Factcheck.kz продолжает публиковать хроники борьбы волонтёров и медиков с коронавирусом. Начало дневников нашей коллеги Таши Соколовой — по ссылке. В этой главе — рассказы о людях, которые пошли волонтёрами в коронавирусные больницы и о том, сколь разных людей сплотила борьба с пандемией.
Точно помню дату, когда коронавирус вошёл в мою жизнь. 24 января международное сообщество по проверке фактов прислало мне письмо о том, что запускается интернациональный проект по развенчанию фейков о коронавирусе. До этого момента «корона» была далеко от меня и представлялась чем-то не очень значительным.
Несмотря на это, весь февраль продолжала работать на основной работе — у нас был публичный лекторий, слушатели спокойно приходили без масок, пожимали при встрече руки, обнимались, а лекторы не боялись завозной заразы. Тогда же в феврале на день Святого Валентина получила в подарок декоративного кролика — в документах была прописана порода — «китайский кролик». Родился он ещё в 2019 году. Вначале назвала его Ушан, а потом, с легкой руки моего мужа, кролик был переименован в Ухань-19. Так коронавирус окончательно вошёл в нашу повседневную жизнь.
Помню первую волну страха — в начале марта в лекторий пришёл слушатель, он предупредил меня, что недавно вернулся из Франции, и спросил, пустим ли мы его на лекцию. Без всяких раздумий разрешила, а вечером почувствовала липкую панику и боль в горле. Поделилась информацией о возможном «нулевом пациенте» только с оператором, ни лектору, ни директору не сообщала. Нам повезло. Временно. В середине марта мы совместно приняли решение приостановить деятельность лектория.
Тогда и стало закрадываться понимание, что просто так мы из этого кризиса не вылезем. Оставшись без работы, мой мозг вскипел за пару дней. Я убрала квартиру так, что нашла вещи предыдущих хозяев, съехавших отсюда 7 лет назад, рассадила и пересадила домашние цветы, которые замечательно жили и без моего вмешательства, вычесала котов, в результате чего они похудели на несколько килограммов, научилась готовить домашнее безе так, чтобы в процессе соседи не звонили в пожарную, почти свела с ума мужа и поняла, что мне нужно новое основательное занятие.
Всё это время моя деятельная кузина, зная, что я осталась без работы, закидывала меня потоком вакансий. Внезапно среди них я нашла свое спасение — в Telegram-канал о коронавирусе требовался автор постов. Мне показалось это идеальным решением. Я — занята, кузина — удовлетворена осознанием участия в моей жизни, муж — избавлен от моей вечной болтовни, а коты и домашние растения ведут привычный им образ жизни без моего назойливого внимания. Редактор на новой работе четко обозначил задачу — нагнетать панику, но избегать фейков. Морги Италии переполнены? — Проверьте внимательно, так ли это, а после — сразу в эфир. В Эквадоре трупы хоронят в картонных гробах? — Замечательно! Проверяйте, дадим в прайм-тайм! В Иране не хватает мест в моргах (видео)? — Ещё лучше, за него дам двойной гонорар.
Мне казалось, что моя паника утихнет, если я буду сеять панику среди других. И действительно, какое-то время это работало. Я трудилась сменами по 12 часов, каждые 15 минут мне надо было выдать в эфир еще более устрашающую новость, чем предыдущая.
Работа меня вдохновляла и вызывала ностальгию по временам, когда я, ещё студентка журфака, подрабатывала таким же написанием коротких заметок для новостных лент разных изданий. Тогда работа казалась утомительной, а сейчас мне это даже доставляло удовольствие, ведь я направляла целый информационный поток. Я вела текстовые прямые трансляции обращений Владимира Путина, французского президента Эммануэля Макрона и итальянского премьер-министра Джузеппе Конти, от души радуясь, что не забыла французский и итальянский и не разучилась печатать с почти стенографической скоростью. А потом владелец канала нагнал в него количество подписчиков, достаточное для продажи канала.
С купившим канал я не сработалась, поэтому принялась снова пересаживать цветы и вычесывать котов. Незадолго до этого началась самоизоляция. В своем карантинном безумстве я едва не постирала котов, отродясь не знавших водных процедур. И тут — пока я искала укрепляющий шампунь для кошачьей шерсти — мне пришла гениальная идея. Я пойду в больницу!
