В начале октября 1893 года рижская пресса информировала горожан о том, что в город прибыло отделение берлинской императорской панорамы. Оно разместилось на углу улиц Купеческой и Сарайной (нынешние Тиргоню и Шкюню). Публике обещали Швейцарию, Энгадин, Рагац.
Крохотное объявление, всего несколько строк, а за ним целая эпоха, не имевшая кинематографа и развлекавшаяся другими доступными средствами.
Это сейчас есть телевидение, интернет, мобильная связь и прочие радости жизни, позволяющие без особых усилий посмотреть на все самые заброшенные уголки мира, через яркие образы узнать о всех новостях. Но в середине XIX века за неимением лучшего большую популярность поучили стереоскопы — приборы с парой линз для просмотра стереоскопических фотографий. Смотришь в ящик в обе дырочки на стереокарточку и видишь объемное изображение. Одна карточка сменялась другой, и зритель переносился из одного города в другой. Все хорошо, одно неудобно: зрелище рассчитано лишь на одного зрителя. Пока очередь дойдет до последнего, у него уже, может быть, и желание смотреть пропадет.
И тогда в Берлине начала 1880—х годов предприниматель и изобретатель Август Фурманн усовершенствовал это устройство, усложнив конструкцию. Приспособление стало громоздким, зато зрелищем могли одновременно наслаждаться до 25 человек. В основе конструкции — деревянный барабан диаметром 3,75 м, в стенах которого размещены 24 или 25 пар снабженных линзами смотровых отверстий. Зрители садились вокруг барабана, а перед их глазами перемещались стереоскопические картины — диапозитивы на окрашенных стеклянных пластинках размером 9 на 18 см. Изнутри пластинки подсвечивались лампами. Сначала газовыми, затем электрическими.
При помощи нехитрого механизма диапозитивы продвигались внутри барабана. Учитывая, что было абсолютно все равно, с какого слайда начинать просмотр, сеанс начинался одновременно для всех зрителей, примкнувших к волшебным окошкам.
Август Фурманн решил не мелочиться и назвал свое детище «Императорской панорамой» (Kaiserpanorama). Ученые и техники того времени использовали звучавшее более скромно и непонятно слово «фотопластикон», но Фурманн понимал, что на «фотопластикон» огромное число зрителей собрать проблематично, а вот на «Императорскую панораму» — без проблем.
Вскоре во многих городах Германии и по всей Европе появились десятки, затем сотни таких панорам. А чтобы зрители возвращались снова и снова, Август Фурманн еженедельно поставлял всем панорамам комплекты из новых 50 диапозитивов: фотографии из экзотических стран и репортажи о важных событиях. Он даже организовал экспедиции фотографов в экзотические края.
О том, какое впечатление эти с нашей современной точки зрения обыденные картинки производили на современников, особенно детей, дают яркие воспоминания философа Вальтера Беньямина «Берлинское детство на рубеже веков».
«Музыки, столь разнеживающей, когда путешествуешь в кинематографе, здесь, в „Императорской панораме“, не было, — пишет он. — Сильнее, чем всякая музыка, действовали на меня другие звуки, слабые, да, по существу и неприятные — звоночки. Звоночек раздавался за секунду до того, как картинка, дернувшись, отъезжала в сторону, оставляя пустоту, которую затем заполняла новая картинка.
При этих звоночках все застилала влажная пелена разлуки: и горы до самых подножий, и города с их зеркально чистыми окнами, и вокзалы с клубами дыма, и виноградники — до последнего крохотного листочка. Тут я понимал, что невозможно за один раз исчерпать все великолепие вида. И являлся план, так никогда и не исполненный, — назавтра снова прийти, чтобы досмотреть. Но еще до того как я на что—то решался, весь аппарат, скрытый от меня деревянным коробом, резко вздрагивал, картинка, шарахнувшись в маленькой рамке, ускользала куда—то влево, прочь с моих глаз...
...Я видел, что среди фиордов или под кокосовыми пальмами разливался тот же свет, что вечерами озарял мой ученический пульт со школьными тетрадками. Разве что иногда из—за неисправности проводки ландшафт внезапно лишался красок. Он простирался, безмолвный, под пепельным небом, а мне казалось, всего секунду назад я мог расслышать свист ветра и колокольный звон, если бы только слушал получше».
Любопытно, что даже появление кинематографа далеко не сразу порушило этот бизнес (для примера вспомним замечательный фильм «Ва—банк»!). Разве что после падения немецкой империи Фурманн переименовал «Императорскую панораму» в «Мировую». В 1928 году существовали еще 180 таких устройств, и лишь в 1939 году в Германии была закрыта последняя панорама. К этому времени Фурманн накопил коллекцию из 150 000 изображений.
