1. Текст.
[III]
[1. Господствующий класс и господствующее сознание. Как сложилось гегелевское представление о господстве духа в истории]
[30] Мысли господствующего класса являются в каждую эпоху господствующими мыслями. Это значит, что тот класс, который представляет собой господствующую материальную силу общества, есть вместе с тем и его господствующая духовная сила. Класс, имеющий в своём распоряжении средства материального производства, располагает вместе с тем и средствами духовного производства, и в силу этого мысли тех, у кого нет средств для духовного производства, оказываются в общем подчинёнными господствующему классу. Господствующие мысли суть не что иное, как идеальное выражение господствующих материальных отношений, как выраженные в виде мыслей господствующие материальные отношения; следовательно, это — выражение тех отношений, которые как раз и делают один этот класс господствующим; это, следовательно, мысли его господства. Индивиды, составляющие господствующий класс, обладают, между прочим, также и сознанием и, стало быть, мыслят; поскольку они господствуют именно как класс и определяют данную историческую эпоху во всем её объёме, они, само собой разумеется, делают это во всех её областях, значит господствуют также и как мыслящие, как производители мыслей; они регулируют производство и распределение мыслей своего времени; а это значит, что их мысли суть господствующие мысли эпохи. Например, в стране, где в данное время за господство борются королевская власть, аристократия и буржуазия, где, следовательно, господство разделено, там господствующей мыслью оказывается учение о разделении властей, которое и объявляется «вечным законом».
Разделение труда, в котором мы уже выше (стр. [15 — 18]) нашли одну из главных сил предшествующей истории, проявляется теперь также и в среде господствующего класса в виде разделения духовного и [31] материального труда, так что внутри этого класса одна часть выступает в качестве мыслителей этого класса (это — его активные, способные к обобщениям идеологи, которые делают главным источником своего пропитания разработку иллюзий этого класса о самом себе), в то время как другие относятся к этим мыслям и иллюзиям более пассивно и с готовностью воспринять их, потому что в действительности эти представители данного класса и являются его активными членами и имеют меньше времени для того, чтобы строить себе иллюзии и мысли о самих себе. Внутри этого класса такое расщепление может разрастись даже до некоторой противоположности и вражды между обеими частями, но эта вражда сама собой отпадает при всякой практической коллизии, когда опасность угрожает самому классу, когда исчезает даже и видимость, будто господствующие мысли не являются мыслями господствующего класса и будто они обладают властью, отличной от власти этого класса. Существование революционных мыслей в определённую эпоху уже предполагает существование революционного класса, о предпосылках которого необходимое сказано уже выше (стр. [18 — 19, 22 — 23]).
Когда, однако, при рассмотрении хода истории отделяют мысли господствующего класса от самого господствующего класса, когда наделяют их самостоятельностью, когда, не принимая во внимание ни условий производства этих мыслей, ни их производителей, довольствуются утверждением, что в данную эпоху господствовали такие-то и такие-то мысли, когда, стало быть, совершенно оставляют в стороне основу этих мыслей — индивидов и историческую обстановку, — то можно, например, сказать, что в период господства аристократии господствовали понятия «честь», «верность» и т. д., а в период господства буржуазии — понятия «свобода», «равенство» и т. д. В общем, сам господствующий класс создаёт себе подобные иллюзии. Это понимание истории, свойственное — начиная главным образом с XVIII века — всем историкам, с необходимостью наталкивается на [32] то явление, что к господству приходят всё более и более абстрактные мысли, т. е. такие мысли, которые всё более принимают форму всеобщности. Дело в том, что всякий новый класс, который ставит себя на место класса, господствовавшего до него, уже для достижения своей цели вынужден представить свой интерес как общий интерес всех членов общества, т. е., выражаясь абстрактно, придать своим мыслям форму всеобщности, изобразить их как единственно разумные, общезначимые. Класс, совершающий революцию, — уже по одному тому, что он противостоит другому классу, — с самого начала выступает не как класс, а как представитель всего общества; он фигурирует в виде всей массы общества в противовес единственному господствующему классу [Пометка Маркса на полях: «(Всеобщность соответствует: 1) классу contra [против] сословие, 2) конкуренции, мировому общению и т. д., 3) большой численности господствующего класса, 4) иллюзии насчёт общих интересов. Вначале эта иллюзия правдива. 5) Самообману идеологов и разделению труда)». — Ред.]. Происходит это оттого, что вначале его интерес действительно ещё связан более или менее с общим интересом всех остальных, негосподствующих классов, не успев ещё под давлением отношений, существовавших до тех пор, развиться в особый интерес особого класса. Поэтому многим индивидам из других классов, не восходящих к господству, победа этого класса тоже идёт на пользу, но лишь постольку, поскольку она ставит этих индивидов в положение, позволяющее им подняться в ряды господствующего класса. Когда французская буржуазия свергла господство аристократии, перед многими пролетариями открылась в силу этого возможность подняться над пролетариатом, но это достигалось лишь постольку, поскольку они превращались в буржуа. Таким образом, основа, на которой каждый новый класс устанавливает своё господство, шире той основы, на которую опирался класс, господствовавший до него; зато впоследствии также и противоположность между негосподствующим классом и классом, достигшим господства, развивается тем острее и глубже. Оба эти обстоятельства приводят к тому, что борьба, которую негосподствующему классу приходится вести против нового господствующего класса, направлена, в свою очередь, на более решительное, более радикальное отрицание предшествующего общественного строя, чем [33] это могли сделать все прежние классы, добивавшиеся господства.
