Зимой сумерки опускаются быстро. Несколько минут назад я еще грелся на солнце и пытался поймать в объектив мальчишку с украинским флагом, а сейчас уже прячу замерзшие руки в карманы джинсов. Ветер носит по улице пепел и запах бесконечных костров. Теперь на всю оставшуюся жизнь Крещатик будет у меня ассоциироваться с кострами и сиротливыми грудами мусора. А еще он будет ассоциироваться с мальчишкой, которого я так и не сумел поймать в объектив фотоаппарата. Колоритный такой мальчишка, чернобровый и улыбчивый. Он стоял с отцом и пытался удержать огромный флаг Украины. Своим пронзительным детским голосом он выкрикивал в спины прохожих потрепанный лозунг.
- Слава Украине!
- Героям слава! – Отвечал нестройный рой уставших, прокуренных и охрипших голосов. Под этот лозунг я просыпаюсь в гостинице каждый день.Впрочем, ложусь спать я тоже под этот лозунг. Я чищу зубы, умываюсь, завтракаю и курю на балконе. Лозунг скандируют сотни раз за день. Он напоминает жужжание назойливой мухи. Может быть скрип двери. Что-то такое, с чем можно смириться и привыкнуть. Что-то такое, на что перестаешь обращать внимание после знакомства.
Историю про Киев стоит начинать с аэропорта. Любое путешествие начинается с вокзала или аэропорта. В калининградском аэропорту курить нельзя. Зато там можно пить. Как заканчивается первая бутылка виски, я успел заметить еще до первого глотка. Одной бутылки никогда не бывает достаточно. Это аксиома проверенная годами. Если в радиусе километра есть магазин ситуацию можно взять под контроль. Я и взял. Еще бутылку. Про контроль же на сутки предпочел забыть. Не будь магазина в радиусе километра я бы всё равно взял. Такси, к примеру, до ближайшего магазина.
Курить мы бегали по очереди в туалет. Нет ничего уютнее туалета, где можно безнаказанно курить, взирая на табличку «Курение запрещено». Мы о чем-то говорили, иногда спорили, но были в одной упряжке. Я и несколько либерально настроенных ребят.
- От тебя пахнет порошком. – Внимательно посмотрев на Катю, я задумался. Это был последний раз, когда я о чем-то задумывался в той поездке. Мою жену тоже зовут Катя. Это она закидывала в стиральную машинку перед поездкой мои прокуренные тряпки. Подумав о том, что в ближайшие несколько суток мне нечем её расстроить ввиду отсутствия дома, я сделал большой глоток виски. Затем еще один. Нет ничего противнее, чем пропивать деньги, отложенные на сувениры. С этим может потягаться только вскрытие свиньи-копилки ради двух бутылок портвейна. Однажды мы так делали. В совсем другом городе и совсем другой жизни. До Кати, да штампа в паспорте и до поездки в Киев. В те времена от меня пахло совсем не порошком.
В Киев меня позвал Дима. Он так и написал, что хочет меня пригласить в столицу Украины.
«Присланные сообщения:
От тебя требуется несколько десятков постов в живом журнале по итогам поездки, а я беру на себя перелет, гостиницу и питание»
Еще он взял на себя покупку первой бутылки. Для меня это куда важнее гостиницы и самолета. В принципе я мог бы и не лететь. Мне хватило впечатлений уже в калининградском аэропорту. Нетвердой походкой уверенного в себе человека я ходил курить. В туалете я зачем-то фотографировал унитаз. Первый кадр из поездки. Символично. Можно поставить себе на аватарку. Все вот ставят себя на фоне достопримечательностей. А я поставлю унитаз. Что может быть лучше унитаза?
Когда быстро куришь сигарету в непредназначенном для этого месте, то она тлеет очень странно. Пепел можно не стряхивать. Окурок становится похож на торпеду. Стряхивать пепел некогда. Вдруг поймают? Вдыхая дым, я улыбался. В моей жизни наступило странное время. Лет так пятнадцать назад меня не смущало наблюдать, как мои друзья варят мак. Лет так десять назад я не опасался, что за курение травы в ночном клубе меня посадят в тюрьму. Сегодня я боюсь выкурить простую сигарету. Вдруг оштрафуют?
