Рассказы о сборах, длившихся всего месяц более 20 лет назад, с течением времени превратились в семейную традицию: каждый год 23 февраля жена требует от меня нового, ещё не слышанного ею рассказа о времени военных сборов, а я, как «служившая» Шахерезада, умудряюсь поведать новую правдивую историю, полную ярких подробностей. Напряжённая работа моей фантазии, успешно выдаваемая за работу памяти, привела к трансформации личности – теперь я не употребляю фразу «когда я был на военных сборах», а уверенно использую - «когда я служил».
Итак. Лето. Я студент, курсант военной кафедры, он же «пиджак», еду на военные сборы. Накануне сборов меня бросила девушка. Это я так грустно и сладко страдая думал о произошедшем. На самом деле у меня был роман в письмах с девушкой, которая при встрече отказалась от предложенного мною статуса «моя девушка». Этим фактом я был расстроен и ушёл куда-то в дождь из её подъезда (а тогда все сердечные дела происходили только в подъездах, которые даже не закрывались, а люди ещё и не знали, что такое домофон). Надо сказать, что всё было придумано: и любовь, и страдание, и даже дождь, в который я ушёл. Дождь был очень даже тёплым и грибным и никак не вязался с картиной вселенского горя, обрушившегося на меня со словами «меня бросили»…
Причём тут сборы и дождь? Так скажет уже слегка раздражённый читатель. А при том, что я рисую картину своей ещё не лысой юности, когда я был наивен и имел столько свободного времени, что мог писать письма на бумаге, класть их в конверт и ждать ответа, досаждая работникам почтового отделения. Было это в прошлом веке, в ДоАйфонову Эру.
На сборы мы отправились на военном самолёте. Нас погрузили в грузовой отсек. 30 человек разместились на рюкзаках и сумках, глаза - испуганные у всех, особенно у тех, кто по общей классификации носил звание «местный», т.е. не суровый-общежитский, как я.
Себя я несмотря на сердечное горе и розовые сопли считал взрослым и самостоятельным, а на «местных» смотрел презрительно, думая о том, что вот они, мамкины сынки, попали в реальность, оторвались от уютных квартир, от маминого борща с плюшками, и что ждёт их, «местных», казарма, где заскучают они отчаянно по домашнему уюту и возможности побыть одному, которой армия и общага лишают напрочь.
С чувством превосходства мне хотелось однажды сказать кому-нибудь из «местных»: «Да я посуду мыл и зубы чистил там, где угол стены шевелился волнами весь от тараканов, а рядом мыча и булькая в холодной воде в раковине отмокал от вчерашней пьянки первокурсник!». А ещё бы добавил с грубоватой интонацией ветерана общежития: «А какать я ходил туда, где не было перегородок промеж дырок, а на каждой дырке сидел студент с газетой и тужась читал, и, оправдывая высокое звание технической интеллигенции, он мог вежливо привстать, пропуская тебя к свободной дырке или мог поправить тебя, требуя называть дырку точным инженерным термином – «отверстием!»».
Читатель простит, но я сделаю лирическое отступление о туалетах в общаге. Однажды я зашел в туалет, а там объявление,отпечатанное на бумажке «В сломанные писсуары не ссать, а то член отпадет. С уважением, Администрация». В это время раздался вопль новой уборщицы, которой досталось в первый день, в понедельник, мыть туалет после бурных студенческих выходных. Уборщица стояла в шоке перед горками говна в дырках-отверстиях, причем размеры горок внушали уважение к мощным молодым пищеварительным трактам студентов! Уборщица не решалась приступить к работе, и остолбенев вопила: «Это не студенты! Это звери какие-то! Ну не может же ТАК… ЧЕЛОВЕК?!»
Да когда же про сборы-то начнётся рассказ?! (это внезапно ворвался хор голосов жены и уважаемых читателей), поэтому прошу проследовать за мной ко второй части истории, в которой вы расширите свои философские знания, а также узнаете о настоящем полковнике!
Продолжения следуют: