Одним из побочных эффектов активной клубной деятельности и знакомства со всеми внутри этой темы, являлся тот факт, что мне наливали бесплатно практически везде.
И это создавало проблемы. Пили мы в те времена безусловно много, и совместные распития алкоголя были частью работы. Я говорю это не в качестве оправдания, просто констатирую факт. Любой клуб или бар был не только местом с хорошей музыкой и компанией, но и точкой притяжения для желающих выпить. Очень часто за рюмкой водки решались важные дела, придумывались новые проекты и заводились полезные знакомства.
При этом, я уверенно могу сказать, что происходило это неумышленно, а шло естественным чередом. Сейчас, в наше время, насквозь пронизанное маркетингом наверное имело бы смысл написать такую книгу, что-нибудь типа «Совместное распитие алкоголя как эффективный инструмент для отлаживания социальных связей» или «Алкоголь и нетворкинг. 10 тостов за успешные коммуникации». Но в нулевые никому бы это и в голову не пришло. Все просто пили, всем это нравилось. Люди собирались в компании, если были симпатичны друг другу, начинали общаться теснее и старались быть друг другу полезными.
Я не смогу сосчитать сколько литров прекрасного алкоголя я выпил с музыкантами и промоутерами. Много. И мы дружим до сих пор. Наверняка, дружили бы так же и без него. Но с помощью спиртного процессы происходили быстрее, а люди опознавались гораздо точнее.
То обстоятельство, что индустрия в городе была достаточно локальна, и все участники процесса хорошо знали друг друга, приводило к тому, что даже если ты например отправлялся в дружеские заведения и давал себе зарок сегодня не пить много, тебе все равно наливали везде и без остановки. И финал таких туров был примерно одинаков. Фатализм по-клубному, неизбежность по-петербургски.
Иногда такие гастроли балансировали на грани опасности для жизни. И мы чудом выбирались из сложных ситуаций, которые потом и вспоминали-то не всегда.
Помню один затяжной трип по десятку заведений вместе с представителями рекламного агентства из Москвы, которые представляли интересы табачных брендов. Где-то на пятом баре мне уже обещали полную финансовую поддержку в течение года. На десятом эта поддержка удвоилась. На пятнадцатом мы все вместе пришли к выводу, что деньги не главное, и что все это зло, и не нужно вообще никаких спонсоров. Парни даже пытались дозвониться до своего начальства и заявить об уходе из компании по собственному желанию. К их счастью, была суббота, три часа ночи. Им никто не ответил.
Поддержку тогда наш клуб действительно получил. Но на общих основаниях, без кумовства и протекции.
Одна история мне запомнилась столкновением с представителями органов правопорядка и неожиданным исходом этого столкновения.
Дело было примерно так. (Говорю примерно, потому что помню все крайне фрагментарно).
Итак, я совершал очередной поход по дружественным заведениям. Как часто это бывало, по ходу дела, компания регулярно обновлялась. Кто-то отваливался, кто-то добавлялся, кто-то терялся или находился. Где то между клубами «Декаданс» и Fish Fabrique я обнаружил, что нахожусь в совершенно странной в трезвое время компании - знакомой актрисы из Театральной Академии и кинокритика Стаса Зельвенского. Вообще этот рандомный подбор компании и хаотичный набор клубов - тема отдельная и философская. Все мы, клубные алкоголики, в лучших постмодернистских традициях следуем сквозь жанры и стили, смешивая высокое и низкое и превращаем все в бесконечную и ни к чему не обвязывающую игру со смыслами. Или с их отсутствием.
В общем, последней точкой нашей компании оказался гостеприимный клуб «Грибоедов». И если я все ещё держался на ногах, сознание в этот момент оставило меня окончательно.
Уже утром мы втроём вышли из клуба и отправились пешком по улице Марата. Дальнейшее я помню отрывочно. Но отрывки эти до сих пор вызывают во мне жуткий стыд.
Я шёл по центру проезжей части и чувствовал себя настоящим петербуржцем, свободным и право имеющим.
Стас и девушка острожно и не очень убедительно пытались вернуть меня на тротуар. Но это не работало.
В какой-то момент из утреннего тумана материализовалась машина полиции. Машина долгое время медленно ехала за мной и аккуратно сигналила, желая (что уже удивительно) без выяснения отношений проехать дальше. Но не тут-то было. Я же ощущал себя королем Санкт-Петербурга и не желал отступать.
Я стал громко заявлять о том, что это мой город, и я могу идти куда хочу и где хочу. Стас более настойчиво пытался меня образумить. Полицейские в машине продолжали терпеливо ехать за мной. Мне же ситуация показалась недостаточно острой, и я, продолжая кричать свои лозунги, стал бросаться на капот полицейской машины.
Нервы нашей спутницы на этом не выдержали, и она покинула нашу компанию. Нервы полиции тоже дали сбой. Они вышли из машины, скрутили меня и посадили на заднее сиденье. Стас снова попытался исправить ситуацию и попросился поехать с нами. Ему отказали и объяснили, что везут меня в отделение поблизости, и если он хочет, может отправляться туда пешком.
До отделение на углу Марата и Звенигородской было и правда пять минут трусцой. А на полицейской машине вольще каких-то две минуты.
И вот где-то на полпути я с ужасом вспомнил, что в кармане у меня лежит очень приличная сумма денег, скажем тридцать тысяч, по тем временам это было действительно много. В тот вечер я забрал из офиса зарплату для персонала с тем, чтобы на следующий день ее всем раздать. И теперь я понял, что скорее всего в отделении меня от этих денег освободят. И это было похоже на катастрофу.
Я не успел ничего обдумать, только услышал собственный голос. И голос этот, похоже, решил действовать в жанре театра абсурда.
Я сказал следующее: «Знаете, у меня в кармане очень много денег» (пауза) «Только я вам их не отдам» (пауза).
Ошарашенные полицейские с переднего сиденья синхронно оборачиваются ко мне.
Один из них автоматически говорит: «А сколько дашь?»
Я по инерции отвечаю «Сто рублей» и внутренне сжимаюсь в комок, понимая, что сейчас будут бить.
Полицейский вдруг говорит: «Двести»
Я отвечаю «По рукам!», быстро отсчитываю две сторублевки и оказываюсь на улице, так и не попав внутрь отделения.
Как раз в этот момент подбегает запыхавшийся Зельвенский. Жизнь налаживается. Я начинаю верить в человечность людей в погонах. Мы продолжаем выпивать дальше.