N

«За что мы пьем, за что мы пьем,

Да не за праздничным столом,

За то, что в жизни не сбылось,

За запах девичьих волос,

За полигон, где небо крыша,

За телеграмму замуж вышла…»

Армейская песня

Первый раз я поцеловался с N на выпускном вечере в школе. Знаете ведь, как это бывает? Пара бокалов шампанского, медленный танец и обнимания поутру за углом родной школы. Хотя я вру. Никаких медленных танцев лично у меня не было. Да и шампанское я не люблю. Всегда предпочитал водку. Барышни же пили вино, очень много вина. Девушка по имени N тоже пила, и она была неотразима.

На выпускном вечере все хотят выглядеть неотразимо. Девушки примеряют роскошные платья и тонны косметики. Мальчики старательно начищают туфли, постоянно поправляют галстуки и выкуривают несколько сигарет зараз. Нервозность начинает скользить в головах бывших учеников с самого начала вечеринки. Родители умиленно улыбаются на торжественной части, а их чада замышляют выпить водки и по возможности распрощаться с девственностью. Я не замышлял. Школьный выпускной был очередной пьянкой. Просто чуть более официальной, чем обычно. Обычно это значит взять бутылку на троих, пластиковые стаканчики и сесть в какой-нибудь подворотне.

То, что мне предстояло напиться, я понял сразу. Девственность же меня не смущала вовсе. Куда больше я был обеспокоен полупустой пачкой сигарет. Как только закончилась торжественная часть, я оказался в туалете. Там уже пили водку. В кармане пиджака легко пронести чекушку. Стаканчики несложно спрятать в кармане брюк. Отутюженных, новых брюк. С аккуратными стрелками, из дорогой ткани. Ведь это так важно в такой знаменательный день выглядеть как манекен из магазина.

Я не надевал брюк, не было на мне и галстука. Джинсы и белая рубашка. Вполне достаточно для выпускного бала. И тем более достаточно для того что бы заглатывать водку в школьном туалете. В тот день мы могли официально курить в здании школы. Первый и последний раз в жизни. Среди клубов дыма я видел восторженный блеск глаз моих вчерашних однокашников. Такой блеск всегда появляется в предчувствии чего-то важного. Хотя важного-то по сути ничего и не происходило.

Могу честно сказать, что как я оказался с N в школьном дворике не помню. Мы были вдвоем и плюс ещё дешевая бутылка джин тоника. Пластиковая такая, для подростков роскошный вариант. Целоваться было интересно, но после слов, что половые отношения на лавочке мне не светят, мой интерес поубавился. Точнее переключился на джин тоник. Барышня N была умной девочкой, из хорошей семьи. Со мной она оказалась в виде эксперимента. Этакое одноразовое приключение. Я же всерьез начал влюбляться в неё. Это всегда было лишним. Влюбленности несут сплошные разочарования и бессонные ночи. Мы проучились 10 лет в одной школе, но никогда толком не общались. Я не знал, что она читает те же книги, что и я. Смотрит те же фильмы и интересуется той же музыкой. Возможно, вы спросите, а как же внешность? Неужели не вызывала интереса? С внешностью там было всё в порядке, уж можете мне поверить. Приятное личико на аккуратном теле с большой грудью. Такую грудь, наверное, очень приятно целовать. Впрочем, этого я так никогда и не узнал.

С одноклассницами я категорически избегал общения. Тем более я избегал общения с девочками из хороших семей. Целомудренное воспитание не оставляло мне никаких шансов. Вы ведь в курсе, что беспокоит подростков? Уж точно не поэзия серебряного века и совсем даже не аккуратные нимфетки. Меня беспокоили дамы постарше. С того дня меня стала беспокоить N.

