Человеком, введшим в обиход понятие «адвокат дьявола» (advocatus diaboli), историки единогласно называют Гуго Капета, короля Франции (938 — 996). Занимаясь реформой судебно-правовой системы, Гуго столкнулся с неким юридическим казусом. Стоило преступнику на суде заявить, что во всех его деяниях виновата нечистая сила, а проще говоря, сказать «бес попутал», как его немедленно освобождали. Средневековые судьи рассуждали следующим образом. Раз в человека вселился дьявол, то первый никак не может отвечать за свои поступки и не нам, мирянам, выносить приговор. Гуго Капет через реймского архиепископа Адальберона обратился к папе и получил святейшее согласие на ввод в состав суда священника. Теперь при словах подсудимого «бес попутал» в процесс включался служитель церкви. Он задавал преступнику несколько стандартных вопросов: «Как выглядел бес? Цвет шерсти? Форма носа?» ит. д., после чего делал свое резюме. Практически всегда оно гласило, что «дьявол в данном случае ни при чем». Этих священников народ и называл «адвокатами дьявола».
* * * * *
В 1540 году в испанском городе Гимаране перед судьей предстала моль. Подсудимая обвинялась в порче исключительно ценного гобелена, который оценивался в 10 тысяч мараведи. После тщательного расследования моль была признана виновной и приговорена к отсечению головы. Одновременно судья объявил, что все племя моли навсегда изгоняется из королевства. Это решение можно считать судебной ошибкой, ибо моль была осуждена невинно. Действительными преступниками были личинки моли.
* * * * *
Каждый ребенок знает, что рыцари, бросая сопернику перчатку, вызывали его на поединок. Однако откуда взялась эта традиция?
Первым человеком, бросившим перчатку, считается граф Годфруа де Бульон, он же Готфрид Бульонский, участник первого Крестового похода. Чего стоил один только его отказ от коронации на титул короля Иерусалима и принятие скромного звания Защитника гроба господня!
С ним же связана и легенда о «брошенной перчатке». 28 июня 1097 года войска крестоносцев подошли к воротам Дорилеи. Прибывшие послы от султана Килидж-Арслана внесли в шатер командующего ларец, в котором лежала шитая золотом остроносая туфля.
— Я не силен в обычаях неверных, — Годфруа брезгливо, двумя пальцами поднял туфлю, — но понимаю, что султан бежал и это все, что от него осталось?
— Великий Килидж-Арслан предлагает христианам сдаться на его милость, поцеловав эту туфлю в знак смирения и надежды на прощение, — бесстрастно ответил парламентер.
— Пусть поцелует вот это, — и граф швырнул свою боевую, в металлических пластинах, рукавицу в лицо посланнику.
Присутствующие графы и бароны одобрительно засмеялись…
Войска султана были разбиты наголову. Крестоносцы, посчитав брошенную перчатку хорошей приметой, осаждая очередной город, отправляли парламентера бросить к воротам крепости рыцарскую перчатку. Затем эта традиция перекочевала в Европу.
* * * * *
Итальянский поэт Аугурелли, рассчитывая на богатое вознаграждение от папы римского Льва X, преподнес ему поэму об алхимии, воспевающую достижения этой науки в изготовлении искусственного золота. На беду Аугурелли первосвященник не был лишен здорового чувства юмора. Вежливо приняв преподнесенную поэму, он подарил наивному автору большой пустой мешок. Увидев обиду и недоумение на лице поэта, Лев X сказал: «Тому, кто обладает столь великим волшебным искусством, полагаю, недостает для полного счастья лишь мешка для золота»
* * * * *
Рассказывают, что Петр I в простой одежде ходил неузнанным по городу и беседовал с простыми людьми. Как-то вечером в кабаке он пил с солдатом, а солдат за выпивку заложил свой палаш (прямую тяжелую саблю). В ответ на недоумение «Петра Михайлова» солдат объяснил: «Пока вложу в ножны деревянный палаш, а с жалованья выкуплю».
