). Наши лииёвцы стесняются, стараются не смотреть на Гагарина. И он чем-то занят. Но был среди наших приборист Толя Лялин: улыбка, как говорили, «рот до ушей, хоть завязочки пришей», глаза, как угли — блестят, кудри разметались чёрные.
Он — Гагарину:
— Юра! Скажи-ка, а как твоя жизнь после полёта?
Гагарин ему в ответ вопросом:
— Жизнь моя?
Задумался. Видит у Лялина улыбка шире, чем у него самого. Обернулся Гагарин на всех и весело продекламировал Сергея Есенина:
— Иль ты приснилась мне? // Словно я весенней гулкой ранью // Проскакал на розовом коне.
Все заулыбались. Даже Каманин ухмыльнулся.
Друзья, сообщайте ваше мнение и подписывайтесь на канал «Проникновение в космонавтику».
Дайте прочитать вашим родственникам и знакомым. Пусть они тоже подпишутся на канал. Читайте предыдущие материалы и те, что будут публиковаться дальше.
С уважением, Леонид Александрович Китаев-Смык.