Mariner Systems Inc.
В понедельник я встал в 6:30, побрился, принял душ, позавтракал, ещё раз заглянул в карту. Надел рубашку с открытым воротом, джинсы и новые кроссовки. По окнам с неистовой силой барабанил дождь. Потоки воды были такими мощными, что ничего за окном нельзя было различить. Я такой дождь видел впервые, и с тоской подумал: как же я по такой погоде доеду до работы? Спустился в гараж, завёл машину, включил фары и дворники на полную мощность. Выехал из Ларкспура и привычно свернул направо на сто первый хайвей. Оказавшись в плотном потоке машин, сообразил, что совершенно рефлекторно свернул в сторону Сан Рафаэля, куда обычно отвозил по утрам дочку в школу. То есть, я еду в противоположном направлении. Заезжаю в город, разворачиваюсь и снова выезжаю на сто первый, но теперь уже в правильном направлении. Напрасно потеряны пятнадцать минут, но это нормально, время ещё есть. Хорошо, что я выехал с большим запасом.
Справа мелькают таблички с названиями городов: Ларкспур, Корте Мадера, Милл Вэлли, Саусалито. Дорога резко идёт в гору и начинает вилять. Американцы едут так, как будто они участвуют в гонках, и нет никакого ливня. Въезжаю в тоннель, хоть здесь никто никого не обгоняет – запрещено. На выезде из тоннеля открывается панорама залива и мост «Голден гейт», за которым начинается Сан Франциско. Проехав мост, сую три доллара сонному негру, собирающему плату за въезд в город, и я уже в городе на первом фривее, который называется Президио пакрвей. Где-то справа виднеется резиденция фонда Горбачева – отца перестройки и «спасителя России». Проезжаю через туннель и начинаю считать светофоры – восемнадцать светофоров до Парка Президио, перехожу на cто первый хайвей, проезжаю Южный Сан Франциско, слева остаётся международный аэропорт. Ливень придолжает усиливаться, так что дворники не успевают сметать потоки воды с лобового стекла, и я на скорости не успеваю замечать названия городов. Вот уже прошли отмеренные вчера полтора часа, а нужного мне выхода в Сан Матео всё нет. Еду ещё 20 минут, и понимаю, что проскочил свой выход. Выхожу на ближайшем, разворачиваюсь и медленно еду по правой полосе. Когда доезжаю до аэропорта, становится очевидно, что в первый раз я, пожалуй, не доехал. Снова разворачиваюсь, и ещё через двадцать минут, наконец, вижу свой выход. Я уже опоздал на работу, поэтому на часы даже боюсь смотреть. Свернул направо на Делавер, но не нахожу Конкур драйв, и понимаю, что окончательно заблудился – этих маленьких переулков мне в такой дождь самому не найти. Тем более, что после массы поворотов я потерял ориентировку относительно сторон света. Заезжаю на заправку, начинаю спрашивать, где Амфет бульвар – никто не знает. Наконец, какая-то старушка откликнулась:
– Езжайте за мной, сэр. На Конкур драйв я вам посигналю. Вам следует повернуть налево, а сама я поеду прямо.
Поблагодарив старушку, сажусь в машину. Хорошо, что пожилые люди в Америке ездят неторопливо. В нужном месте поворачиваю налево, увидав сигналы старушки. Еще пять минут, и я на месте. Пока выходил на заправке, успел промокнуть. В растрёпанном виде влетаю на второй этаж, открываю дверь и вижу совершенно разъярённого Питера. Я опоздал на час в первый день своей работы. Начинаю что-то мямлить про ужасный ливень и то, что я заблудился на улицах незнакомого города. У Питера даже щёки побелели от наглости какого-то эмигранта:
– Вы сегодня принимали душ? – говорит он зловеще.
Я остолбенел от такого неожиданного вопроса. Начинаю догадываться, что это у них тут такой вид смертельного оскорбления – как у нас сказать, например: «Ты – грязная свинья». Было бы это в России, я бы ему просто дал в морду. Но ведь тут Америка. А потом, может я чего-то не понял. Может, смысл этой фразы какой-то совсем иной? Успокоившись, прикидываю: «Ты опоздал на час, причём в самый первый день. По их понятиям, ты мудак законченный, и тебя нужно немедленно уволить. А что ты скажешь дома? Нет, надо претерпеть».
– I’m so sorry, sir (дико извиняюсь!), - that was my fault ( это моя вина). I’ll be very accurate in the future (я буду паинькой впредь).
– Почему Вы так странно одеты? – звучит следующий вопрос Питера.