Когда пьешь перед поездкой, время летит незаметно. Еще оно летит незаметно, если играть в карты на деньги. Среди моих попутчиков не было заядлых игроков. Вряд ли кто-то из них успел познать всю бездну падений до нуля. Вряд ли кто-то из них познал бирюзовые небеса взлетов до потолка. Когда приходит три туза с раздачи, а у оппонента три шестерки. Смятые купюры, подвал, тускло освещенный лампочкой которую я украл из подъезда и лица игроков. Лица, о которые можно бить бутылки из-под шампанского. Все эти воспоминания бороздят мой мозг. Пожалуй, это самые главные впечатления моей юности. Заблеванные подъезды, одна сигарета на двоих и песни под гитару.
- Соловей, через пять минут взлетаем. Пора идти на регистрацию. – Из цепких как клешни воспоминаний меня вырывает Дима. Мы стоим в кишке очереди, и я думаю о том, что никогда и никуда не ездил с малознакомыми людьми. В самолет мы заходим последними. Еще два часа назад я собирался фотографировать всю процедуру перелета. Еще два часа назад я всерьез думал делать заметки в блокноте, который взял с собой. Прошло сто двадцать минут и меня всерьез интересует только стоимость очередной бутылки в самолете. На международных рейсах оказывается можно приобрести массу полезных вещей. К примеру, пластиковые стаканчики. Еще можно купить газировку. И на сдачу получить очередную порцию алкогольного опьянения.
Когда человек едет в отпуск, он не достает фотоаппарат до момента прибытия в пункт назначения. Я достал фотоаппарат в туалете самолета. Курить там было нельзя, но сделать второй кадр из поездки мне не мешало ничто. Еще один унитаз в коллекцию.
Больше всего в авиаперелетах я не люблю момент взлета и посадки. Вся эта нудная процедура с заложенными ушами меня коробит. При хорошем стечении обстоятельств эту процедуру можно пропустить. Главное иметь под рукой нужный напиток.
Как мы приземлились в Борисполе, я не помню. Разговор с Димой о каких-то простых и житейских вещах меня увлекал больше чем столица Украины. В общем-то на тот момент я созрел до того что бы выйдя из самолета выкурить сигарету и обратным рейсом вернуться в Калининград. Тем более улов из двух фотографий был у меня в кармане. Вполне достаточно для счастья. Счастье оно ведь для каждого понятие относительное. Кому-то нужен мешок долларов. Кому-то важен золотой унитаз. Мне было важно покурить. Может быть, еще выпить пару рюмок коньяка. Хотя коньяк был бы уже лишним.
Первое что мне бросилось в глаза это обилие флагов. Центр Киева был весь загажен молитвами и флагами. Нет ничего лицемернее толпы патриотов. Эта толпа может растоптать человека или наоборот заразить своими взглядами. Поражение ростками патриотизма мне не грозило, а топтать в тот вечер никто и никого еще не собирался.
Пошатываясь, я разглядывал тяжелые потолки гостиницы «Украина» и фиксировал цены на пиво. Ценники были какие-то смешные. Словно я вернулся в 90-е. Вслушавшись в диалог официанта и подвыпившего мужика, я понял, что цены не в рублях. Гривна. Смешное название для валюты. Так же как весь украинский язык. Все эти «шо», «нэ трэба» и «та ни». Смешной и донельзя понятный язык. На нём разговаривала моя бабушка, на нем умеет говорить моя мама. Мне бог ниспослал лишь навык понимания и шоканья.
Ради интереса на регистрации я достал фотоаппарат. Строгие тетки даже не обратили на меня внимания. Пару раз я нажал на кнопку. Тетки не шелохнулись. Дима же сразу начал шипеть, что б я убрал вспышку. Пожав плечами, я убрал фотоаппарат в сумку. Ругаться с попутчиками мне было лень, а отключать вспышку я не умею до сих пор. В кармане лежала недавно открытая пачка сигарет, карточка с денежными единицами и паспорт. Краем уха я слышал, что нас поведут в ресторан. Причин для беспокойства не было. С чего мне беспокоиться в очередном осколке страны, где жили мои предки?
Попав в номер, я первым делом обратил внимание на табличку запрещающую курить. Повертев её в руках, я положил её на тумбочку. Мой сосед по номеру Женя уже успел оккупировать розетки, достал из рюкзака ноутбук и что-то начал писать. Мне же было нечего делать в номере. Впрочем, как и вообще среди всей этой спешащей посидеть в интернете молодежи. Я был чужим в этой гостинице. В этом мире и в этой стране.