Проводив ее домой, я нетвердой походкой побрел на остановку пригородных автобусов. Утро обещало быть интересным, ведь мне предстояло ещё одно дельце. Поездочка на дачу к той половине одноклассников с кем я все-таки общался. Там было какое-то вино, водка и запчасти от животных напоминающие шашлык. Еще мне там было скучно. Не успел я толком влюбиться, а мною уже овладевала тоска при малейшей разлуке.

Через пару дней мы встретились с N в центре города. Как она сама сказала, что нам надо поговорить. Когда девушка так говорит, то это означает только одно - расставание. Тогда я в силу возраста этого не мог знать. Надо отдать должное N она постаралась максимально смягчить наши с ней объяснения. А ещё она пообещала, что мы обязательно будем друзьями. Хорошими и близкими друзьями. Как можно быть другом тому, кого хочется трахнуть? «Давай останемся друзьями» - ненавижу эту фразу. Лучше сразу сказать – да пошел ты. Будет обидно, но зато честно.

Она продиктовала свой номер телефона и помахала мне ручкой. Словно мы действительно собирались дружить. Возможно даже семьями. Дежурные поздравления с новогодними праздниками, обсуждение нового холодильника и трогательные посиделки у костра воспоминаний прилагаются.

Номер кстати был очень простой. Цифры из диджитал портвейна и сто сорок. Я так и запомнил: портвейн, сто сорок, N. Запомнил и тут же постарался забыть. Горевал я примерно минут 10. Стояло жаркое лето, и в родном городе делать было больше нечего. В тот же день я сел в электричку и уехал в деревню к друзьям. Это было последнее лето детства. То лето когда ты уже не школьник, но ещё и не студент. Когда все твои друзья ещё живы и не начали поглядывать в сторону кладбища. Потом были вступительные экзамены, первая сессия и масса новых впечатлений. Про N пришлось на время забыть, хотя иногда я все-таки вспоминал про нее. К примеру, когда пил джин тоник.

На той встрече выпускников мы напились не на шутку. Возмужавшие одноклассники и похорошевшие одноклассницы. Мальчики, постепенно превращающиеся в мужиков, и девочки переставшие следовать маминым советам. Водку теперь уже можно было покупать официально. Встреча прошла под веселые крики и воспоминания двухгодичной давности. Девушка N там тоже была. Судьбе было угодно снова свести нас вместе. И снова я её провожал до дома. Мы целовались возле её подъезда, и она говорила, что бы я обязательно ей позвонил. Придя домой, я долго не мог заснуть и переваривал свое счастье. На следующий день хмель выветрился, а вместе с ним и уверенность в необходимости звонка. К телефону я подходил раз десять. И столько же раз я ходил курить. Я нервничал. Фраза о том, что мы обязательно будем друзьями, всё еще звенела в моих ушах.

В конце концов, я позвонил. Телефонный шнур был отравлен ядом моих сомнений. Гудки напоминали барабанную дробь. Когда после третьего гудка я услышал её голос, то чуть не хлопнулся в обморок. Шучу, конечно. Но так взволнован я не был даже на вступительных экзаменах. В итоге мы встретились. Я и N бродили среди извилистых улочек под снегопадом и бесконечно много говорили.

Так совпало, что буквально на следующий день я устроился на работу. В тот раз мне выпало работать грузчиком на складе вина. Огромном таком складе, заставленном ящиками с вкусной жидкостью. Рабочий день мужики предпочитали начинать с красного полусладкого. Огромные мужики с татуировками на своих грубых руках. Лица мужиков были словно высечены из гранита. Об этих мужиков можно было ломать бревна или бить бутылки из-под шампанского. Они бы вряд ли это заметили. Меня они ласково называли – кузнечик. Утро мы начали с нескольких бутылок красного вина. Представьте себе картину. За столом, сколоченным из грубых досок, сидят двенадцать человек. Сидят, аки апостолы и пьют из горла грузинское вино. Настоящее вкусное вино. Та еще картина.