Я оглядел себя и не нашёл ничего странного. Всё было новое, только слегка отсыревшее под этим сумасшедшим ливнем. Я пожал плечами:
– Видите ли, сэр, я тут человек новый. Мои друзья сказали мне, что американцы очень демократичны в обращении, в одежде, в прическах. А что может быть в одежде демократичнее рубашки, джинсов и кроссовок?
– Только не в нашей фирме, – многочзачительно повертел пальцем Питер перед моим носом. – На интервью Вы явились одетым совершенно иначе. Вот этого стиля придерживайтесь и впредь, иначе у Вас будут проблемы.
– Yes, sir, – ответил я как навобранец, только что честь не отдал.
Этот ответ понравился Питеру. Он молча вручил мне фирменную ручку с золотым пером, которую предполагал торжественно вручить час тому назад, а также дал толстый талмуд, сказал:
– Изучайте. Потом распишетесь, – и проводил меня до моего рабочего места, открыв передо мной стеклянную дверь, на которой были наклеены крупные буквы “Trade Secrets”.
В комнате, куда он меня провёл, невысокими стенками, похожими на ширмы, были отгорожены восемь «кубиков» для программистов. Как потом оказалось, в эту комнату имели право входить, кроме самих программистов, только президент фирмы, два менеджера и техник по ремонту компьютерного оборудования. Для входа выдавались магнитные ключи, которые позже были заменены магнитными карточками. Ими нужно провести по специальной прорези у двери, чтобы открыть.
Я смирно, как мышка, сел читать талмуд. Не знаю, какой кретин пишет эти нудные инструкции, но читать их, а тем более, запомнить нормальному человеку не по силам, как передовицу газеты «Правда». Там очень подробно перечислено, чего нельзя делать ни в коем случае, и какие кары грозят работнику за нарушения перечисленных пунктов. Там даже написано, что нельзя ломать оборудование, поджигать помещение фирмы, плевать на компьютеры и сотрудников, а также мужчинам заходить в женский туалет и наоборот. Более нетривиальные запреты касались того, что сотрудник фирмы не должен ни с кем посторонним обсуждать состав оборудования фирмы, её штатный состав, какие проекты ведёт фирма, и в каком состоянии эти проекты находятся. Кратко звучит так – НЕЛЬЗЯ ВСЁ!
Кое-как досидел до обеда, делая вид, что читаю эту муру. Потом из «кубиков» начали выходить сотрудники, и Питер объявил, что он всех приглашает на ланч по случаю появления нового сотрудника. Мы пошли в ближайшую забегаловку, набрали какой-то еды, сели за круглый стол и приступили к знакомству.
– Программисты – это главный капитал нашей фирмы и самый высокооплачиваемый, – несколько высокопарно начал Питер свой спич.
Из восьми программистов ровно половина (включая меня) оказались из России.
– Крепко же ты, матушка, приложила своих лучших сыновей, – подумал я, – что они бегут от тебя, как тараканы.
Сергей Андрейченко – москвич, гарный хлопец украинского происхождения, с румянцем на щеках, говорит неторопливо, степенно, крепко знает работу с базами данных. Ему поручается самая квалифицированная и сложная часть, где нужно думать, а не только писать коды.
Игорь Краюшкин – из Протвино. Сухощав, выглядит испуганным. Он единственный из нас, кто защитил кандидатскую по информатике. Как я потом выяснил, технику программирования знает слабо, поверхностно. Об объектно-ориентированной технологии знает лишь понаслышке. За время работы с ним я так и не понял, за что он конкретно отвечал в проекте. В Америку попал через какую-то еврейскую фирму по найму. В контракте было обозначено, что после оформления на должность, найденную фирмой, работник должен отдавать фирме треть заработка в течение года. Для того, чтобы купить билеты в Америку на семью из трёх человек, Игорь занял в России у кого-то деньги, которые сначала думал отдать, когда заработает, а потом отдавать передумал, решив, что Россия далеко, и найти его в Америке будет непросто. Пзднее он несколько раз меня переспрашивал:
– Как думаешь, не пришлют киллера, чтобы расквитаться?
Я утешал:
– Это не та сумма, чтобы тратиться на киллера. Спи спокойно.
Кроме того, он отказался отдавать деньги и еврейской фирме за то, что она, якобы, не выполнила каких-то условий контракта. Но те пригрозили судами, Игорь дрогнул и стал договариваться отдавать долг не сразу, а постепенно. Когда у него начинались какие-то неприятности и проблемы, он шёл в магазин и покупал дорогую вещь, после чего на время успокаивался. Так, он хвастался мне, показывая бумажник из натуральной кожи за двести баксов, в то время как у меня был из синтетической за двадцать баксов.
