Во время космического полёта Гагарина весь мир видел его смеющееся лицо на экранах телевизоров; на них голова человека в шлеме.
А какой на Гагарине скафандр, летал ли он по кабине или нет — об этом знали лишь посвящённые. Всё было засекречено.
И вот тогда у меня закралась мысль: «Жаль, что во время недавнего космического полёта в невесомости на экранах телевизора была видна лишь голова Гагарина в космическом шлеме. Неплохо бы ему покувыркаться в своём оранжевом скафандре у нас при невесомости». Но высказать эту мысль было некому, да и Гагарин в то время совершал долгие международные поездки. И вот, я решил достать такой гагаринский скафандр (СК-1).
Узнал, что его сделали на заводе-институте № 918 (теперь это «НПП Звезда»), что лётно-испытательная станция (ЛИС) того завода есть у нас на территории ЛИИ. А с её начальником, Сергеем Николаевичем Рыбаковым, оказалось я уже знаком.
Мы, как и очень многие, ежедневно, по утрам, ездили до станции Кратово, а потом толпой шли к проходной ЛИИ. Рыбаков был человеком заметным, с медальным профилем и громогласным голосом. Он не стеснялся по делу ругать и хвалить Н. С. Хрущёва (тогда авторитарного руководителя СССР). Я расспрашивал его о разном, так и познакомились. Звоню ему:
— Сергей Николаевич, надо, чтобы когда-нибудь люди увидели скафандр Гагарина и лучше, если бы у нас в невесомости. Дайте я полетаю в нём. Съёмка будет секретной! Когда-нибудь рассекретят и любознательные найдут эту киносъемку, увидят, порадуются.
А он, как всегда громко, резко:
— Да ты, что! Вы же в любом полёте разбиться можете! Что тогда со мной будет?!
Но тут же понял свою бестактность: Мы рискуем жизнями, а он — карьерой.
— Ладно. Пришлю в запечатанном ящике со своим человеком; после полёта запечатает.
Приехали трое, привезли скафандр, внесли в салон. Человек с пустым ящиком остался на взлётно-посадочной полосе. А двое в самолёте начали надевать скафандр на меня. Была середина лета 1961 г., температура воздуха выше 30оС. Самолёт раскалён как печь. Мне говорят:
— Не надевай термо-оболочку — испечёшься, вентилятора для скафандра у нас нет.
— Тогда объёмность скафандра исчезнет, буду выглядеть как глиста. Наденьте всё, как следует.
За время полёта (2,5 часа), как обычно сделали 12 «горок». Продолжительность каждой 28–30 секунд.
Наш кинооператор Костя Филиппов подготовил два киноаппарата: один с чёрно-белой плёнкой. Им снимал Борис Буланов, летая вместе со мной по салону самолёта. Вторым, с цветной плёнкой, Костя снимал сам. Он говорил мне, когда летать с открытым забралом шлема, когда опустить — закрыть забрало. Костя предвидел, что не всем можно будет показывать лицо того, кто летает в скафандре, так как я был «засекреченным» человеком
В этом полёте, в последних четырёх режимах невесомости над полом, устланным мягкими матами из пористой резины летали, кружились, кувыркались все, кто были тогда в самолёте, кроме лётчиков.
Приземлились, сняли с меня скафандр и увидели в нём по колено воды (не воды, а пота что вышел из меня!). Говорили — литра 2 или 3. Скафандр сложили в ящик, запечатали. Рыбаков ждал, волновался, говорил потом, что больше суток пришлось сушить поролоновую термо-оболочку скафандра.
После полёта я вернулся в наш 28-й Отдел. Моя лаборантка, Тоня Богатырёва как-то странно поглядывает на меня:
— Леонид Александрович! Вы ли это? Я сразу не узнала, думаю, кто это так смело хозяйничает. На Вас лица нет! Не узнать!
Вижу в зеркале лицо стариковское. Тоня быстро сбегала за квасом, он из железной бочки продавался недалеко от нас на улице Кирова. Теперь то место, где стояла бочка с квасом называется «Площадь М. М. Громова».
Чёрно-белую съёмку меня с открытым забралом включили в лиёвский кинофильм, который показывали всем вновь принятым на работу в наш институт. Цветная съёмка, где я кувыркался в невесомости с закрытым забралом скафандра, вошла в кинофильм «Звёздные братья». Вероятно, чтобы украсить его? Кадры из этого фильма, со мной в невесомости, включали потом в книги и в кинохронику. Так как не знали, кто в скафандре, то многие смело приписывали себе эту роль кувыркающегося человека или же героям своих «воспоминаний».
В кино и на кинокадрах, представленных выше, видно, что я в скафандре парю, летаю по салону самолёта с подогнутыми ногами, как бы, присев. Это не случайно. Скафандр СК-1 для полётов в кораблях «Восток» был скроен и сшит так, чтобы, надев его, было удобно сидеть в катапультном кресле. Космонавты, одетые в такой скафандр, когда ходили перед полётом, выглядели кургузыми, будто уже присевшими. Вот и я парил, кувыркался в невесомости со слегка подогнутыми ногами.
В 1963 г. лаборатория кино-фото-документации ЛИИ создала документальный фильм об авиации. Его показывали всем вновь поступившим на работу в наш институт. Фильм начинался показом полёта знаменитого лётчика-испытателя Г.Я. Бахчиванджди на первом нашем самолёте с ракетным двигателем. В фильм включили и чёрно-белую киносъёмку меня, летающего с открытым забралом в «режимах» невесомости. Этот кинофильм показывали всем принятым на работу в наш институт. Я стал узнаваем всеми сотрудниками ЛИИ.
Друзья, сообщайте ваше мнение и подписывайтесь на канал «Проникновение в космонавтику».
Дайте прочитать вашим родственникам и знакомым. Пусть они тоже подпишутся на канал. Читайте предыдущие материалы и те, что будут публиковаться дальше.
С уважением, Леонид Александрович Китаев-Смык.