Эхо голоса вокзального диспетчера задумчиво перекатилось из одного громкоговорителя в другой и заглохло. Ветер донёс до меня обрывок фразы: «По второму пути, по третьему пути». Звуки шли справа от меня. Они протянулись вдоль складов, где мы играли в детстве, дальше запутались в свалке металлолома и где-то там потерялись вместе с юностью.
На свалке лежали груды бесформенных железяк. Смятые кабины машин, изогнутые трубы, огромные ржавые пружины, сплюснутые стенки вагонов. Когда я был маленьким, то представлял себе великана, который по ночам перебирает железное богатство. В моём воображении великан был силён и мог рвать на куски податливое ржавое железо. А днём он просто прятался от людских глаз в лесу. Именно поэтому его никто и никогда не видел. Бабушка посмеивалась над моими историями о великане и гладила меня по голове. Потом подрос и я, и соседские мальчишки. Великан стал маленьким и превратился в небритого сторожа. Конечно же, мы забирались на свалку, прятались за краном от этого сторожа и бегали среди ржавых остовов машин. Точно так же четверть века назад я слышал голос безразлично выговаривающий: «По второму пути, по третьему пути».
Слева от меня лениво зазвенел сигнал, предупреждающий о закрытом переезде. Его полосатый шлагбаум мне был отчётливо виден. Перед ним выстроилась очередь из машин. Машин было много. Они тянулись куда-то за кусты, виднелись сквозь деревья и исчезали за поворотом. Но я знал, что они там тоже есть. В детстве около переезда никогда не скапливалось столько машин. Стояла одна, иногда две. Очередь из трёх казалось уже длиной. Тогда все машины были знакомыми и узнаваемыми издалека. ЗИЛ, ГАЗ, именуемый «Козёл». Жигули разных моделей, Москвич, который почему-то называли загадочным словом «Маскарад». Редко-редко мелькали КАМАЗы. Теперь у переезда стояла вереница незнакомых машин с загадочными эмблемами и одинаковыми покатыми формами.
Скоро должен был послышаться гудок поезда. Судя по всему, приближался огромный состав товарных вагонов. Когда-то я любил считать их количество. Однажды вагонов было 112. Невероятное число. Пассажирские поезда были намного короче и не удивляли меня. В них не было загадочного рёва и грохота. Став подростком я всё хотел записать шум проезжающего товарняка на диктофон и наложить сверху звук гитары. Почему-то этого так и не случилось.
Вдали послышался знакомый протяжный гудок. Поезд приближался. Сейчас он проскочит семафор и наконец, покажется. Ну вот. Показался. Огромная махина, сметающая всё на своём пути. Очень зрелищно это выглядело зимой. Когда огромный товарняк разносил снежные заносы и, хлопая колесами об рельсы, проносился дальше. Больше всего я любил, когда два товарняка с противоположных направлений пересекались в одном месте. Такое бывало редко, но когда бывало, я как завороженный стоял и слушал. Моей мечтой в детстве было оказаться между этими поездами. Лечь там, в окружении тяжёлых вагонов на острую щебёнку, чувствовать, как она впивается в бока, и слушать музыку проносящихся мимо составов. Мне нравился увесистый стук колёс и грохочущий лязг железа. Почему-то я так и не рискнул этого сделать.
- Привет! – Из воспоминаний меня вырвал какой-то мужик.
- Привет. – Я оценил глаза, улыбку и на меня обрушился давно уже исчезнувший мир детства. Передо мной стоял Витька по прозвищу Пинчер. Он проезжал мимо на велосипеде и остановился. Точно так же как и четверть назад обрадовался мне. Спрыгнул с седла. Велосипедная рама между ног. В зубах дымится сигарета без фильтра. Ничего не изменилось. Такая же сцена уже была в моей жизни, когда я приезжал на летние каникулы к бабушке. Только Витька в ту пору ездил под рамкой. И кажется на том же самом красном велосипеде.
- К бабуле приехал?
- Ага.
- Надолго?
- Да нет. Завтра уже уеду.
- Слушай, я сейчас в магазин сметнусь, пойдём потом посидим с нами-то. Расскажешь. – Последнее прозвучало заинтересованно. Но не заманчиво. Мы не виделись примерно 17 лет. Может быть чуть больше. Рассказывать бы пришлось либо очень долго, либо невероятно быстро.
- Ну, едь. Я тут подожду.
- Давай. Я мигом. Мы там, возле Володьки сидим. – Пинчер махнул рукой в сторону свалки металлолома. Мог и не махать. Я прекрасно помнил, где живёт Володька.