Наутро в полку царский смотр! Царь приехал в полк! Прошел по рядам, узнал хитреца, остановился и приказывает: «Руби меня палашом!» Солдат онемел, головой отрицательно мотает. Царь голос повысил: «Руби! Не то сей секунд тебя повесят за небрежение приказом!»
Делать нечего. Солдат схватился за деревянный эфес, проорал: «Господи Боже, обрати грозное оружие в древо!» — и рубанул. Только щепки полетели.
Полк ахнул, полковой поп молится: «Чудо, чудо Бог даровал!» Царь подкрутил ус, вполголоса сказал солдату: «Находчив, нехороший человек!» — и громко полковому командиру: «За нечищены ножны пять суток гауптвахты! А после направить в штурманскую школу».
* * * * *
Строительство Зимнего дворца в Петербурге было закончено в 1762 году, но площадь перед ним была занята бараками и завалена стройматериалами. Петр III хотел переехать в новый дворец к Пасхе, но убрать площадь к сроку было невозможно, потому что камни и бревна, оставшиеся после стройки, были очень тяжелыми. Тогда император объявил, что население может бесплатно забрать все, что лежит перед дворцом. Современники уверяют, что на следующее утро после императорского указа площадь была совершенно пустой.
* * * * *
Известный адмирал В. Чичагов, докладывая императрице Екатерине II о победе флота, не удержался от всплеска победных эмоций и прокомментировал действия шведов «в три этажа», а затем ужасно смутился. Но находчивая правительница с улыбкой его поддержала: «Продолжайте, адмирал, все равно я морского языка не понимаю».
* * * * *
В Союзе писателей в 1949 году, в разгар борьбы с космополитами, обсуждали новый роман И. Эренбурга «Буря». Он позволил собратьям по цеху повесить на роман всех собак, а потом сказал, что хочет огласить письмо от «одного простого читателя»: «Прочел “Бурю”. Поздравляю с творческим успехом. Сталин». После чего несгибаемые борцы с крамолой немедленно выдвинули роман на Сталинскую премию 1-й степени
* * * * *
Однажды водитель У. Черчилля свернул не в тот переулок и заблудился. Мимо проходил некий юноша. Черчилль спросил:
— Молодой человек, вы не подскажете мне, где я нахожусь?
— В автомобиле, — ответил тот и свернул за угол.
— Ответ, достойный палаты общин, — сказал Черчилль водителю. — Во-первых, краткий и хамский. Во-вторых, абсолютно ненужный. И в-третьих, не содержащий ничего, о чем спрашивающий не знал бы сам.
* * * * *
Оказывается, тяжесть преступления в буквальном смысле этого слова научились измерять еще в XVI веке в Запорожской Сечи. Самыми страшными проступками, за которыми следовала немедленная казнь, считалось воровство у товарища или утаивание части военной добычи. Другие же дела рассматривал и судил куренной атаман. Наказанию подлежали драки, пьянство во время похода, содомия, дерзость по отношению к начальству и незнание наизусть текста «послания к турецкому султану». В шатре атамана круглый год хранилось три набора гирь: для легких, средних и тяжелых провинностей. Допросив обвиняемого, истца и свидетелей, атаман устанавливал степень вины в гирях. К примеру, драка в шинке считалась легким проступком и наказывалась одной легкой гирей. Две драки — двумя и т. д. Пререкание с начальством приравнивалось к средней гире. Пьянство во время похода тянуло на тяжелую провинность. Казак, напившийся в кабаке, оскорбивший есаула и уличенный в содомии, получал полный комплект гирь. Затем к поясу осужденного привязывалась «степень вины», его сажали в лодку, вывозили на середину Днепра и бросали в воду. Пьяницы, под смех товарищей, легко доплывали до берега и, лицемерно улыбаясь, каялись. Совершившие же тяжкий грех камнем уходили под воду. Бывало, тонули и за три-четыре средних проступка, а случалось, что какой-нибудь усатый гигант выбирался из Днепра и с парочкой «тяжких». «Не приемлет вода стервеца», — уважительно качал головой куренной.