Из сигарет мужики предпочитали папиросы. В каморке, где проходило то утро, стоял жуткий смрад. Представьте себе смесь ароматов селедки, перегара и крепкого мужского пота. Мыться перед работой, было не принято. А после рабочего дня у мужиков сил уже не оставалось ни на что. Позавтракав, я и ещё три человека были распределены на разгрузку вагона. Идя по перрону, я слегка пошатывался. Сложно не шататься, начав утро с пары бутылок полусладкого. Умыв лицо снегом, я вроде даже пришел в чувство. Как оказалось ненадолго. В вагоне было около семи тысяч коробок вина. В каждой коробке по шесть бутылок. То есть вы понимаете, что не красть было невозможно. Я как честный человек не крал, но это не мешало мне пить жидкость, щедро разливаемую коллегами. Коллеги как я уже говорил, были людьми взрослыми и серьезными. Выпитое за завтраком из них испарялось очень быстро. Быстро настолько, что я, пытаясь угнаться за мужиками, спотыкался все чаще и чаще.

Вагон мы все-таки разгрузили в итоге. Перетаскав полторы тысячи коробок, я чувствовал себя отвратительно. В порядок меня приводили с помощью все того же красного вина. Стоит ли говорить, о том, что я не помню, как загружал две фуры после обеда? Воспоминания у меня начинаются уже вечером. Тихим и уютным вечером в подворотне. Девушка N была порядочной барышней. Со мной её связывало, скорее всего, искреннее удивление. Грузчик, читающий Камю, пытающийся выучиться на юриста и пописывающий стихи. Забавное сочетание? Более чем. Если бы ещё не было моих вредных привычек, то впечатление я производил бы исключительно положительное. Но привычки были. Одной из них было пьянство. Тяжелое и беспробудное. Целуясь с N перед её подъездом, я клялся ей в любви и верности. Я готов был жертвовать друзьями и своими привычками. Правда, только на словах. Проводив N домой, я суетливо бежал на встречи с моими дружками. До глубокой ночи мы пили вермут и спорили о музыке. К концу второй недели, вконец одурев от пьянства на работе и после полуночи, я начал подумывать об увольнении. Жить в таком ритме организм отказывался.

Моя любимая N видела всю бездну падения. Интерес перевешивал рационализм. Она по-прежнему улыбалась, позволяла себя целовать, но все чаще и чаще намекала, что я не рок звезда. Мое поведение её раздражало, однако я был упрям и слеп. Если человеку постоянно прощать запах дурного перегара он начинает это воспринимать как норму. Спустя месяц наших отношений я поймал себя на мысли, что мы никуда не ходим. Никаких кафе, музеев и концертов. Нам было хорошо вдвоем, и я все ещё был в силах удивлять свою возлюбленную. С некоторых пор я начал удивлять ее, к примеру, ревностью. Ревность была беспочвенной, но испепеляющей. Одна сцена крепко засела у меня в голове. Мы стояли под лучами фонаря за зданием общежития. Шел мелкий снег, и двигатели в соседней котельной натужно ревели. Я кипятился из-за того, что моя N подошла не сразу к телефону. Потом я начал корить самого себя, что выбираю не романтичные места для общения с девушкой.

- Глупыш, посмотри на этот фонарь. – Она показала на яркое пятно света за моей спиной.

- Ну, вижу.

- Это наше с тобой солнце.

- А рев моторов, что символизирует? – С иронией вопрошал я.

- А это моторы самолета, на котором мы с тобой полетим в дальние страны.

- А снег, который застревает в твоих волосах, как же снег? – Не сдавался я.

- А снега там не будет. Мы с тобой полетим в теплые страны… - Вы понимаете, какая она была романтичная девушка? Ей было без разницы, что мы таскаемся по каким-то задворкам цивилизации. Она не беспокоилась относительно моего пьянства. И она всерьез верила, что меня можно исправить. Слишком рано, чертовски рано мы с ней встретились.