- Не сомневаюсь. Езжай. – Витька запрыгнул обратно на свой поношенный велосипед и покатился вдоль железной дороги. Я видел, как он свернул к переезду, перебрался на другую сторону, взял левее и исчез в зелени старых дубов. 20 лет назад там было какое-то заброшенное промышленное здание. Теперь вместо него открылся магазин самообслуживания. Прилегающую территорию облагородили, сделали стоянку для автомобилей, рядом разбили клумбу. На ней покоились однообразные петунии, бархатцы и георгины. Ничего заманчивого. Лишь в магазине из интересного я отметил красивую продавщицу. Она мне кого-то напоминала. Кого я так и не смог вспомнить пока расплачивался за сигареты.
Примерно три часа назад я приехал с семьёй в посёлок Глазуновка. Это такое место, которое найти на карте весьма непросто, если не знать, где именно искать. В посёлке нам предстояло проведать бабушку. Хотя вру. Уже трижды прабабушку. Проведывание состояло из большого застолья. Стол был завален всем тем, что можно почерпнуть из книги о вкусной и здоровой пище. Ну ладно. Почти всем. Главное что были котлеты, сыр с чесноком, бутерброды увешанные гроздьями красной икры и коньяк. Коньяк меня заинтересовал особо. Как-то я упустил момент, когда бабушка стала выставлять его на стол. В детстве я видел, как мужики пили столичную водку и самогонку за тем же самым столом. Пили там и разноцветные ликеры. Обычно это происходило после того как резали свинью или сажали по весне картошку. Но никогда и никто не пил там коньяк. Опрокинув в себя несколько рюмок, я вышел покурить. Так мы и встретились с Витей.
- Слушай, пойду до ребят схожу. – Жена удивленно вскинула голову. Она привыкла, что в отпуске мы везде ходим вместе. Никаких тайн друг от друга. Да и куда можно пойти в поселке?
- Ну, сходи. А ты надолго?
- Да не. Я вообще тут рядом. Вон, возле чермета. – Жена вопросительно посмотрела на меня. Она понятия не имела, что я имел в виду. – Короче я ненадолго. – Витька уже ждал меня возле калитки.
- Рассказывай, как оно Вить?
- Да как? Женился, развёлся. Двое детей.
- От одной?
- Не, все от разных.
- Местные?
- Нет, одна с Новополево, другая со Змиёвки.
- Где ты их берёшь?
- Места знать надо. - Радостно оскалился и показал жёлтые зубы.
- А сейчас чего?
- Да живу вот с одной, она ребёнка хочет. А я не хочу. Ну, куда мне ещё? – Витька неспешно крутил педали. На руль велосипеда он повесил пакет. Там глухо бились друг об друга пластиковые бутылки. Пиво и газировка – определил я намётанным взглядом. – Тут и с этими двумя-то тяжко, а если ещё и третий, то сам понимаешь. – Продолжал Витька. Я доверительно кивал головой. Всё было действительно понятно. – Ты сам-то как? Где? В Орле?
- Я из Орла уехал уже давно. Женился, сын и дочь.
- А я и думаю, чего это ты не ездишь к бабуле. Не видно тебя стало.
- Далеко я забрался. Дорого ездить.
- Другие-то ездят.
- Я не другие.
- Понятно. Вон смотри, сидят. – Мы подошли к компании немолодых и некрасивых людей. Внутри меня что-то противно начало ёрзать и ёкать. Лица были знакомыми, но я никак не мог сложить мозаику и вспомнить имена. – Смотрите, кого я к вам привёл. – Витька демонстрировал меня как экспонат.
- Славик? – Спросил полностью седой мужик. И тут мозаика сложилась. Передо мной сидел Володька Цимбал. Лёд седины полностью съел его некогда чёрные и длинные волосы. Время превратило лицо в застиранную до дыр половую тряпку. Рядом с ним на тракторной покрышке пристроился Юра Дискотека. Когда-то один из самых видных парней посёлка. Однако те времена уже были далеко позади. Годы вдавили щёки у Юрки куда-то вовнутрь. Они было изрезаны шрамами и морщинами. Шрамов, по-моему, было больше. Когда-то острый нос превратился в какой-то неловкий детский слепок, словно из пластилина. Глаза потускнели и стали дурными. Дискотеки видимо давно уже кончились. Примерно в прошлом тысячелетии.
- Ну, здорово мужики. – Я пожал заскорузлые руки. Достал сигарету и закурил. Курить не хотелось, но чем-то надо было себя занять. Мне было известно уже наперед, что будет происходить дальше. Перед покрышкой расстелили пакет, на котором стояла одинокая рюмка. Рядом лежал хлеб и надкусанный огурец. Не хватало сала и лука, зато было с избытком тоски. До боли знакомый способ провести время. Когда-то и я так же пил. По-моему даже из той же самой рюмки.
