15 августа 778 года арьергард армии Карла Великого нашел свою смерть в Ронсевальском ущелье Пиренейских гор.
Удивительно, но битва, которая является не особенно значимой даже в истории империи Карла Великого, не говоря уже о Средневековье в целом, стала одним из наиболее известных и знаковых сражений эпохи.
В сущности, произошла банальнейшая вещь: возвращаясь после неудачного похода на Сарагосу (где он был предан вчерашними союзниками) и разрушения Памплоны, Карл разделил армию на две части. Одну повел сам - в Каталонию, а второй приказал двигаться через Васконию, не подумав, что баски весьма болезненно восприняли судьбу Памплоны.
Соответственно, воспользовавшись особенностью местности, а именно тем, что франки двигались растянутым строем по узкому горному ущелью и не имели возможности для маневра, то есть, ни для стены щитов, ни для развернутой конной атаки. Баски устроили засаду, окружили отряд и уничтожили его. Естественно, они разграбили обоз с добычей и скрылись в ночи.
Впрочем, описания битвы чрезвычайно разнятся.
В оригинальной версии «Анналов королевства франков», составленной в 788-793 годах, в событиях, относящихся к 770-м годам, вообще нет упоминаний об этом сражении. Сказано лишь:
«…после того как были переданы заложники от Ибн-Аль-Араби, Абутария и многих сарацин, после разрушения Памплоны, покорения басков и наварров, Карл вернулся на территорию Франкии».
В исправленной версии «Анналов», составленной вскоре после смерти Карла Великого, также нет упоминания о битве. Но есть важное добавление:
«Возвращаясь, [Карл] решил пройти через ущелье Пиренейских гор. Баски, устроив засаду на самом верху того ущелья, привели в большое смятение всё войско [Карла]. И хотя франки превосходили басков, как оружием, так и храбростью, однако превосходство то было побеждено благодаря неровности места и невозможности для франков вести сражение. В той битве многие из приближенных, которых король поставил во главе своего войска, были убиты, обоз был разграблен; враг же, благодаря знанию местности, тотчас рассеялся в разные стороны».
Самый знаменитый биограф императора Запада Эйнхард в своем «Жизнеописании Карла Великого» («Vita Caroli Magni») делает два важных изменения сведений из «Анналов»:
- заменяет «всё войско» на «тех, кто шёл в самом конце отряда»;
- перечисляет только трёх из знатных франков, которые пали в битве: Эггихард, Ансельм и Руотланд (то есть Роланд, маркграф Бретонской марки)
Точная дата сражения — 15 августа — известна благодаря эпитафии Эггихарду, одному из приближенных Карла. Там говорится, что «она произошла в восемнадцатый день сентябрьских календ».
Есть и четвертая версия. Спустя двадцать лет после Эйнхарда неизвестный переписчик «Анналов» вставляет сообщение, в котором говорит, что в бой вступило все франкское войско и утверждает, что было убито множество франкских предводителей. Далее следует вывод, что это была настоящая катастрофа: поражение повергло в панику готских христиан в Испании, среди которых франкское вторжение породило большие надежды, и многие из них укрылись от исламского господства во Франкском государстве.
Это сильное преувеличение и искажение фактов.
После памятного похода Карл просто изменил политику в этом регионе: он начал расселять в Аквитании вассалов, систематически направлять туда графов из франков. А в 781 году возвел Аквитанию в ранг королевства и посадил на ее трон своего трехлетнего сына Людовика, рожденного королевой Хильдегардой. Аквитания должна была стать обширным плацдармом в борьбе против пиренейских басков и мусульман Испании. С той же целью он создал графство Тулуза и Септимания и поставил во главе её в 790 г. своего родственника герцога Гийома. В 790-е годы королём Людовиком были предприняты кратковременные походы за Пиренеи, в результате чего появился укреплённый рубеж Испанская марка, состоящий из пограничной области с городами Жироной, Урхелем и Виком.
Более того, наученный горьким опытом, Карл отказался от всякого вмешательства во внутренние дела этого региона, даже в тех случаях, когда города и целые области (Урхель, Жирона, Сердань) заявляли о желании встать под его покровительство, или когда в 793 г. эмир Кордовы совершил рейд до Нарбонны и поставил в трудное положение герцога Гийома.
