АВТОР ПРОИЗВЕДЕНИЯ - АЛЕКСАНДРА РУДЭН. 04.07.47.
Григорий Егорович вернулся в Москву из командировки. Он имел уже пенсионный возраст, но уходить из канторы, он не собирался, да его и никто не гнал, учитывая его компетентность в экономических вопросах многих зарубежных стран. Григорий много лет работал за границей и продолжал работать. Последнее время он работал журналистом от журнала «Коммерсант». Григорий ездил по всему миру, укрепляя связи разведки. Наконец – то, он дома, устал и прилег на диван. Тис, его воспитанница и прислуга, по ее желанию, относилась к нему, как к родному отцу. Он взял ее из детдома, куда он же и направил ее крохой, вывезенной их города Кракова в военное время.
- Тис, разбери баул, там найдешь подарки из Франции, - сказал Григорий.
Тис ушла из комнаты. Григорий укрылся пледом и задремал. Снился ему сон из прошлой жизни.
…Было это в послевоенное время в городе Берест, на границе с Польшей. Из лесов выкуривали бандеровцев, которые по какой – то причине, когда - то, не ушли с немецкими властями. Поступило сообщение о том, что к матери бандеровца Андрея Сикорского приходил сын со своими лесными жителями, и пробыли они в городке неделю, где уже крепко стояла советская власть. Дом был на окраине городка и лес был недалеко. Когда отряд МГБ приехал в городок, то там, никого не оказалось. Увидев военных, старый Сикорский побежал и выстрелил в солдат. Его убили наповал. Тело бросили во дворе. Ганна Сикорская, не выходила из дома, а стояла, как колода в окне, смотрела на убитого мужа и на солдат. За хворостяным забором толпились соседи и просили солдат разрешение, пройти в хату, чтобы помочь Сикорихе с покойником.
- Попозже, мы вас пустим во двор, когда опрос сделает хозяйке дома, - сказал капитан.
Ничего не добившись от Сикорихи, ни единого слова, Погодин вышел во двор. За забором стоял мальчик, лет семи, все время он шмыгал носом, его прижимала к себе женщина.
- Это чей ребенок?
- Это, Михасик, мой племянник, он из дальнего хутора.
- Подойди ко мне Михасик. Не бойся.
Ребенок спрятался за широкую юбку тетки. Только голова его выглядывала с темными кудрявыми волосами и большими синими заплаканными глазами.
- Всем разойтись.
Но, люди продолжали стоять возле забора.
- Как – то не по – христиански - оставить людей в беде, - сказала капитану пожилая женщина.
- А, стрелять в солдат, почти ребят… Уже на дворе пятьдесят второй год, а у вас в лесах банды водятся.
- Они мирные были, никого не обижали в городе. Несчастные люди, прячутся от наказания, - сказала старая женщина.
- Ваша правда, в лесах осталась последняя банда Сикорского. Если его отец не виноват, зачем он побежал в лес?
- Это, он от испуга побежал…
- Не стрелял в солдат, никто его не убил бы. Время уже не военное. Допросили бы и отпустили. Отец за сына не отвечает.
Капитан зашел снова в хату. На стене весела фотография. На ней - в полном составе семья Сикорского.
- Это же Михасик, - сказал громко капитан, увидев на фото того мальчика, который прятался за юбку женщины.
Сикориха повернулась и взяв кочергу, пошла на капитана.
- Э, по тише с кочергой.
Сзади щелкнул затвор. Капитан повернулся и сказал солдату:
- Опусти оружие. Это же женщина. Я понял, Михасик ее внук и она стояла в окне, чтобы его предупредить.
Он вышел во двор, но женщины с мальчиком уже не было возле ворот.
- В каком родстве состоит женщина с ребенком из семьи Сикорских.
- Ни в каком. Она из хутора, то ли кума им приходится, то ли далекой родственницей, редко бывает у стариков...
Погодин проснулся и у него заболело сердце, которое уже давно пошаливало. Он повернулся на бок и снова задремал. … Перед ним возник образ грязно одетого мальчугана, по имени Михасик.
- Михась, Миша не бойся, я тебя не обижу.
Мальчик убегал и на ходу вытирал слезы...
Погодин снова проснулся. Возле него стояла Тис.
- Вы заболели, - прошептала она. - У вас лоб горячий. Смерим температуру.