На балконе было прохладно. Зато там можно было курить. Прислушиваясь к воплям с площади о строительстве новой страны, я чувствовал скуку. Единственной отдушиной мог стать ресторан. Там продают пиво. Еще там всегда есть коньяк. Можно взять и водки. Без разницы.
- Ну что? Идём? – Женя излучал радость. Приятно быть соседом у радостного человека.
- Пошли. – Красные советские половики, гранитные стены и холл, напоминающий концертный зал можно было бы выдать за островок Советского Союза. Хотя публика в холле не походила на советских граждан. Еще меньше публика походила на советских граждан снаружи гостиницы. Огромное стадо, жаждущее перемен. Словно когда-то стадо могло что-то решать. Наивные и пропащие люди.
Фотографировать желания не было. Хотелось просто сидеть на лавочке, и молча потягивая пиво разглядывать стадо. Лавочек не было. Были лишь горы мусора, костры и лозунги. Еще был каркас елки, завешанный плакатами. И толпа. Огромная толпа готовая стоять на площади до второго пришествия Христа.
Оглянувшись, я вдруг понял, что потерялся. Повертел головой в разные стороны. Никого из спутников не было видно. Ресторан растворялся как пивная пена. Перспектива продолжать банкет, помахав ручкой, исчезла за углом сталинского здания. Поглядев на свой телефон, я понял, что нет сети. Помощь в виде звонка другу отменялась. Оставалась помощь зала.
Увидев мужика с мегафоном, я пошел к нему. Мужик был могуч. Судя по изгибам носа, большой любитель подраться. Либо просто получить по лицу. Зачем я к нему шел? Что я мог ему сказать? Что потерялся? Ай, бедный мальчик. Ути -пути бедняжка. Говорить нам было не о чем.
- Пресса? От какой газеты? – Мой маленький фотоаппарат оказался визитной карточкой. Смысла отпираться не было.
- Да, пресса. Из Калининграда.
- Вау! Так цэ Европа!
- Нет. Цэ Россия. Я с друзьями прилетел и вот потерялся на площади. – Мужик задумчиво повертел мегафон в руках.
- Цэ нам не поможет. Давай мы тебя на сцену выведем, и ты оттуда спросишь? Только погодь минуту. А ты не пьяный? – Когда начинаешь пить в обеденный перерыв, то к наступлению сумерек превращаешься в робота. В робота, от которого воняет за версту перегаром. Отпираться смысла не было.
- Ну, выпил трошки и шо?
- А дразнишься зачем?
- В смысле?
- В смысле шокаешь. – Я рассмеялся. Первый раз в жизни мой говор мог послужить мне не во вред.
- У меня мама отсюда. Бабушка под Запорожьем жила. Дядька и сейчас там живет.
- Так ты свой? Слухай, ну так давай со сцены скажешь, что вот приехал протест наш мирный поддержать? А? – Поддерживать я ничего не собирался. С таким же успехом мужик мог попросить подержать его член в туалете.
- Не, дело не в протесте, я ж говорю, что потерял своих.
- Так и к ним обратишься. – Идея была хорошей, но что-то меня в ней смущало.
- А о чем говорят сейчас со сцены?
- Та хто их знает. Их же никто не слухает. – Мужик резко осекся. Я улыбнулся и собрался идти дальше. – Так ты хоть фотографируй. Напишешь потом у себя о мирном протесте. Мы мирные если шо. Мы за всё хорошее. – Он улыбнулся и развел руками. – Если там поисти соберешься или чи шо, то приходи. Я тут с самого начала. – В его словах чувствовалась гордость. Словно прожить пару недель на майдане было подвигом. До кучи не хватало только ордена почетного бездельника.
- Договорились. – Я протянул ему руку. – Кстати я Соловей.
- А я Виктор. – Ударение он сделал на второй слог. – С Николаева. – Рука Виктора была увесистой как гиря. Судя по задеревеневшей ладони, привычная к грубому мужскому труду. Такой рукой хорошо держать кувалду. Возможно молоток. Она не дрогнет.
- Соловей! Вот ты козел! – Дима сиял. – Нашли наконец-то. Чего ты потерялся-то?
- По-моему это вы потерялись.
- Да ну. Скорее ты. На нас организаторы будут ругаться. Все тебя ждут, пойдем. – Зачем меня кто-то ждет? Кому я нужен в этом городе? Слушая Димино шипенье я, молча, шел, разглядывая суетливых митингующих. Где-то внутри появились признаки гордости. Оказывается кому-то, я все-таки нужен в этом городе.