- Ты как? На чём доехал?
- На электричке. – Все засмеялись. Хотя смешного ничего не происходило.
- В Москве живёшь? – Спросил ледовласый Володька.
- Не, не в Москве.
- А ты ж говорил, что уехал из Орла? – Вступился Витька.
- Уехал. Подальше. На Балтике я живу.
- И как там?
- Нормально.
- Ну а мы сам видишь. Всё тут. – Обвёл рукой полукруг Володька.
- Вижу.
- А ты почти не изменился. Всё такой же. – Витька засмеялся. Отвечать ему мне не хотелось. Они точно изменились, и Витька знал это так же хорошо, как и я. Он это видел по утрам в зеркале.
- С работой как? – Поинтересовался вдруг Володька. Вопрос был странным. Сам Вова никогда и нигде не работал. Он, как и его сестра, и мать имел справку об инвалидности. На скромную государственную пенсию они жили, сколько я себя помнил. Иногда по очереди отлучались в дурдом, но никогда не ходили на работу.
- Нормально.
- Ладно, чего сидим-то? Давай, где там? – Словно очнулся Юра. – Ты будешь? – Я мотнул головой. – Ну и ладно. – Радостно выплюнул Дискотека. Настроение у него улучшилось. Раз я не буду пить, то ему достанется больше. Это не могло не радовать.
- Куда ты всё летишь? Ещё даже не стемнело. Чего потом делать-то будем?
- Ещё сходим.
- Ты-то сходишь.
- Схожу, не переживай. – Юра достал откуда-то бутылку с прозрачным самогоном. Торопливо налил себе в рюмку, пробормотал что-то неразборчивое и в одиночестве выпил. Тут же налил ещё одну и протянул Вовке. Цимбал взял её и ловко опрокинул в себя. Закусывать никто даже и не пытался.
- А ты? – Повернулся я к Витьке.
- Пока пивко. Будешь? – Я снова отрицательно помотал головой. – Ну, дело хозяйское. – Пинчер открыл бутылку и глотнул, его кадык проворно задёргался. – Видал? – Он махнул рукой в сторону старой девятки. Честно говоря, я на неё даже не обратил внимания.
- И чо?
- Моя. А ты на чём гоняешь?
- Пешком, Вить. Я не водитель.
- Да ладно.
- Ну, вот так.
- Есть закурить? – Я протянул Витьке открытую пачку. – Самца куришь?
- Как видишь.
- О, я тоже возьму? – Подтянулся Юра. Пачку пришлось положить на пакет, который изображал стол. Так было принято. Разговор тем временем перетёк на обсуждение общих знакомых. Тот спился, этот уехал. Кто-то умер. Я слушал без интереса, словно вынужденно. Наконец встал, попрощался и побрёл к дому. Где-то невидимый мне диспетчер опять пробормотал: «По второму пути, по третьему пути». Но я этого уже не услышал. Меня попросту больше не было в 21 веке, ведь я провалился в свои детские светлые воспоминания.
Нашим главным праздником в том возрасте был Петров день. А вернее ночь предшествующая ему. Она выпадала с 11 на 12 июля, и каждый раз была неповторима. Готовиться мы начинали заранее. В общем-то, летние каникулы и делились на две половины. До праздника и после. После было неинтересно. Интересно было на праздник, который назывался – солнцекараул. Бабушка рассказывала, как в её молодости солнце караулили с песнями и кострами. В кострах парни пекли картошку, рядом хором пели песни девицы. В косы они вплетали пёстрые ленточки, а парни начищали до блеска свои туфли. Иногда кто-то из ребячьего озорства мог намазать куриным помётом окна самого вредного жителя деревни. Ещё могли снять ставни с хаты и положить рядом. Лучшей шуткой считалось завязать кому-нибудь калитку. Всё это случалось редко, если не сказать почти никогда. Естественно мы караулили солнышко совсем не так.
- Давай, давай, живее.
- Ты бы помог.
- Бог поможет.
- Вот ты козел.
- Чего ты ноешь? У меня бутылка, ещё разолью.
- В одно место себе её засунь. Пока нет машин, надо успеть.
- Да успеем не боись. Во клади, отлично. Отходи. – Мы с Пинчером отпустили покрышку, и она плюхнулась в общую кучу, сваленную посреди дороги. – Все притащили?
- Все, давай шевелись. – Цимбал начал молча поливать получившуюся кучу бензином.
- У нас ещё есть бензин в полтарашках? – Повернулся ко мне Пинчер.
- Как раз ещё полтараха и есть.