Вся эта видимость, будто господство определённого класса есть только господство известных мыслей, исчезнет, конечно, сама собой, как только господство классов перестанет вообще быть формой общественного строя, как только, следовательно, исчезнет необходимость в том, чтобы представлять особый интерес как всеобщий или «всеобщее» как господствующее.
После того как господствующие мысли были отделены от господствующих индивидов, а главное, от отношений, порождённых данной ступенью способа производства, и таким образом был сделан вывод, что в истории всегда господствуют мысли, — после этого очень легко абстрагировать от этих различных мыслей «мысль вообще», идею и т. д. как то, что господствует в истории, и тем самым представить все эти отдельные мысли и понятия как «самоопределения» Понятия, развивающегося в истории. В таком случае вполне естественно, что все отношения людей могут выводиться из понятия человека, из воображаемого человека, из сущности человека, из «Человека». Это и делала спекулятивная философия. Гегель сам признаёт в конце «Философии истории», что он «рассматривал поступательное движение одного только понятия» и в истории изобразил «истинную теодицею» (стр. 446). И вот после этого можно снова вернуться к производителям «понятия», к теоретикам, идеологам и философам, и сделать вывод, что-де философы, мыслители как таковые, испокон веков господствовали в истории, — вывод, который, как мы видели, был высказан уже Гегелем.
Итак, весь фокус, посредством которого на историческом материале доказывается верховное господство духа (иерархия у Штирнера), сводится к следующим трём приёмам.
[34] № 1. Мысли господствующих индивидов, — господствующих в силу эмпирических причин, при эмпирических условиях и в качестве материальных индивидов, — надо отделить от самих этих господствующих индивидов и тем самым признать в истории господство мыслей или иллюзий.
№ 2. В это господство мыслей надо внести некий порядок, надо доказать существование некоей мистической связи между следующими друг за другом господствующими мыслями. Достигается это тем, что они рассматриваются как «самоопределения понятия» (возможно это потому, что мысли эти действительно связаны друг с другом при посредстве своей эмпирической основы, и ещё потому, что, взятые только как мысли, они становятся саморазличениями, различиями, которые делает мышление).
№ 3. Чтобы устранить мистический вид этого «понятия, определяющего само себя», его превращают в некое лицо — «Самосознание» — или же, чтобы показать себя заправским материалистом, в ряд лиц, являющихся в истории представителями «понятия», — в «мыслящих», в «философов», в идеологов, которых, в свою очередь, определяют как творцов истории, как «совет стражей», как господствующих [Пометка Маркса на полях: «Человек как таковой = «мыслящему человеческому духу»». — Ред.]. Таким путём из истории устраняются все материалистические элементы, и теперь можно спокойно опустить поводья и дать волю своему спекулятивному коню.
Этот исторический метод, господствовавший в Германии, а также причину, почему он господствовал преимущественно там, надо объяснять, исходя из его связи с иллюзиями идеологов вообще, — например, с иллюзиями юристов, политиков (включая и практических государственных деятелей), — исходя из догматических мечтаний и извращённых представлений этих субъектов. А эти иллюзии, мечтания и извращённые представления очень просто объясняются их практическим положением в жизни, их профессией и существующим разделением труда.
[35] В то время как в обыденной жизни любой shopkeeper [лавочник. — Ред.] отлично умеет различать между тем, за что выдаёт себя тот или иной человек, и тем, чтo он собой представляет в действительности, наша историография ещё не дошла до этого тривиального познания. Она верит на слово каждой эпохе, что бы та о себе ни говорила и ни воображала.