- Слава Украине! – Раздалось где-то у самого уха. Повернув голову, я увидел девочку подростка. Примерно лет пятнадцати. В её глазах плавал детский восторг от всего происходящего. На обеих щеках красовались флаги. Один желто - синий, второй чёрно-красный.
- Героям слава! – Прогремело в ответ за моей спиной. Я же был спокоен как пульс у покойника. Кричать естественно я ничего не стал. Девочка вопросительно посмотрела на меня. Восторг сменился удивлением. Эта девочка не могла помнить 90-е в силу возраста. Когда я пошел в первый класс она еще не родилась.
- Москаль? – Конечно, этой девочке можно было попытаться объяснить про родственников на Украине. Про то, что я родился в СССР, а живу в РФ. Еще ей можно было поведать про братские народы. Можно было попробовать рассказать историю о том, как танки стреляют в Белый дом, а потом на протяжении нескольких лет сильные парни с оружием убивают других сильных парней на провинциальных улицах. Объяснять мне ничего не дали. Толпа развела нас в разные стороны, и я побрел дальше за Димой.
***
В ресторане мне сразу стало неуютно. Курить нельзя, вместо официанта ряженый хохол, разговаривающий на русском языке. Когда он принес мне кружку пива, я немного успокоился. Организатор поездки Мария бесконечно улыбалась и косо посматривала на меня. В моей внешности нет ничего привлекательного. Скорее наоборот.
Марии не было дела до внешности, её беспокоило отсутствие в моих руках планшета. Я был странным исключением среди собравшейся публики. Все участники банкета достали гаджеты и принялись фотографировать еду. Что б чувствовать себя увереннее пришельцы из Калининграда начали выкладывать фотографии в интернет.
- О, Дима, запостил картошечку?
- Ага, а ты Саш уже успела и майдан выложить?
- Во! Я ща репостну это. Там ёлка крутая на фотках.
Я рассматривал полупустую кружку с пивом. Есть мне не хотелось, фотографировать было нечего, говорить не с кем. В таких ситуациях лучший способ развлечься, это лечь спать. На дне кружки я видел свой завтрашний день. Он состоял преимущественно из головной боли и апатии. Накинув куртку я вышел на улицу. Ночь обдала меня холодом и запахом костров. Где-то за углом кто-то ругался.
- Вячеслав, да? А можно прикурить? – Обернувшись, я увидел Машу. Дорогая норковая шуба осталась в ресторане, зажигалка, судя по всему тоже. Следом за Машей появился Роман.
- Можно просто Соловей. Накинь-ка куртку. – Я протянул свою осеннюю куртку Маше. Щелкнул зажигалкой. Маша глубоко затянулась. Если б не было рядом Романа с планшетом мы так и стояли бы молча. Увидев Машу в куртке напоминающей косуху, он тут же начал щелкать кнопками. Какая забавная сцена. Через секунду фотография полетела в интернет. Я только и успел подумать, что случись всё это 10 лет назад, между Ромой и Машей завязалась бы трогательная переписка. Переписка по настоящей почте. Он слал бы ей фотографии и сочинял сложноподчиненные предложения. Возможно, засушил бы в книге между страниц ромашку и отправил по почте. Маша в свою очередь обязательно оставила бы поцелуй на страницах ответного письма. Красный силуэт губ поехал бы неспешно в Калининград. Какая только срань не лезет в голову, когда у меня заканчивается пиво.
- Сколько я должен за пиво?
- Нисколько, это ж для вас всё. В программке написано ведь было, неужели не читал? – Маша мило улыбнулась. – Трансфер из аэропорта, фуршет, дальше на дискотеку может быть, пойдем. А туристические достопримечательности завтра. Сначала поедем… - Я не слушал. Мне было абсолютно безразлично, куда мы пойдем или поедем. Со мной разговаривали как с нашкодившим школьником. А на такие разговоры у меня стойкий иммунитет.
Вернувшись за стол, я обнаружил новую кружку с пивом. Тут же рядом звенели стаканы. В воздухе висели тосты и предчувствие вечеринки.
- Почему ты ничего не ешь? – Маша снова улыбалась. Её черные глаза блестели как бляха солдатского ремня. – Давай что-нибудь покушаешь?
- Я не голоден.
- Ну как так? Вы же летели в самолете, устали. – Объяснять, что последний раз я уставал в армии, не хотелось. Пришлось молча пожать плечами и глотнуть пива. – А может чего-нибудь покрепче? – Маша знала толк в отношениях с туристами.
