Сайты с пропагандой криминальной субкультуры будут блокировать до суда.
По поводу прохождения в Государственной Думе законопроекта, уточняющего понятие «криминальной субкультуры», деятельности по ее «формированию и поддержке», а также предусматривающего досудебную блокировку сайтов, пропагандирующих эту субкультуру, ответ очень прост. Если его внесло силовое лобби, а не какой-то его отдельный представитель для прощупывания общественного резонанса – то есть, если это консолидированная инициатива – тогда документ, естественно, пройдет обсуждение без проблем. Такое бывало не раз. И на деле Госдума здесь ничего не решает – решение принимается в других кабинетах, кабинетах представителей силовых ведомств.
А что касается его целесообразности, то данный законопроект укладывается в охранительно-запретительный тренд, который у нас все более четко прослеживается с 2012 года и растет не просто быстро, а в геометрической прогрессии в последние три года. Последние годы он абсолютно доминирует в законодательстве – если не на 100%, то на 99%. Так что я бы подчеркнул: здесь важны не только положения законопроекта, но и детали правоприменительной практики.
У нас традиционно нормы охранительно-запретительного законодательства трактуют крайне широко. И когда вносят законопроект такой направленности, то при пиар-сопровождении его в качестве объяснения декларируются благие цели. А потом, после принятия документа, из правоприменительной практики выясняется, что благих целей там, грубо говоря, было процентов 20. А 80 процентов целей составляло решение политических и аппаратно-экономических задач. То есть закон используется либо властью, либо конкретными аппаратными группами внутри страны для решения собственных проблем.
Если говорить конкретно об этом законопроекте, возникает вопрос: а что правоприменитель будет понимать под «криминальной субкультурой»? Если посмотреть на уголовные дела последнего времени, особенно резонансные, то наблюдается такая тенденция: то, что считалось нормой 5-10 лет назад, сейчас криминализуется явочным порядком. Если под «криминальной субкультурой» понимается субкультура того же уже запрещенного АУЕ, «Арестантского уголовного единства», думаю, здесь вопросов у общества не возникнет. А вот если подразумевается нечто иное…
У нас уже не первый год возбуждается, расследуется и направляется в суды большое количество дел против предпринимателей, где предпринимательскую деятельность рассматривают в качестве элемента функционирования организованной преступной группы. Таким образом идет передел экономических активов. И возникает вопрос: если закон будет расширительно трактоваться правоприменителем, не попадут ли под запрет какие-то, допустим, правила и разъяснения о том, как более эффективно выстраивать отношения с государством в рамках предпринимательской деятельности? То есть с этим и аналогичными законопроектами может возникнуть серьезная проблема не на стадии юридического, теоретико-методологического обоснования, а на стадии именно правоприменения.
Потому что если нормы будут расписаны расплывчато (а так уже не раз и не два раз бывало), то с помощью этих норм будут решаться как реальные задачи борьбы с преступностью по поводу опасности, по которой в обществе есть консенсус, так и задачи борьбы с политически неугодными элементами либо задачи перераспределении финансовых активов в экономической сфере. Так что документ может восприниматься двойственно. Однако следует помнить, что это не первый и не второй законопроект подобного сорта – такой тренд уже наметился.
Вообще сейчас охранительно-запретительные инициативы бьют отовсюду. И если раньше в правовой доктрине доминировала точка зрения «все, что не запрещено, разрешено», то сейчас в позиции власти просматривается скорее доктрина «все, что не разрешено, запрещено». И это закрепляется через характерные законопроекты. Поэтому используемые в них формулировки и делаются максимально расширенными и размытыми – чтобы можно было применять в зависимости от политической целесообразности.
Павел Салин
политолог, директор Центра политологических исследований Финансового университета при правительстве РФ, Москва