У меня ведь даже есть небольшое образование. До того, как поступить на журфак, я хотела стать врачом. Даже ходила на курсы парамедиков. Парамедик — это такая смесь медицины и спасателя. Вот, например, случилось ДТП — по трассе разливается бензин, а в машине — пострадавший. У него подозревается сложный перелом позвоночника. А ещё и дверь машины заклинило. И тут приезжают парамедики! Резать сваркой нельзя — искра подожжет бензин, вытаскивать надо срочно — у водителя вдобавок к перелому внутреннее кровотечение. А мы знаем как — отжимаем дверной замок вручную, надеваем на пострадавшего шейный воротник, кладем на носилки и бежим. И ровно тут падает та самая опасная искра, но мы прикрываем только что извлеченного из машины водителя своими телами, взрывная волна проносится над нами, а мы ни разу не оглушённые, встаём, переносим его в машину скорой помощи и доставляем в госпиталь.
Ну это я так видела, когда шла на эти курсы. В реальности мы (новички) снимали с деревьев кошек, открывали заклинившую дверь квартиры и измеряли давление чересчур заскучавшим пенсионерам по нескольку раз на дню. До сертификата я не доучилась, мне пророчили стать крутым журналистом, а крутой журналист клизмы не ставит.
Прошло 10 лет и свое парамедицинское прошлое я ставила себе в заслугу. «Окей, гугл, хочу стать волонтером». Зарегистрируйтесь на сайте, заполните анкету, пройдите медосмотр, получите медицинскую книжку, пройдите собеседование и ждите ответа...
Зарегистрировалась, заполнила, прошла, получила, прошла, ждать не стала. Случайно наткнулась на репост в Фейсбуке, требовались волонтеры в ГКБ-52. От дома до больницы — полтора часа. Я-то надеялась на распределение в ближайший коронавирусный госпиталь, он на соседней от меня улице. Зато анкета в 52-ой состояла всего из пары вопросов — ФИО, возраст, хронические заболевания и телефон. Заполнила. В тот же вечер звонок. Мы с координатором тёзки. Пять минут поговорили — «вы подходите, добавляю в чат, можете отзываться на любую заявку». В чате — больше ста человек, все заявки на смену улетают в течение пары минут, несколько дней мониторю и никак не успеваю ответить. И тут чудо — в пол-двенадцатого ночи: «Нужны волонтеры в красную зону, строго кроме группы риска». Успеваю ответить на эту заявку.
Лирическое отступление №1
С ГКБ-52 меня связывает много хорошего. В августе-сентябре 2019 года я мучилась от бронхиальной астмы, которую не могли купировать никакие препараты. И вдруг мне советуют врача именно оттуда. Он внимательно изучает мои документы и говорит: «Нет у вас никакой бронхиальной астмы. Это неправильное строение носовых перегородок. Оттекаемое носовых пазух раздражает бронхи». А до этого я несколько месяцев не сплю нормально, так как только приму горизонтальное положение — сразу задыхаюсь и кашляю. И вот тот врач предлагает: «Я вас прооперирую. День в стационаре, и забудете о своих проблемах». Без особых колебаний я согласилась, сделала операцию и с первого же дня выписки не пользовалась ингалятором. Ещё осенью мне грозила третья группа инвалидности, а теперь я могу снять этот диагноз, если не будет приступов. То есть я уже не в группе риска, хоть астма есть по документам, на деле её нет и не было. Получилось, что больница мне помогла — а теперь у меня есть шанс помочь ей.
В первый больничный день я очень боюсь не понравиться. Вдруг там будет целая комиссия, спрашивать меня будут. Для чего-то повторяю протокол интубации (кто бы мне его доверил без диплома-то). Довожу движения до автоматизма — «левой рукой язык вверх и в сторону, надгортанник приподнимаем, правой рукой вводим трубку». Вспоминаю алгоритмы, перечитываю конспекты, смотрю обучающие видео. Утром мне задают всего пару вопросов: «Хронических заболеваний нет? С пожилыми родственникам не проживаете? Договор подписали?». В договоре — обязательство не передавать ФИО и диагноз пациентов третьим лицам и не вести фото- и видеосъёмку пациентов. Ну с этим-то я справлюсь. «Вот более опытный волонтёр — она научит надевать и снимать костюм. Добро пожаловать!». В том, как надевать и снимать, в принципе, нет ничего сложного — вот на стенах санпропускника висит инструкция. В костюме сразу становится жарко, неуютно и страшно.
