Князь Илья Григорьевич Чавчавадзе, родился 8 ноября 1837 года, убит 12 сентября 1907, – грузинский поэт, публицист и общественный деятель, боровшийся за национальную независимость Грузии.
Грузины называют его «отец отечества». В 1987 году канонизирован Грузинской православной церковью под именем Илия Праведный.
День памяти – 2 августа.
Илья был и переводчиком, и руководил литературным журналом «Иверия», и писал статьи и боролся словом за свободу своего народа, но канонизирован он именно как поэт-классик и грузинской и мировой литературы.
Во Вселенской Православной Церкви есть немало таких святых поэтов, или святых которые были поэтами в том числе: Коламба Шотландский, Колумбан, Кедмон Уитбийский, Григорий Богослов, Амвросий Миланский, блаженный Августин, Григорий Перадзе, Иоанн Румын Новый Хозевит, Адамнан и другие. Среди них и Илья Чавчавадзе.
И пусть вас не удивляет тот факт, что среди святых поэтов вы не найдёте таких канонизированных в РПЦ. Это связано с тем, что славяне с момента крещения и до сих пор так и не усвоили и не оценили высоту христианского богословия творчества, считая творчество неким несущественным довеском к падшему человечеству.
Тогда как для каппадокийцев, Иоанна Дамаскина, Паламы, – оно было одним из назначений человека – умножение красоты, райская заповедь «возделывать рай», творческая грань образа Божьего в нас.
Святой Николай Сербский замечал об этом непонимании славянами богословия творчества и личности следующее «Восток верит в Бога, но недооценивает дела Божии и отвергает дела человеческие».
И у Николая Сербского же мы читаем: «Восток признаёт Бога, но не признаёт человека».
А творчество, это, по Григорию Паламе, – данная нам возможность «умножения Бога», сотворения того, что спасается вместе с человеком, если только человек сумел вложить в него настоящесть Господню.
В двадцать лет Илья поехал в Санкт-Петербург учиться в университете. Студенты вокруг него грезили переменами в обществе, читали Герцена и Чернышевского. За такое чтение любого учащегося могли отчислить, а Достоевского чуть было не расстреляли просто за цитирование письма Белинского Гоголю. Но уже слишком многие чувствовали, что по прежнему жить больше нельзя.
Илья с интересом следил за революционными движениями питерских студентов, но сам хотел осмыслить мир не через книги и мысли отчаявшихся людей, но через Библию.
Впрочем, за честность мысли через четыре года из университета был отчислен и он, вернулся в Грузию и стал служить Богу и людям, как он это ощущал соприродным себе – через слово, как автор, мыслитель и поэт.
Возвращаясь домой, Илья встретился с неким старым горцем, разговор с которым удивил и потряс молодого поэта. Илья записал этот разговор. Приведём эти строки:
«Илья: Скажи мне, ради Бога, что это за монастырь на том берегу Терека?
Горец: Да пребудет милость Её над нами – это церковь Святой Троицы. Случалось, когда подымутся в народе большие споры, тогда созывали там народный сход, выбирали судьями мудрых старцев и сажали их в келью судить. И то, что те судьи решат и скажут именем Святой Троицы и по испрошенной у Господа благодати, – этого никто не мог нарушить.
Илья: Почему же теперь этого нет? Почему люди не собираются в церкви Святой Троицы на совет?
Горец: А где теперь народ, где его единство? В старину, если, народ, так уж народ; сердце, так сердце; мужчина, так мужчина; женщина, так женщина! Друг другу помощью были. Берегли сирот и вдов. В доме злу, в поле вражьей силе противостояли… А теперь распалось единство народное. Завелся блуд. Зависть и корысть одолели. Нет прежнего единодушия. Кто ныне болеет о сиротах и вдовах? Кто утешит да порадует плачущего? Кто подымет упавшего?»
Илья понял, что народ, о заботе которого ратуют питерские революционеры – это конкретные люди, каждому из которых требуется конкретная помощь. Хотя у людей могут быть и общие нужды и трудности. И он стал служить Грузии как нации, состоящей из Божьих детей, к каждому из которых нельзя подойти с чем-то мелким.
Будучи мудрецом Илья понимал, что только подлинное обретение людьми Бога может вывести людей к свету.
Он разделял литературу не на созданную в Грузии, России, Англии, но на подлинную и малую. Потому, участвуя в сопротивлении имперским чиновникам, вытеснявшим грузинский язык, он переводил на грузинский Пушкина, Лермонтова, Гоголя.
Национальную культуру он считал сферой, где раскрывается Божественный замысел о каждом народе. Так же за много столетий до него считал и святой Нестор Летописец, сравнивающий народы с цветами букета в руках Бога, – каждый цветок так же драгоценен и неповторим, как и каждый отдельный человек. И любовь Его – равно с каждым человеком и народом.
Илью чтили и звали некоронованным царём Грузии. А в 1907 году Илья ехал в открытой карете со своей прекрасной женой, и был убит наёмными убийцами.
Грузины плакали, а заказчики преступления были довольны, но остановить дело Божие было невозможно. Истина торжествует в настоящих людях, и не может быть зачёркнута смертью.
И здесь уместно привести слова Сократа, сказанные им на суде и записанные для нас Платоном:
«Если вы думаете, что, убивая людей, вы удержите их от порицания вас за то, что живете неправильно, то вы заблуждаетесь. Ведь такой способ самозащиты и не вполне возможен, и не хорош, а вот вам способ и самый хороший, и самый легкий: не закрывать рта другим, а самим стараться быть как можно лучше».
Мелкие люди, конечно, не понимают таких вещей, и потому в каждом столетии есть свои Сократы и свои моськи, всерьёз считающие себя значимыми лишь потому, что лают на слона да плюются на то, что прекрасно!
Артём Перлик