Франки вновь вернули себе инициативу только в самом конце века, а первого успеха добились лишь в 801 году, когда король Аквитании Людовик захватил Барселону и сделал её сначала центром графства, а затем всей Испанской марки, расширившей с 804 по 810 годы свои границы до Таррагоны и горных плато к северу от Эбро. В 806 г. была подчинена Памплона.
Таким образом, битва в Ронсевальском ущелье важна для судьбы Аквитании и пиренейской политики Карла Великого. А так же для судьбы Сарагосы. Естественно, вся эта деятельность государя франков оказывала влияние на судьбу Реконкисты.
Но в целом на фоне других направлений деятельности монарха - Саксонских войн или итальянской политики все эти события локального значения.
Хотя при Верденском разделе (843 год) внуки императора предпочли не нарушать хрупкое равновесие и не перекраивать границы региона.
Впрочем, для средневековой литературы, средневекового менталитета бой в Ронсевальском ущелье и гибель Роутланда имеют гораздо большее значение, чем для истории политической.
Вряд ли реальный маркграф при всем своем честолюбии мог предположить, что станет, вместе со своим сюзереном, одним из самых знаменитых героев Средневековья, прообразом для персонажей жест и романов. Ведь вся эпическая литература Франции началась с «Песни о Роланде» - этого прекрасного и гордого плача о погибшем герое.
Сегодня нам не узнать, каков был этот человек на самом деле, достоин ли он той немыслимой славы, что обрушилась на него после гибели.
Думаю, нет. Карл умел подбирать людей. Но вряд ли этот военачальник принципиально отличался чем-то от других верных вассалов государя. А они все были храбры, предприимчивы, конечно же, умны (такой человек, как Карл, дураков рядом с собой явно не терпел), талантливы в военном деле.
Но не более. Ведь в «Анналах» и у Эйнхарда не написано даже, что он возглавлял тот злополучный отряд. Эта версия появилась уже позже, в эпосе. А в документальных источниках имя Роутланда стоит в одном ряду с другими погибшими знатными франками.
Впрочем, для безымянного создателя эпоса все эти исторические детали не имели никакого значения. Ему нужен был герой, идеальный, безупречный, образец для подражания. И он сотворил такого героя, превратив обычного франкского военачальника в настоящего персонажа легенды, средневекового Ахилла, для которого слава была важнее жизни.
Вообще удивительный парадокс: сколько рядом с первыми Каролингами было талантливых незаурядных людей - блестящих организаторов и администраторов, умелых военачальников и дипломатов, ученых. Большинство их имен канули в Лету, даже не сохранились в документах.
А рядовой военачальник стал бессмертным героем, образцом для подражания, камертоном рыцарской этики. И все благодаря единственному сражению, к тому же, проигранному.
Вот так история шутит подчас.
В какой-то полуэнциклопедической статье видела прекрасную фразу:
«Смерть Роланда - наиболее яркий эпизод его жизни».
Звучит оксюмороном, но так оно и есть.
Кто помнил бы рядового маркграфа Бретонской марки спустя 12 веков, если бы не тот эпический бой в Ронсевале, столь мощно и красиво описанный неизвестным автором?
А благодаря ему не только помнят... Роланд продолжает жить в коллективном сознании любителей Средневековья и эпоса, в мифах и творениях художников, писателей, композиторов, поэтов.
Надо признаться, я сама никогда «Песнь о Роланде» особенно не любила.
Нет, я прекрасно сознаю всю ее ценность, важность для европейской литературы и менталитета, ее роль в формировании образа рыцарства.
Но... Для меня там как-то все чересчур просто, прямолинейно, однозначно: черное - белое, хорошие - плохие, герой - злодей.
То ли дело в моей любимой «Песни о Нибелунгах» - там каждый персонаж в разных обстоятельствах проявляется по-разному, в каждом есть и зло, и добро.
Правда, есть в этой жесте одна одна сцена, которую я безумно люблю - сцена прощания Роланда со своим мечом и смерти.
Это не только высокий образец лирики. Иные авторы так не воспевали любовь к женщине, как здесь воспета любовь к своей боевой подруге - мечу Дюрандаль (для воинов эпохи Карла меч был существом одушевленным; и да, в исходнике Дюрандаль – женского рода). Зто еще и квинтэссенция интереснейшего явления, которое я с удовольствием изучала в свое время, явления, которое блестящий историк Жан Флори назвал «идеологией меча» (кстати, у него есть одноименная книга, просто великолепная, читается, как роман, хотя это серьезнейший научный труд).