Нашей наставницей в первый день стала Таня. Она «старше» нас всего на пару дней, вчера учили её, сегодня она нас, а завтра нам придётся учить кого-то ещё. Она ветеринарный фельдшер. Рассказывает, что живет с мужем, то есть никто из её семьи не в группе риска. Пришла в волонтёры, потому что хотела самостоятельно узнать, что на самом деле происходит в связи с коронавирусом, к тому же, добавляет, устала от самоизоляции, людей видела мало, да и хорошее дело хотелось сделать. Она очень собранная и спокойная, говорит, что животных лечить сложнее — они свои жалобы сформулировать не могут, а тут пациент просит ослабить эластичные бинты на ногах — берёшь и ослабляешь; жалуется, что болит голова — сообщил на пост, там примут решение, какую таблетку дать, а дело волонтёра — только проследить, чтобы пациент её выпил.
С её легкой руки начинаю звать всех пациентов «бабушками» и «дедушками». До больницы я бы никогда не обратилась так к незнакомому человеку, как-то это по-детски да и не очень тактично. А через неделю я начинаю говорить со своими пациентами так: «бабуль, ну как вы? Таблеточку приняли? А что вы маской-то не дышите? Сейчас я поправлю подушку, золотце мое, и мы вместе будем выздоравливать».
Конечно не ко всем мы так обращаемся, с некоторыми разговариваем по-взрослому, по-деловому. Как-то интуитивно начинаешь понимать, кто перед тобой — «хорошая моя бабулечка» или «Галина Степановна». Кстати когда «бабулечка» начинает идти на поправку, она сама собой становится обратно «Галиной Степановной». А пациенты нас зовут «родненькими», «солнышками» и «кровинушками» чаще всего. Хотя бывают и исключения. Одна медсестра рассказала, что как-то пациент, дедушка хорошо за 80, после инсульта, спросил её: «а когда сутенёры придут?». Она на минуту потеряла дар речи, тут дедушка продолжает: «сутенёры сегодня придут? Они побрить меня обещали». — «Дедуль, так то не сутенёры, а волонтёры», — поправляет его медсестра. «Да путаюсь я в ваших модных словечках, мы таких ударниками назвали».
Как мы с Таней бабку мыли или вселенский потоп
Почему-то когда работаешь с напарником все дела быстрее решаются. Мы с Таней очень хорошо сработались, просили всегда ставить нас вместе. Я с ней как-то спокойней себя чувствовала: ну шутка ли, человек может что хомяка вылечить, что лошадь, анестезию правильно рассчитать, даже копыта резать умеет! Не то, чтобы я думала, что в больнице нам придется копыта подрезать, но навык-то полезный. Вот и в тот день мы быстро справились с поступившими за ночь, все данные были оперативно внесены в компьютер, прикроватные таблички развешены, а просьбы пациентов выполнены. Сказка, а не отделение.
Мы бы может и пристроились помогать медсёстрам, но старшей в тот день была очень строгая женщина с командным голосом и такой генеральской выправкой, что никакой тайвек не скроет. Выгнала она нас из процедурной, одним словом. А ведь мы так любили помогать заряжать капельницы, да складывать в процедурный лоток аккуратные комочки ваты, антисептик и иглы! Промаялись без дела мы примерно полчаса, когда в больничный чатик пришла просьба — надо помочь пациентке голову помыть. И пациентка-то не в соседнем корпусе, а всего на этаж выше нас. Мы написали в чатик, что санитарно-гигиеническая бригада будет на месте через минуту и, перескакивая по три ступеньки за раз, понеслись на шестой этаж, в бывшую гинекологию, а ныне обычное линейное коронавирусное отделение.
В палате встретила нас наша подопечная — 90/60/90 — то есть под 90 лет, всего килограммов 60 на вид и с сатурацией за 90, то есть может немного и без маски кислородной побыть, пока мы её мыть будем. Ноги её пока держали с трудом, поэтому в душ мы поставили стул, на который она уселась. «Вначале скраб для кожи головы, это такая голубая баночка со стеклянной крышкой», — показала она. Потом был шампунь, бальзам, планировалась ещё маска для волос, скраб для тела и маска для лица, но тут дверь в палату распахнулась!