Маркс, К. Энгельс, Ф. Немецкая идеология. Критика новейшей немецкой философии в лице её представителей Фейербаха, Б. Бауэра и Штирнера и немецкого социализма в лице его различных пророков. — Маркс, К. Энгельс, Ф. Избранные сочинения. В 9 тт. Т. 2. — М.: Издательство политической литературы, 1985. Сс. 42 — 46.
2. Текст может исполнять очень разные роли.
(1) Он может выступать как предмет, заполняющий прежде чистую, чистую до знакомства с текстом, бумагу.
(2) Он может выступать посредником между автором и типографом.
(3) Он может выступать посредником между автором и книгоиздателем.
(4) Он может выступать посредником между автором и критиком.
(5) Он даже может выступать посредником между автором и читателем.
(6) В данном рассмотрении текст К. Г. Маркса будет нас интересовать как посредник между автором и предметом его описания в тексте. Иными словами, нас будет интересовать не столько текст, сколько сжимающие с двух сторон этот кусок масла два пласта хлеба: предмет и автор. Именно их, разумеется при обращении к тексту и ничуть не игнорируя его, и следует нам здесь рассмотреть.
3. Чтобы восприятие предмета воспринимающим субъектом состоялось успешно, предмет должен оставаться самим собой на всём протяжении восприятия. Воспринимая лес в начале восприятия, я не должен в конце восприятия получить небо, собаку, греческую трагедию и т. п. Конец восприятия должен быть концом восприятия всё того же леса. Иными словами, для успешного восприятия предмет (объект) должен быть тождествен самому себе.
Чтобы восприятие предмета воспринимающим субъектом состоялось успешно, воспринимающий субъект должен оставаться самим собой на всём протяжении восприятия. Воспринимая лес в начале восприятия, я не должен в конце восприятия перестать быть самими собой, стать другим человеком или даже не человеком. Иными словами, для успешного восприятия субъект должен быть тождествен самому себе.
Чтобы восприятие предмета воспринимающим субъектом состоялось успешно, процесс восприятия должен оставаться самим собой на всём протяжении восприятия. Воспринимая лес в начале восприятия, я не должен в середине или в конце восприятия перестать воспринимать и приняться менять предмет или задуматься о наболевшем, отвлёкшись от восприятия. Иными словами, для успешного восприятия восприятие должно быть тождественно самому себе.
Диалектика истины требует, однако, чтобы и объект, и субъект, и восприятие были не только тождественны самим себе, но и отличались от самих себя.
В самом деле, оставаясь субстанциально неизменным, эманирует энергийными копиями самого себя.
Субъект, оставаясь субстанциально неизменным, воспринимает энергийные копии объекта, напитывается ими.
Восприятие возникает, продолжается и завершается, то есть всё время своего существования, оставаясь субстанциально восприятием, непрерывно меняется по форме.
4. В свете сказанного работу пишущего текст автора следует представить таким образом.
(1) Объект доступен восприятию субъектом.
(2) Процесс восприятия объекта субъектом.
(3) Осмысление воспринятого объекта в уме субъекта.
(4) Формулирование осмысления в артикулированной письменной речи с одновременным помещением получившегося текста в качестве прокладки между объектом и субъектом.
5. Смысловые акценты в этом восприятии, осмыслении и написании текста могут быть самыми разными.
(1) Делая акцент на объекте, мы получаем саморазвивающийся объект, необходимо порождающий для своих нужд и субъект своего восприятия и само восприятие. В этом случае субъект — агент объекта, а восприятие — функция объекта. Таким образом реализуется полнота объективизма, не пренебрегающего саморефлексией.
(2) Делая акцент на субъекте, мы получаем саморазвивающийся субъект, необходимо порождающий для своих нужд и объект своего восприятия и само восприятие. В этом случае объект — фантом субъекта, а восприятие — функция субъекта. Таким образом реализуется полнота субъективизма, не пренебрегающего «познанием внешнего мира», состоящего из предметов, сочинённых фантазией субъекта.
(3) Делая акцент на восприятии, мы получаем саморазвивающееся взаимодействие, необходимо порождающее для своих нужд и объект, и субъект восприятия. В этом случае субъект и объект — агенты восприятия в его субъективации и объективации. Таким образом реализуется полнота всеобщей связи, мира как процесса, не пренебрегающего ни субъективацией, ни объективацией.
6. Очевидно, что смысловые модификации (1), (2) и (3) представляют собой предельные выражения объекта, субъекта и восприятия. В реальной эмпирической практике восприятия и написания текста автор может пользоваться любым из них и переходить от одного к другому.