- У стен есть уши. Мы с тобой договорились, разговаривать ты будешь, только с помощью листов и записок. Тис, ты же знаешь, чего мне все это стоит…
…Тис он забрал из детдома, когда ей было семь лет. Он жене, Варваре, тогда она была еще жива, рассказал историю Тис. Варвара пришла в негодование, когда узнала, что Тис - дочь немецкого барона фон Шпигеля, который был прикреплен в комендатуру Кракова из Берлина. Григорий был в подполье в Кракове, А Шпигель забирал у поляков все ценности, оставшиеся от евреев, для Германии, а потом, другое ведомство отправляли этих людей в концлагеря.
- Ты спятил. А если раскопают ее происхождение, то конец твоей карьере. У нас сын Егор погиб под обстрелом, когда он был на оборонительных работах. Снайпер его выбрал из всех ребят. Ты забыл? А теперь, дочь врага я должна воспитывать? И к тому же она молчит.
- Она немая, не от рождения. Ее лечить нужно. Ее родители погибли, и я приложил к этому руку. Не могу я бросить ее, она бы погибла если бы патриоты Кракова нашли ее в замке. Я вывез ее, спас. Один поляк ее, пятилетнюю девочку, хотел пристрелить, за то, что она дочь барона. Я с детьми не воюю. Позже, от ненависти своей поляк погиб.
- История занятная. Но, я не хочу, чтобы она жила у нас. Ради Егора, прошу тебя.
Он отвез Тис обратно в детдом и сказал ей на прощание:
- Тис, потерпи немного, Варвара успокоится, и сама приедет за тобой. Обещаю тебе. Как же ты в школе будешь учится, если ты не разговариваешь?
Тис пожала плечами.
Григорий директору детдома приказал:
- Этот ребенок на особом щадящем положении. Покажите ее врачам. И наймите логопеда, пусть с ней занимается. Я приеду и проверю свое задание…
Но, с сорок шестого года разведка ушла в другое управление, а с пятьдесят четвертого – выделилась в собственное учреждения. И ведомство детдомов осталось не в его компетенции. Он попал в аппарат экономической разведки в других странах. Бегать по чердакам и отстреливаться не было необходимости, а вот быть коммуникабельным человеком, стояло на первом месте с добавлением перчинки обаяния и уметь выслушать собеседника, незаметно вставляя в диалог интересующий его вопрос. И, знать в совершенстве иностранный язык, в той стране, где он обитал. Всеми этими качествами обладал Григорий, можно добавить и то, что он знал в совершенстве несколько языков. Время на Тис у него не было…
Он снова проснулся, прошлая жизнь не дает ему покоя, а теперь к старости лет, воспоминания прямо галлюцинируют, как будто все происходит наяву, в данный момент. Он накинув халат, пошел в кухню, где Тис приготовила ему завтрак.
Она написала в тетради первый вопрос. «Я устала быть немой и притворятся».
Погодин отпил глоток чая из чашки, взял у нее карандаш, ответил на листке бумаги: «Успокойся Тис. Ты знаешь, где я работаю. И знаешь сколько мне было труда, чтобы Егора забрать к себе. Еще не раз будут интересоваться его прошлым, если он где ни будь споткнется и возможно мне придется за все ответить, лично».
«А, что у Егора не так?» - писала Тис, спрашивая.
«У него все нормально и не время тебе рассказывать, о чем – то. Ты же знаешь, что меня не раз спрашивали, почему Тис не закончила школу? Почему я взяв тебя на воспитание, почему ты выполняешь роль прислуги? Тис, нужно поднатужится и пойти в вечернюю школу, закончить десять классов. Как ты на это смотришь?»
«Мне не интересно. Дома я чувствую в полной безопасности. Уже пять лет я живу надеждой, что скоро увижу бабушку. Она признала меня?»
«О, да. Ты похожа на ее сына. Другие, категорически против тебя, боятся, что ты наследуешь все вклады бабушки».
«Нам же ничего не надо, правда? Лишь бы они признали меня. Когда я встречусь с бабушкой?».
«Скоро, девочка моя. Все документы уже оформляются там - на Эмму фон Шпигель».
«Почему – Эмма? Я же Тис».
«Семейные драмы. Папа твой женился против их воли на испанке, поэтому ты имеешь смуглую кожу. Тис - им имя никогда не нравилось. Эммой была мама твоей бабушки. Смирись с этим».
«Смирение — это мой удел».
«Правильно, по тем документам ты уже замужем за двоюродным братом, который погиб в Африке, но, он еще живой на бумагах».
«Зачем?»