«Так и знала, что это вы, бедовки!» — громыхнула наша старшая медсестра. Как она взялась тут, в другом отделении? Чем мы провинились? Да и почему она нас так не любит? «Вы хоть представляете, что натворили? И за что мне такие вы?» — возмущалась она. На шум прибежали врачи и сёстры этого отделения. Я тихонько отползла в уголок, пока Таня помогала нашей пациентке вытереться и закутаться в полотенце. Оказалось, что из-за наших помывок на шестом этаже, залило палаты пятого. Под вопли старшей мы побежали за ветошью, начали тереть пол и поняли, что он-то почти сухой. Ну есть брызги, куда же без них, но чтобы прямо потоп устроить…
Пришедший пару минут спустя сантехник подтвердил, что нашей вины тут нет, под поддоном душа забыли пройтись герметиком ещё при ремонте палаты, а душем, видимо, почти и не пользовались, раз раньше не протекло. Старшая немного поутихла, тем более что мы предложили сами же и устранить потоп в нашем отделении. Когда все пострадавшие палаты были насухо вытерты, мы решили тихонько улизнуть покурить. Тут-то нас старшая и поймала: «что без дела маетесь или ещё кого помыть удумали?». Мы, оробев, стояли у стены. — «А ну марш за мной, там надо процедурные лотки собрать!». С тех пор она нас каждую смену зазывала в процедурную, видимо, чтобы мы, не дай бог, мыть кого-нибудь не отправились. Так благодаря халтурной работе неизвестного сантехника мы оказались всегда при деле в процедурной.
Семейный подряд
В мой первый день помимо Тани знакомлюсь ещё с несколькими волонтёрами. Вот мама и дочь — Ира и Ксю — пришли в волонтёры вместе. У Иры своё ивент-агентство, а Ксю — продюсер на развлекательном телеканале. Пришли, потому что не могли остаться в стороне. Бизнес Ирины стоит, она ходит в больницу каждый день, а Ксения два дня на телевидении, а два — тут в отделении. Через месяц работы обе они запишутся на курсы медсестёр, чтобы оказывать пациентам ещё больше помощи. Именно они придумали идею с надуванием шариков, прочитав об этой методике в американском журнале. От них вообще исходит какое-то неимоверное количество душевного тепла, они держат пациентов за руки, обнимают, гладят по голове и много с ними разговаривают.
Очень скоро Ирина начинает вести в нашем отделении курсы по дыхательной гимнастике, с разрешения завотделением они печатают описания упражнений и раскладывают по всем палатам, пусть пациенты занимаются, когда могут. Они же активно пишут посты в Фейсбук о необходимых вещах для пациентов, и всё сразу находится. Нужен крем от пролежней? — Завтра у нас месячный запас его. Пациентам для разработки рук нужны игрушки-анти-стресс? — И вот на их пост отзывается магазин игрушек и готов привезти нам сто штук. Нужна ветошь для обтирания пациентов? — Держите два огромных мешка.
В нашем же корпусе, но на втором этаже работает Настя. Она — волонтер со стажем, на протяжении полутора лет каждую неделю помогала в хосписе «Вера», но сейчас все хосписы закрылись для посетителей, и она пришла в больницу. Настя работает почти без выходных, объясняет, что «и бабушки с дедушками по ней скучают, и она по ним». Именно благодаря Насте у волонтёров появились смешные ободки на головах. Однажды ей пришла в голову мысль, как можно разнообразить скучные белые тайвеки, и она принесла обруч с плюшевым рогом единорога. Потом появились ободки с ушками мышки, зайки и котика.
Сменщица в нашем отделении — Станислава, пришла на несколько дней позже меня, мне доверили её обучать: «Покажешь, как надевать и снимать костюм?». Я чувствую ответственность за неё, чтобы она не заболела, а после смены успокаиваю — всем нам казалось, что тут мы точно заболеем. Мне после первого дня сразу примерещилось, что поднялась температура и заболело горло,а в итоге я не заболела ни тогда, ни теперь. Станислава говорит, что на карантине у неё было «очень много времени, а ещё любви и тепла», и она понимала, где всего этого так не хватает, поэтому без колебаний пошла в «красную зону».
https://factcheck.kz/health/gotova-li-centralnaya-aziya-k-vakcinacii-ot-covid-19/
Пришла и втянулась в круговорот отделения. Она, кажется, первая из нас, кто стал брать по две смены подряд — утреннюю и вечернюю, проводя с пациентами целый день. Сейчас Станислава признаётся, что не сразу сообщила родственникам о своём решении, почти месяц держала в секрете. Но семья ей звонила во время смены, и стало почти невозможным скрывать, где она и что делает. Её близкие отнеслись к её выбору положительно, а 83-летняя бабушка даже сказала, что будь она помоложе, тоже пошла бы волонтерить в больницу.