– Покрепче можно. – Что никогда мне не давалось так это общение с официантами. Этот навык у меня недоразвит. Уютно я себя чувствую только в дешевых забегаловках, где что б тебя обслужили надо оторвать задницу от стула и подойти к липкой и засиженной мухами стойке. За стойкой часто стояли женщины, в чьих ладонях могла поместиться вселенная. Общение с ними напоминало лай собак в подворотне. Сделка предельной важности и ничего лишнего. Никаких тебе дежурных улыбок и томных взглядов. Если ходить регулярно в подобные заведения, то максимум чего можно добиться это то, что бутылку водки тебе дадут в долг. По-прежнему без улыбок и томных взглядов.
Официант принес пузатый графин с хреновухой. Выпив первую рюмку, я осознал, что к стерегущей меня головной боли прибавится еще и изжога. После третьей рюмки отступила апатия, и пришло яркое осознание, что я о чем-то беседую с Машей.
- Ну, в Бабий Яр, конечно, можно съездить, но я, честно говоря, не знаю зачем. – Маша развела руками. – Там и смотреть-то особенно нечего. Лучше как ты и говоришь, прокатимся до Киева в миниатюре. – Знания подчерпнутые из интернета иногда могут сослужить отличную службу. Я производил впечатление человека интересующегося Киевом. Если же выпить с организатором поездки бутылку хреновухи на двоих, то можно стать очаровательным собеседником. Хотя чары алкоголя могут сослужить и обратную службу.
Покидая ресторан, я сразу заподозрил что-то неладное. Знаете, бывает такая ситуация, что вот играет любимая песня, и какой-то подлец спьяну тыкает кнопку «стоп». Или батарейка в плеере предательски садится, а в аэропорту сидеть еще два часа. В общем, предчувствие финала банкета мне не понравлюсь. Пробираясь сквозь толпу на площади я понял, что пришло время брать ситуацию в свои руки, а то знаю я этих дамочек в норковых шубках. Выпьют на посошок и думают, что я спать лягу. Ага, сейчас. Спать в ближайшие несколько часов было тяжелейшим грехом. Самое интересное всегда случается, когда находишься в состоянии алкогольного опьянения. И эту возможность увидеть самое интересное из моих цепких лап никто не смог бы вырвать.
***
Звук ударов молотка о зубило я не спутаю ни с чем. Моя юность прошла в руках с молотком и зубилом. Нет, я не горный мастер из сказок Бажова. Всё куда прозаичнее. Мы разбирали электродвигатели и изъятую медную проводку сдавали в металлолом. Пионеры 90-х годов делали это за деньги. На майдане никто не разбирал двигатели. Там разбирали Ленина. И разбирали бесплатно из чистого энтузиазма. Ильич был повержен толпой сопляков, не державших даже оружия в руках. Вождь мирового пролетариата погибал мучительно медленно. Гранит не хотел откалываться. Трудолюбивые митингующие не хотели сдаваться. Каменная плоть постепенно умирала под ударами зубила. Компромисс назревал медленно чем-то, напоминая гнойник. Ошметки породы шли на сувениры, вождь революции таял на глазах. Разглядывая эту картину, мне не пришло на ум ничего интереснее, чем вступить в полемику с толпой любопытных граждан. Говорить я предпочел о махновцах. Какие к черту анархисты в 21 веке? Современный анархист труслив, питается овощами с наркотиками и вряд ли отличит соху от плуга. Махно, скорее всего этих ребят, ставил бы к стенке пачками.
Организаторы поездки почему-то сразу стали нервничать и попытались увести меня от ликующих митингующих. Шепча при этом на ухо, что я веду себя непотребно, и меня могут побить. Наверное, Рома чувствовал себя спасителем. Словно я провалился под лёд, а он геройски отбирал меня у хищной реки. Ситуация достойная главы в мемуарах.
Кому я там был нужен? У митингующих был целый Ленин для вымещения своей ненависти от ночных поллюций, целый Ленин для посевов злобы, целый Ленин для культивирования собственных пороков. Хотя я вру, к моменту нашего появления Ленин был уже не совсем целый. Некоторые детали успели отойти на сувениры. В общем, никому я там был не нужен, и потуги меня спасти больше напоминали способ рисануться друг перед другом. Этакое приключение для мальчиков из хорошей семьи. Максимально дешевый способ самоутвердиться при минимальных затратах.