Мартовский дождь обещал смыть весь город. Он умывал своими потоками автомобили и понурых прохожих. Знаете эту погодку, когда лед не успел растаять? И весь город превращается в огромный каток? Идя на встречу к N, я не мог себе представить, во что это все выльется. Она была мокрой и восхитительной. Простояв десять минут под козырьком подъезда, мы решили разойтись. Разойтись на сутки. Не больше. Ей надо было обсохнуть и расшифровать пленки. Я кстати не говорил вам, что она подрабатывала журналисткой? Замечательная пара. Грузчик и начинающая журналистка. Больший контраст трудно себе представить. Я же не собирался идти так просто домой. Благо друзей-то хватает. В дешевых забегаловках всегда можно выбрать себе в качестве союзника пиво. Если пить его с другом, то на душе становится совсем хорошо. Мне хорошо не было. Что-то меня тревожило.

Отвозя друга в такси, я разглядывал удивленное лицо водителя. На его месте я бы тоже удивился. Друг решил выйти на полном ходу из машины. Делать это ему приспичило на мосту среди потока других машин. Не могу сказать, что меня это сильно разозлило, но в наказание друг был высажен за несколько десятков метров от дома.

- Проветрись, братуха. Завтра созвонимся, лады?

- Ага. – Друг икнул и растворился в темноте. Это-то и было моей ошибкой. Яблоко беды лопнуло, но я этого не заметил. Никогда не оставляйте пьяных в одиночестве. Слышите? Никогда. Поглядев на угрюмого таксиста, я сказал лишь два слова. Для этого мне даже не понадобилось размышлять.

- Кабак хочу. – Сказано, сделано. Меня отвезли на другой конец города и оставили одного под проливным дождем. Осмотрев нейлоновую вывеску, я прошел внутрь. Рассказывать о том, как я пил в одиночестве нет смысла. Все эти пьянки одинаковы своей тяжестью и скукой. Ближе к утру в моей голове что-то щелкнуло, и я сделал удивительное открытие.

- Я порчу жизнь N.

- Что вы сказали? – Официант был услужлив с последним посетителем у барной стойки.

- Я говорю, что людям мешаю. Сколько сейчас время?

- Полседьмого.

- Отлично. Плесни-ка мне водки. – Выпив свои заветные пятьдесят капель на посошок, я пошел за цветами. Цветы мне нужны были для осуществления идиотской затеи. Занятия в институте начинались в восемь утра. За полтора часа я как раз успел приобрести розы. Розы и шипы. Красота. На рынке много мест, где можно купить цветы. Еще больше мест, где можно выпить. Я и выпил. Раза три примерно. К зданию института я пришел как раз вовремя. Моя возлюбленная N шла на занятия. Я не очень хорошо помню, как вручал ей цветы, завернутые в газету. Не очень точно я помню, как объяснял смысл своего поступка. Мне хотелось надлома и трагедии. Мне хотелось расставания и впечатлений. Впечатления я получил. Единственное о чем я не подумал, что N слишком умная девочка. Протрезвев, я попытался исправить свой дурной поступок. Только вот надежды мне N никакой не оставила.

- Ты сам сделал свой выбор. Всего-то нужно было определиться, что тебе важнее. Алкоголь или я.

- Я определился. В этот раз точно.