Правда, ни в случае полного объективизма (1), ни в случае полного субъективизма (2) вопроса об истине как соответствии объекта самому себе, субъекта самому себе и восприятия самому себе не стоит, так как весь мир сводится или к одному объекту, или к одному субъекту. В обоих этих случаях какое-либо из этих соответствий оказывается невозможным. Даже соответствие самому себе в случае объективизма или случае субъективизма. Если мир заполняет один лишь объект или один лишь субъект отличие объекта или субъекта от самих себя и отождествление с самими собой невозможно.
Но у нас остаётся третий смысловой акцент, акцент на восприятии, по видимости оставляющий место и объекту, и субъекту, а также приводящий их в некоторое взаимодействие. Он и описан в пункте 3 выше, он и является всеобщим, тогда как смысловые акценты (1) и (2) оказываются его вырожденными случаями.
7. Контекст цитированного текста К. Г. Маркса таков, что сам текст целиком помещается в модификацию восприятия, выше названную нами полным объективизмом или вырожденным случаем (1).
В применении к тексту К. Г. Маркса эту модификацию так можно специфицировать.
Есть некий самодовлеющий предмет, который обосновывает самого себя и все надстройки над собой, которые несут на себе качества обертонов, эпифеноменов самодовлеющего предмета и целиком зависят от этой своей предметной основы. В качестве этого предмета выступает материальное производство. В качестве порождаемых им надстроек над собой — государство, право, философия, религия и т. п.
Поскольку К. Г. Маркс в данном тексте рассматривает лишь философию и мышление вообще, на мышлении вообще и философии в их связи с материальной основой — материальным производством — и сосредоточивается его мысль. Воспринимать, соглашаться и возражать К. Г. Марксу адекватно следует не вообще, а лишь с учётом этой связи материального базиса и порождаемых им духовных надстроек.
8. Против чего более конкретно следует возражать или с чем же соглашаться?
Конспект-структура текста.
(1) «Мысли господствующего класса являются в каждую эпоху господствующими мыслями». Класс господствует вообще потому, что владеет средствами материального производства. Поэтому и все духовные надстройки, детерминируемые материальным производством, ему также подчинены. И он формирует их как главенствующие и господствующие.
(2) Внутри господствующего класса имеется, как и в самом материальном производстве, разделение труда: часть класса занята управлением материальным производством, а другая часть занята духовным производством.
(3) Мысли господствующего класса, представленные в качестве господствующих мыслей и, вследствие разделения труда внутри господствующего класса, оторванные от самого класса, а также и доведённые до предела в этой оторванности, способны предстать в качестве властелинов мира, субъектов истории. Это нетрудно понять, учитывая то, что по содержанию они суть мысли господства, а по форме — отделены от своих реальных субъектов, людей, и потому сами выступают в качестве субъектов господства в обществе и мире.
(4) С преодолением господства того или иного класса будет разрушено и господство мысленных абстракций, этих отражений материального господства того или иного класса.
(5) Наконец, самим К. Г. Марксом даётся конспект эволюции, проделанной его текстом, в трёх пунктах.
(6) И в послесловии к основному тексту и резюме его в трёх пунктах поясняется, что в реальной истории мысли людей непременно связаны с их образом жизни, положением в обществе и профессией. Поэтому при реконструкции исторического развития общества, отдельных людей и их мыслей следует возвращаться к связи мыслей с человеком мыслящим, а человека мыслящего с обществом, в котором он живёт: одного — философа в Германии, другого — лавочника в Англии. Только так мистика власти мысли над обществом будет развеяна.
9. Критика текста К. Г. Маркса, чтобы быть адекватной критикуемому автору и его письменному творению, должна прежде всего зафиксировать отсутствие глубины мысли и даже поверхностность этой мысли.
В самом деле, указать на связь мышления с материальным положением мыслящего — это только поверхностный кипящий слой связи духа мысли и материи производства, уровень интерфейса, связующий части сварной шов. А между тем если материальное производство детерминирует мышление, следует всякий раз показывать не просто аналогию или возможность связи мышления с материальным производством (мало ли с чем мышление может быть связано!), а реконструировать в мысли то материальное производство, которое детерминировало то или иное мышление и указать цели такой детерминации для самого материального производства. Ведь оно — субъект, не так ли? Более того, если появляется такая мысленная реконструкция, то и она должна иметь возможность быть подвергнутой такой же верификации исчерпывающей реконструкцией, то есть рефлексия реконструкции сама должна иметь статус реконструкции и связи с материальным производством.