Надо понимать, что у всех нас есть родственники, семьи. Мой муж горячо поддержал мое стремление пойти в больницу, уж больно ему хотелось тишины и покоя. При этом кузине я боялась говорить, что пошла в красную зону. Хотя она тоже врач и работала в коронавирусной больнице. Успокаивала её, что я в зелёной зоне, ни с какими пациентами не общаюсь, только за компьютером сижу и медицинские данные вбиваю. Рассказала где-то через неделю, на своё удивление, встретила даже понимание. Сейчас она мной гордится.
Ира первая приняла решение идти в красную зону, а Ксю пошла вслед за ней, рассудив, что и так, и так будет контактной. Друзья Иры и Ксю, с которыми они жили загородом, попросили их съехать и не подвергать их риску заболеть. Настя тоже скрывала от своей семьи поначалу. Один из наших волонтёров мотивировал свой приход тем, что «если вдруг и заболею, то хоть лечить будут как родного». Другая наша волонтёрка говорит, что предпочитает быть в центре событий. Объясняет: «вот во время урагана где самое спокойное место? Правильно, в эпицентре. Вот я и ринулась в самую гущу».
В итоге я не знаю ни одной истории, где семья была против, чтобы кто-то пошёл волонтёром. Но разумеется это не касалось семей с совместным проживанием с людьми в группе риска. Такие к нам не приходили сами, осознавая, чем рискуют.
Но есть среди нас и человек-исключение. Он на самой грани группы риска. Его зовут Лёня и именно он автор большинства наших разрисованных тайвеков. Лёне 59 лет, в докоронавирусном мире он финансист и кризис-менеджер. У него большая семья — шесть детей и четырнадцать внуков. А во время работы в больнице он будто бы усыновил и удочерил каждого своего подопечного. Несмотря на возраст, он сразу собирался идти в «красную зону» и остановить его не мог бы и целый группа бойцов «Альфа».
Его разукрашенный тайвек я встречала повсюду: вот он прибежал в нашу хирургию — нужно побрить пациента; сижу в курилке — из корпуса в корпус бежит Лёня с принадлежностями для мытья; принесла анализы в реанимацию — а он тут моет полы. Кажется, не было ни одного дня, чтобы я не встречала его на территории больницы. Его девизом стало: «задача врача — лечить пациента, а задача волонтёра — сделать это лечение максимально комфортным». Лёня стал главным по косметическим процедурам — он мыл головы, обтирал влажными салфетками тела, мазал кремом сухости на коже, брил пациентов и стриг им ногти. Рискну предположить, что благодаря ему пациенты ГКБ 52 с легкостью бы победили в конкурсе красоты среди пациентов других больниц России, а то и взяли бы титул Мисс и Мистер Вселенная.
Принц и нищий
В реанимации у нас трудилась безотказная девушка, выполнявшая любую работу. Она обтирала пациентов, кормила их, мыла полы, и только через три месяца мы узнали, что она топ-менеджер в очень известной корпорации с годовым оборотом в миллиарды рублей. Она пришла, чтобы помогать, так как работа стала удаленной и не требовала присутствия в офисе.
В волонтёры пошли все — топ-менеджер и юрист, психолог и фитнес-тренер, учитель и автослесарь, студент и профессор-физик. Нам обычно от 18 до 50 (старше уже не берут, так как группа риска, а Лёня не в счёт). Кто-то из нас работает удаленно, кто-то посменно, а кто-то лишился работы из-за карантина. У некоторых есть начальное медицинское образование, у большинства — нет. Есть даже те, кто боится вида крови — они не работают в отделениях, но стали королями пищеблока или повелителями передачек. А совсем недавно, 2 августа, мы узнали, что большая часть мужчин-волонтеров служила именно в ВДВ. Правда, в этом году в воздух они бросали не береты, а медицинские шапочки.
Для многих из нас волонтёрство стало пропуском в город на время самоизоляции. Мы нашли новых друзей, даже не просто друзей, а фронтовых товарищей. Я знаю, что в стенах больницы придумалось несколько интересных профессиональных проектов, три человека нашли работу, а двое — даже любовь.
Мы прошли путь сюда, мы знаем, что если придёт вторая вторая волна или новая инфекция, мы придём сюда снова и снова. И вместе победим.