«Въздвиже дьяволъ котору въ братьи сей Ярославличихъ». Святослав и Всеволод вошли в Киев «и сѣдоста на столѣ» в княжеской резиденции в Берестове. Насколько можно судить, переворот был бескровным. Завещание Ярослава было нарушено внутри династии, и никто не был готов встать с оружием в руках на его защиту.
Эта акция Святослава встретила лишь словесное сопротивление. Для киевских политических моралистов каждый кризис был предлогом для того, чтобы преподать урок. Прежде история с Всеславом дала повод рассуждать о святости крестоцелования, теперь темой обсуждения стала противозаконность нарушения распоряжений отца и границ братних владений. Срочно были найдены библейские и квазибиблейские прецеденты, и на Святослава обрушилась жестокая критика, как открытая, так и завуалированная. В «Чтении» Нестора о Борисе и Глебе, написанном в конце 1070-х или в начале 1080-х гг., автор сетует по поводу того, что младшие князья не слушаются старших. Один из авторов «Повести временных лет» густо усыпал основное повествование подходящими к случаю критическими высказываниями. Феодосий, игумен Киево-Печерского монастыря, публично выговаривал Святославу и демонстративно не посещал его пиры. Не исключено, что Святослав был согласен с этой критикой, по крайней мере, в принципе. Он терпеливо сносил укоры Феодосия и купил себе если не одобрение, то хотя бы снисхождение со стороны монастыря, даровав ему земли и деньги на сооружение великолепной церкви. Но все-таки похоронили его в храме Спаса в Чернигове, а не в Киеве, как отца и деда.
Какой же политический или практический интерес перевесил принцип, заставил Святослава пойти против завещания Ярослава и обеспечил относительную сдержанность оппозиции? На это счет выдвигались или напрашивались сами собой три предположения. Первое из них — религиозное: Святославу пришлось изгнать брата, так как тот будто бы был близок к отпадению от православия. Это предположение основывается на поведении Изяслава после изгнания из Киева. Он снова отправился в Польшу, к племяннику своей жены, королю Болеславу II, который так помог ему несколькими годами раньше, во время борьбы против Всеслава Полоцкого. Но на сей раз Болеслав не проявил прежней широты. Он завладел «имѣньем многым» Изяслава, а помогать ему не стал. В январе 1075 г. Изяслав появился при дворе Генриха IV в Майнце. Тот проявил осторожность и послал в Киев эмиссара для подробного выяснения обстоятельств. Весной того же года Изяслав отправил своего сына Ярополка в Рим, просить папу Григория VII подтвердить законность его жалобы и заступиться за него перед Болеславом, не желавшим возвращать сумму, которой он завладел. Можно ли заподозрить Изяслава в латинофильстве в ситуации, когда, в результате схизмы 1054 г., папа Римский и Константинопольский патриарх отлучили друг друга от церкви? И почему он и его жена-полячка нарекли одного из сыновей Петром? Такие подозрения соблазнительны, но, скорее всего, неуместны. Союзы с Западом были обычным делом для русских князей и не налагали на их участников печати вероотступничества. Кроме того, существует достаточно много свидетельств в пользу православия Изяслава.
Вторым гипотетическим оправданием действий Святослава могла быть неспособность Изяслава к правлению. Похоже, князь действительно был склонен к политическим просчетам, он умел внушить неприязнь даже своим сторонникам, будь то киевляне, печерские монахи или польский король. Хвалебный тон летописей в отношении Изяслава кажется скорее показным, чем искренним.
Третьим возможным стимулом нарушить братское единство была простая алчность. Киев был чрезвычайно богат. Независимо друг от друга множество источников, как местных, так и чужеземных, постоянно возвращается в это время к теме богатства Киева. Можно вспомнить, что в 1068 г. восставшие киевляне награбили в палатах Изяслава «бещисленое множьство злата и сребра». К 1073 г. Изяслав снова накопил достаточно средств, чтобы явиться в Польшу с «имѣниемь многимъ», о размерах которого свидетельствует письмо папы Григория VII к Болеславу, написанное в 1075 г. В Германии жена Изяслава Гертруда заказала изготовить для нее роскошные миниатюры к Псалтири. Когда Бурхарт, посол Генриха IV, посетил Святослава, ему показали «бесчисленное множество золота, серебра и роскошных нарядов». И, если мы будем считать это преувеличением местного хрониста, германский хронист Ламберт из Херсфельда подтверждает, что Святослав послал Генриху IV дары, чтобы склонить его отказаться от помощи Изяславу. Они состояли из «большего количества золота, серебра и дивных нарядов, чем на чьей-либо памяти привозили в Германию за один раз». Впрочем, подарок оказался лишним, так как у Генриха и без того хватало своих трудностей, чтобы принимать участие в судьбе Изяслава. Еще один германский современник — Адам из Бремена считал великолепие Киева достойным сравнения с Константинополем. Сын Всеволода Владимир, по прозвищу «Мономах», которое он унаследовал от деда по матери, византийского императора, хвастается в своем жизнеописании количеством золота, которое он вывез из Смоленска на юг в 1077—1078 гг.
Этот комплекс на редкость единодушных свидетельств в совершенно независимых друг от друга источниках, конечно, не может раскрыть мотивы поведения Святослава в 1073 г., но он напоминает нам, что картина нравственного и политического упадка и хаоса, встающая со страниц летописей и житий, не отражает экономического положения того времени. Политический кризис развивался на фоне бурного расцвета городов. Вполне можно подозревать, что между этими явлениями существовала какая-то связь.
В 1073 г. Святослав Ярославич приблизился к восстановлению авторитета княжеской власти в тех масштабах, каких достиг его отец. Чернигов и Киев снова оказались под властью одного князя. Младший брат Всеволод Ярославич был сговорчив. А руками своих сыновей-наместников Святослав охватил земли от Новгорода до Тмутаракани. Был ли князь хищником или безразличным правителем, но он недолго наслаждался плодами своих приобретений и недолго нес бремя власти: 27 декабря 1076 г. Святослав умер. На несколько месяцев в Киеве утвердился Всеволод, но вскоре покинул его, узнав об угрозе со стороны старшего брата: 15 июля 1077 г. к власти в Киеве в очередной раз вернулся князь Изяслав. Династический порядок, предначертанный в завещании Ярослава, был восстановлен.
Цитируется по: Франклин С., Шепард Д. Начало Руси.750-1200.