Мурад Ахраров – таджик родом из Самарканда, учился в Москве, защитил кандидатскую по физике газовых лазеров, перед отъездом в Америку работал в Троицке. Худой, коротко стриженый, очень приветливый, немного моложе меня возрастом. С ним я сразу же крепко сдружился, поэтому о нём будет отдельный обстоятельный рассказ.
Стилиан Банев – тихий и симпатичный молодой парень из Болгарии. Как славянин, близок к нам по духу. Немного понимал по-русски. Проработал у нас недолго, куда-то ушёл. Видимо, предложили большую зарплату или работа была ближе к дому.
Прамод – молодой крепыш с неизменной улыбкой на лице. Родом из Непала, часто и подолгу трепался по телефону с какими-то девушками. Дело своё знал крепко, в проектах играл ключевую роль. Гордился своей машиной фирмы BMW, вечно говорил о том, какие новые шины на неё поставил по четыреста долларов за штуку. Общительный, но «не наш», не знаешь, о чём с ним говорить. Сидел напротив меня, по проекту я с ним общался часто и плотно.
Тибор – старик из Югославии. Сидел в углу, никогда не выходил, ни с кем не общался, я его толком даже не разглядел. Америка в эту пору лихо бомбила его непокорную страну, возглавляя отряд стервятников НАТО. Он больше всех напоминал именно беженца от войны и лишений. Программист слабый. Писал какие-то мелкие поделки по преобразованию данных из одной формы представления в другую – работа неквалифицированная. Согласился на очень низкую зарплату. Говорят, первое время у него не было денег даже на то, чтобы снимать жильё, и он, то ли тайком, то ли с молчаливого согласия администрации даже ночевал на фирме в своём углу.
На последнем месте, в противоположном от Тибора углу сидели временные люди, которых брали на пробу. Сначала там работала какая-то девушка из Пакистана. Ей тоже не о чём было говорить с нами. Впрочем, может, в Пакистане нравы такие, что девушке вообще запрещают общаться с мужчинами, кроме начальника и мужа С Пакистаном у Америки тоже всегда были непростые отношения, там вечно стреляли, взрывали и кого-то вешали. Проработала она недолго, потом тихо исчезла, так что мы не сразу и поняли, что она уже не работает. Потом на это место взяли молодую китаянку, у которой улыбка была буквально приклеена к лицу. Имя её нам произнести было невозможно, мы звали её Май. Питер сказал, что она – сертифицированный программист по С++, Дельфи и Веб-дизайну. Мы все сразу ощутили свою серость, протому что ни у одного из нас не было сертификата. По-английски Май разговаривала так, что с первого захода разобрать просто ничего было нельзя. Она в первый же день угостила всех невыносимо сладкими китайскими конфетами. Как обычно, ей дали какое-то простенькое задание и неделю не трогали. Она просидела молча до обеда, а после обеда стала задавать нам вопросы, из которых стало ясно, что экзамены-то она, может быть, и сдала на сертификат, но в своей жизни не написала ни одной программы. Помогали ей, как могли, но через неделю её уволили.
Теперь пора перейти к моей персоне. После ознакомительного ланча Питер подсел ко мне:
– Знаешь, что такое преобразование Фурье, и как им пользоваться?
Я молча написал ему формулы для непрерывного преобразования через интеграл и для дискретного через сумму гармоник. Он довольно крякнул и сказал:
– Именно поэтому мы и взяли на работу Ph.D. У нас если кто и слышал об этом преобразовании, то пользоваться точно никто не умеет. Я принёс тебе готовую компоненту Дельфи для работы с этим преобразованием. Возьми для примера любой сигнал и запрограммируй прямое и обратное преобразование, покажи на графике, как это работает. А вообще, мы начинаем принципиально новый для фирмы проект. Есть заказчики из Техаса – очень солидные фирмы, владеющие огромными по объему базами данных по сейсморазведке нефти и других природных ресурсов. Стоят эти данные безумных денег, они решили ими торговать на рынке, но для этого товар должен приобрести красивую и удобную упаковку. Вот тебе и предстоит этим заняться.
К концу дня я показал ему графики прямого и обратного преобразования Фурье для тестовых сигналов. Сами формулы я запрограммировал слёту, но сначала мне нужно было освоить простые вещи: как инсталлировать в Дельфи и зарегистрировать новую компоненту, как заставить работать всякие кнопочки на форме, как программировать компьютерную графику. Всё это в других средах мне приходилось делать много раз, а тут неоценимую помощь мне оказал Мурад. Я приобрёл уверенность, что здесь у меня дело теперь пойдёт.