- Отлично. Ну что? Начали? – Я смотрел с восторгом на Витьку и понимал, что через секунду начнётся то ради чего и стоило жить. Цимбал проворно отбежал от покрышек и махнул рукой. – Погнали. – Витька достал из-за пазухи стеклянную бутылку, где было меньше половина бензина. Перевернул её, дождавшись, когда бензин закапает с затычки, вернул в исходное положение. Я чиркнул спичкой и поджёг бумажный фитиль. Пламя ловко взялось за горлышко бутылки. – Уже не потухнет. – Усмехнулся Пинчер и с размаху швырнул бутылку об асфальт. Огонь тут же разлился по дороге, быстрым ручейком взобрался на покрышки, и резко охватил всю наваленную нами кучу. Нас обдало жаром. Огромный костёр посреди автодороги занялся, и погасить теперь его смогла бы лишь пожарная машина.
- Там тачка едет. – Деловито заявил Цимбал.
- Отлично, валим в кусты. – Мы обрушились в густые заросли малины. Спрыгивая с проезжей части, я поцарапал руку, но обращать на это внимание было некогда.
- Кто там едет?
- Не менты.
- Доставай. Где ты тут прятал?
- Сейчас.
- Давай живее, не успеем же.
- Вот. – Я протянул Витьке очередную стеклянную бутылку.
- Зажигай. – Огонёк от спички быстро перекочевал на фитиль. Я выглянул на дорогу, машина была от нас в нескольких метрах. – Пора. – Витя бросил бутылку за два метра от автомобиля. Бутылка разлетелась, и бензин разлился длинной огненной полосой по дороге. Теперь горело, кажется всё вокруг. Скрип тормозов я услышал уже, когда повернулся и побежал за Витькой и Вовкой. Где-то позади слышался громкий истеричный мат и какие-то грозные обещания. Обещания мне не понравились, но успокаивало то, что догнать нас разгневанный водитель не смог бы.
- Ладно, хорош вам. Тормози. – Мы остановились в одной из бесчисленных улиц частного сектора. Фонари тут не светили, и бояться нам было нечего. Три чёрные тени с руками пахнущими бензином. Три подростка, по которым плакали розги.
- Как мы а?
- Чёрт, мы там вьетконг устроили.
- Ад в натуре.
- А как я бутылку грамотно кинул.
- Вообще Пинчер ты дурак. Надо было раньше кидать. Мог бы попасть в машину.
- Не, ну в машину это перебор. Я ж всё рассчитал.
- Всё равно слишком близко.
- Да ладно тебе. Ты рожу-то видел этого дяди? Он аж весь перекосился.
- А чего он там орал?
- А что они обычно орут? Найду, на куски порву. В лоскуты порежу.
- Смотри кабы, правда, не порезал. – Мы дружно засмеялись. Отмечать Петров день с бензином и покрышками придумал Цимбал два года назад. Тогда меня с собой пацаны не взяли. Я был слишком маленьким и, по их мнению, не смог бы быстро скрыться. Зато взяли наконец-то в прошлом году. Перед праздником мы собирали покрышки по всему посёлку, потом купили два литра бензина. Бензин кончился через полчаса. На этот раз мы подготовились серьёзнее. За полтора месяца летних каникул насобирали пустых бутылок. Прикатили в кусты десяток покрышек. Бензина в этот раз купили уже десять литров. В сарае у Пинчера аккуратно разлили его по стеклянным бутылкам и дождались темноты. С наступлением сумерек начали отмечать Петров день. Без картошки и песен, но зато с кострами до самого неба. На следующий день о наших проделках вышла даже статья в местной газете со скромным тиражом. Никто не знал наших имён и фамилий, но деревенский репортер грозился нас обязательно изловить.
- Видели клоуна? – Цимбал потряс газетой.
- Ага.
- Не, ну каков трюкач. Обещает нас поймать. Иди, лови.
- А если правда вычислит?
- Да как он нас вычислит-то?
- А вдруг?
- Да хорош тебе. Никто нас не поймает. – Естественно нас никто не поймал. На память осталась лишь заметка в газете. Её Цимбал вырезал и повесил у себя в комнате. Это было больше двадцати лет назад. Теперь он уже полностью седой и вряд ли умеет так быстро бегать как в юности. Пинчер выглядит получше. Насколько это конечно вообще возможно при неспортивном деревенском образе жизни.
Из раздумий меня вырвал голос диспетчера: «По второму пути, по третьему пути». Слева зазвенел сигнал закрывающегося переезда. Я достал телефон и глянул на дату. Всё верно. 11 июля. Только никто больше не караулит солнышко. Традиции ушли навсегда в прошлое. Эхо голоса диспетчера перекатилось из одного громкоговорителя в другой и стихло.