- Нет. Ты играешь словами опять. Ты никак не можешь вырасти из штанишек подростка. А ты уже не подросток ведь. Ты интересный человек, но с тобой безумно тяжело. И самая большая проблема даже не твое пьянство, а то, что ты играешь какую-то роль. Ты перестал быть искренним. Точнее ты был искренним в то утро когда явился в институт ко мне. А сейчас упиваешься ситуацией, которую сам себе создал. Друзьям не рассказываешь, что бы тебя пожалели? – Таких пощечин судьба мне еще не преподносила. Точнее эти пощечины я сам себе выпросил. Глядя в глаза N, я увидел слезы. Две маленькие бусинки слезинок. Ей было жаль меня, а может и себя. И уж она-то точно была искренней со мной. Может быть, даже в тот момент она меня любила. Любила той чистой любовью девушки превращающейся в женщину. В умную и очень эффектную женщину. Мне хотелось бы вам наврать, что я был сильным и больше не появлялся в её жизни. Только это будет ложь. Телефон-то у неё ведь был очень простой. Мы несколько раз даже гуляли по парку. Все эти прогулки со мной совершали из сострадания. Нельзя построить отношения на сострадании. Да мы и не построили. Тему той ночи под проливным дождем мы поднимали только один раз. Помните, я говорил, что нельзя бросать пьяных друзей в одиночестве? Так вот моего друга в ту ночь избили прямо перед собственным домом. Избили жестоко и мерзко. Без какой-либо цели. Его не грабили, не пытались развести на деньги. Просто кто-то решил сорвать на нем свою нечеловеческую злобу. А я был виноват в том, что не доставил его домой. Про это я N и рассказал в каком-то душном дворике. Мы сидели на скамейке, и это было наша последняя встреча. Я курил свои бесконечные сигареты и теребил зажигалку, а N молча, сидела рядом. Говорить было не о чем. Один мой поступок разрушил все благие начинания и не оставил никаких надежд. Чувство, что я сам украл у себя звезду, с тех пор не покидало меня очень долго.

Юбилей окончания школы я начал отмечать примерно за сутки до официальной части. На банкет я явился в изрядном подпитии. По большей части я кому-то хамил и пил водку. С N мы встретились только один раз взглядами. Кроме презрения там не было ничего. Она покачала головой и отвернулась к одноклассницам, а я, плеснув себе водки, вставил в уши плеер и включил песню с такими строчками:

Но я оставляю себе,

Право на страшные сны,

Право гореть от весны

И к небу идти по золе.

Если ты сможешь – возьми,

Если боишься – убей.

Все что я взял от любви,

Право на то, что больней…

Ха-ха-ха…

Этот смех преследовал меня всю дорогу до дома. Тяжким эхом переливался в ушах и подстерегал за каждым углом. Больше на встречи выпускников я ни ногой. Ни к чему пытаться вернуться в прошлое. Даже не уговаривайте. Боже упаси ворошить былое, а то опять я начну что-то вспоминать и грезить ерундой.

***

- Ну и к чему ты это всё? – Алексей отложил рукопись. – Кстати почерк у тебя невыносимо поганый. Я приловчился, конечно, читать, но с этим надо что-то делать. В конце не хватает кстати многоточия. Многозначительного такого. Алкаши любят его вставлять. Не соблюл полностью каноны. И еще эпиграф этот слюнявый. Сопли какие-то короче. А вообще вот принесешь ты такую прозу в издательство и дальше что? Редактор задаст тебе вопрос, что ты всем этим хотел сказать? Сможешь объяснить?

- Да я и не собирался никуда это относить.

- Вот не надо этого ля-ля. Не собирался бы, то не дал бы и мне читать. А так тебе интересно моё мнение. Удобоваримо ли это, интересно ли? Нет, не интересно. Тем более я вот не вижу образа этой самой Эн. Словно нет её тут. И образ главного героя не прописан толком. Да и натянуто как-то всё. Попробуй написать рассказ о железной дороге или о Брежневе. Чёрт его знает о чём, но не об этих прыщавых подростковых страданиях. Попробуешь, а я наберу это потом на компе, и толкнем в издательство, а?

- Попробую.

- Попробую, попробую. – Передразнил Алексей – Знаю я тебя. Давай лучше чая попьем. На хрен это творчество.

- Давай. – Я поставил чайник и выглянул в окно. Там под руку со своим мужем прогуливалась N. Я почему-то сразу понял, что она сменила фамилию. N теперь стала Брежневой. В прошлом месяце они ездили с мужем в Сочи в плацкартном вагоне…