Так что, например, поэтический образ или письменные знаки, в том числе и технические письменные знаки, знаки препинания, должны быть необходимо детерминированы неким материальным производством. Если же допустить самостоятельность, пусть и относительную самостоятельность мышления и сознания, то сразу возникает вопрос о мере этой самостоятельности и основании этой самостоятельности. Если это основание и мера в самих мышлении и сознании, имеем не монистическую объективистскую систему, а систему дуалистическую. Если же имеется внешнее для мышления и сознания основание их самостоятельности и меры этой самостоятельности, возникает вопрос, что это за основание помимо материального производства. Так что здесь мы имеем уже систему трёх.
Таким образом, определённость материального производства должна (1) или идти далее аналогизирования мысли, ею детерминированной, то есть пропитывать собою всю мысль, а не только её поверхность или место прикрепления мысли к материальному базису, (2) или оставить мысль в покое и на свобода от всякой детерминации.
10. Другой, — не менее существенной, но более конкретной, — ошибкой К. Г. Маркса является упрёк с его стороны господствующим мыслям эпохи не в том, что они господствуют, а в том, что они суть сосредоточие иллюзий господствующего класса о себе самом. Очевидно тогда, что в господствующих мыслях господствующий класс заблуждается. А вместе с ним заблуждается и всё общество в целом, ибо
«Класс, имеющий в своём распоряжении средства материального производства, располагает вместе с тем и средствами духовного производства, и в силу этого мысли тех, у кого нет средств для духовного производства, оказываются в общем подчинёнными господствующему классу».
Если господа профессора философии даже в поисках истины, а не в сознательном обмане, вырабатывают сплошь и лишь иллюзии для господствующего класса, а вместе с тем и для всего общества, возникают два убийственных для автора данного тезиса вопроса.
(1) Как общество способно жить, будучи с головой погружённым только в иллюзии?
(2) Какому материальному производству и зачем детерминировать не стремление общества к истине и нахождение её, а детерминировать заблуждение и погружение в иллюзии всего общества?
Отсрочить исполнение приговора об отсечении головы у автора тезиса можно только одним, диалектическим, способом: предположить смешение истины и иллюзий в итоговом результате работы профессорских голов. То есть материальная производственная основа должна детерминировать не только выдающиеся, промасленные и прославленные, подвиги заблуждений, но и хотя бы скромные достижения истины.
Если мы сохраняем жизнь автору тезиса о производстве иллюзий штатными идеологами господствующего класса, хотя и оставляем его под стражей в камере смертников, то вместе с этим сохранением жизни мы сохраняем истину в профессорской мысли. И истину не только по содержанию, то есть соответствие суждений этого мышления предмету мышления, но и по форме — мысли о господстве суть реальное господство мыслей, ибо под управлением именно мыслей, а не какой-то неосмысленной материальной производственной основы, люди решаются на те или иные действия и свершают их.
11. Третий и последний критический аргумент есть аргумент скорее исторический, чем логический. Ни сами К. Г. Маркс и Ф. Энгельс, ни их последователи не представили ни одного произведения, в котором материалистическое понимание истории было бы показано в клинически чистом и, одновременно торжествующем победу понимания виде, то есть произведения, авторы которого при большом скоплении народа и громадными тиражами показали бы историю общества, детерминируемую развитием материального производства, то есть показали бы развитие материального производства, имеющего своими обертонами и коннотациями завоевательные и гражданские войны, смену королевских династий, развитие науки и искусства, возникновение и развитие религии и философии.
Особенно пикантно было бы увидеть историю философии не как мнимую историю философии, у философии нет своей истории, а как историю промышленности и сельского хозяйства: изобретения и применения машин и механизмов, охоты и рыболовства, подсечно-огневого земледелия и собирательства грибов, ягод, кореньев. Это было бы шагом вглубь, к корням от того, пытавшегося быть верным К. Г. Марксу и Ф. Энгельсу, произведения В. М. Шулятикова, в котором он опозорил материалистическое понимание истории на весь христианский, мусульманский, иудейский, конфуцианский и буддийский мир.
12. Материалистическое понимание истории наиболее удовлетворительно и местами блестяще проявляется лишь в качестве методологической догмы и умственной игрушки. Как только данная догма принимается всерьёз и при её помощи пытаются действительно что-то понять, блеск её тускнеет, а сама она рассыпается в прах.
Но ежели положение материалистического понимания истории именно таково, то появление на свет этой хрупкой ёлочной игрушки объяснимо лишь игрой ума К. Г. Маркса, для чего данный ум должен быть свободен от материальных забот или, во всяком случае, абстрагирован от них. То есть ум человека, придумавшего материалистическое понимание истории вопреки самому этому пониманию должен быть понят как ум, свободный от материального производства, этого всеобщего и главного детерминатора и терминатора в провозглашаемой доктрине молодого доктора философии Карла Генриха Маркса.
2020.08.17.