Ветер носил пепел, по улице бродили сотни людей, в воздухе висело ожидание бунта и праздника. Не хватало только музыкального сопровождения. Недолго думая я достал плеер, засунул в уши и врубил на всю. По лицу Маши я понял, что она стала подозрительной и пытается разговаривать со мной. В таких ситуациях самый лучший способ вести диалог это послать на три буквы собеседника. Майдан ждал меня, он манил в свое нутро. А нет ничего лучше, чем изучать кишки самостоятельно. Для полного счастья требовалась бутылка пива, может быть рюмка коньяка, хотя коньяк был бы уже лишним.
***
Девушка была далеко уже не девушкой. Ей было хорошо за сорок. Сидящий рядом с ней канадский журналист успел перейти черту опьянения, когда морщины еще можно рассмотреть. Журналисту явно нравился Киев. Он активно жестикулировал, глотал виски не запивая и лапал девицу. Девица периодически бурчала о том, что пора идти в номер, но канадец был неумолим. Разговаривать он предпочитал на английском, барышня же бубнила на смеси русского с суржиком.
Мой плеер предательски сел, и я был вынужден слушать окружающий мир. Прямо скажем, мир мне совсем не нравился. От меня воняло костром чужой революции и перегаром. Пиво было дешевым и отвратительным. Впрочем, пиву за такие деньги и положено быть мерзким.
Глядя на перезрелую проститутку и её наживу в виде немолодого канадца я откровенно скучал. Перспектив не было никаких. Бумажные деньги закончились. Энтузиазм тоже. До утра было еще несколько часов, но сил подниматься в номер у меня не было. Оставалось только одно. Расплачиваться карточкой и пить невкусное пиво. Из закуски же в такие минуты я предпочитаю сигареты. Желательно крепкие.
- Дайте, пожалуйста, три по пятьдесят водки. – Официантка недоуменно посмотрела на меня. – Вы же принимаете карточки?
- Вам, по-моему, уже хватит молодой человек. Вы же обещали, что будете пить только пиво.
- А давно я это обещал?
- Часа два назад, когда вас выгоняли. Вы разве не помните? – С воспоминаниями действительно была беда. Я отлично помнил как пил водку в одной из палаток на майдане, а вот посещение ресторана в гостинице уже успело стереться из памяти. Достав телефон, я убедился, что время двигалось к часу ночи.
- Милая барышня это было вчера. А сегодня новый день. Мы будем жить теперь по-новому. К водке, кстати, дайте самую хорошую шоколадку. – Милая барышня кивнула головой и словно фокусник выдала всё требуемое. Карточка перекочевала к ней. Я закурил.
- Молодой человек, что с вами? Вас же за сигареты и выгоняли отсюда. У нас не курят. Ну, на каком языке вам это еще повторить? – В её голосе звучало сочувствие. Начатую сигарету я кинул в кружку с пивом.
- Договорились. Курить будем на улице. – Официантка улыбнулась. Она победила. Для полноты картины в её руках не хватало желто-синего флага. Впрочем, флагов хватало снаружи гостиницы.
Пить, не закусывая, меня научили в деревне. Это было далекое лето с тремя перевернутыми шестерками. 1999 год. Мы сидели на пруду с пацанами и обсуждали предстоящую рыбалку. Рыбу к слову я не умею ловить до сих пор. Да и с питием дела обстоят странно.
Махнув первую стопку главное не дышать какое-то время. Надо дать провалиться напитку. Выпивая следом вторую рюмку можно и вдохнуть окружающий мир. В идеале стоило бы закурить. Курить было нельзя. Мне не привыкать. Повернув голову, я обнаружил, что являюсь экспонатом. В смысле меня рассматривал иностранный журналист. Рассматривал с уважением. Столкнувшись с моим взглядом, он поднял свой стакан с виски и, кивнув, выпил до дна. Тоже мне подвиг. Намного труднее выпить третью рюмку подряд. Я выпил. Аккуратно встал. Стулья, расставленные по дороге к выходу, были сродни минному полю. Столы были противотанковыми ежами. Идти было трудно. Выход казался недостижимым. В общем, на улицу я все-таки добрался. Дым от сигареты приятно жег горло. В ста метрах от гостиницы по-прежнему продолжался шабаш. Вальпургиева ночь во всей красе. Делать мне там было решительно нечего. Порывшись в карманах, я обнаружил рекламный буклет. Когда его печатали, угли революции еще не были заброшены в топку майдана.
7