«Замужняя молодая женщина, приехавшая из Африки, ни у кого не вызовет подозрение, а неизвестно откуда появилась родственница, это будут пересуды и чем это может кончиться, одному Богу известно».
«Понятно. Как мужа моего зовут?»
«Питер фон Шпигель».
«Значит, Петя. Но я вам не все говорю. Егор любит меня, зачем мне, чужой мертвый муж?»
«Догадывался я о вашей любви, и лучшего мужа я тебе не посоветую. Не все так просто. Питер работал от немецкой компании на алмазных копьях. Он там скопил большое состояние. На совете решили, тебе замок они отдадут в Швейцарии, а ты не будешь претендовать на рудник. Но, деньги у вас будут. Ты уедешь первой, а Егор - следящим. С ним об этом не говори, ты мудрее его и старше его на пять лет, помолчи. Я обязан ему лично сказать о Бересте. Так случилось, что я косвенно виноват в смерти ваших родителей. Была война и послевоенное время и много есть «но», и первое «но» - это долг перед Родиной, а я все приказы ее выполнял, а потом - помощь вам».
«Может быть, не нужно ему – это знать?»
«Если бы он не увяз в мести к Вере, то возможно, ты уехала бы одна. Но сейчас, когда знает наше руководство, что он изводит Доктора Веру и ему это прощают, лишь потому, что он хороший специалист и незаменим за границей. Он много языков знает. А, я только два освоил, нет - три. Немецкий, английский и польский. Егор полиглот, ему малую шалость прощают. Но если я сойду с подмостков, то найдутся доброжелатели, которые обнаружат в его деле то, что ребенок не помнил свою родню, не помнил свою фамилию и откуда он родом, попав в Харькове в детдом. И кому – то покажется странным, что у Погодина два воспитанника, один – не помнящий детства, а другая – немая. Тогда они с пристрастием начнут следить и за тобой, показывать тебя специалистам, как будто хотят помочь тебе, в честь памяти обо мне».
Тис вырвала у него из рук карандаш и тетрадь, написала:
«Мне страшно. Мы исчезнем, что будет с вами?».
«Я на родине, которую никогда не предавал. Тут похоронена моя Варя, тут лежит наш сын – Егор, тут и меня с почестями похоронят, не последнее место в канторе я занимаю».
Тис заплакала.
- Не плач, Тис. Все у тебя будет хорошо.
Григорий вырвал из тетради исписанные листы бумаги и передал Тис. Она поняла и стала рвать их на мелкие кусочки, пошла в туалет и выбросила в унитаз. Она тихо глотала слезы, которые непрерывно катились по ее щекам. Ей очень было жаль Григория, человека чести, который отдавал им долги, служа своей Родине. Тис вытерла глаза рукой и спустив листки бумаги в канализацию, вышла из туалета…
Погодин приехал к старому другу в Подмосковье. Он никогда не служил в их канторе, но они друг друга знали еще с двадцатых годов. Казалось, встретились по воле судьбы два парня, которым не было еще двадцати лет, в поселке Тайга и не нашли понимания между собой, разошлись. Один остался в поселке, а другой уехал продолжать служить Родине, в город Москву. Григорий уезжая, чувствовал, что семья Василия Петрова, что – то не договаривает… Воспоминания снова обрушились на него
… Он приехал не один. Отряд чекистов сделали обыск у Петровых и ничего не обнаружив, доложили Григорию. Но, Погодин был уверен в том, что Петровы знают о том, где зарыл золото Колчака фельдфебель Пуррок, который вез его в обозах по зимнему тракту в Тобольск. После поселка Тайга, отряд с повозками, как сквозь землю провалился, и никто ничего не знал и не ведал. Петровы были спокойны при обыске и это очень насторожило Погодина. Хотя, он был молодым командиром, но глаз его был навострен на волнение допрашиваемых. Молоденькая жена, Василия, его одногодка, почти выглядела девочкой из – за маленького роста, она была беременной. Состояние души подозреваемых к акту не пришьешь и поэтому из жалости к жене Василия, он не указал тот факт, что у него возникло убеждение в том, что у семьи Петрова "рыло было в пушку". Григорий в Москве сдал отчет по поездке в северный городок и через некоторое время оно ушло в архив, а Погодин забыл о существовании такой семьи, как Петровы. Но, в тридцатом году, родственник фельдфебеля, Август Лемах из Прибалтики на одной вечеринке с пивом и сосисками, проболтался о том, что скоро он станет очень богатым человеком, так как он знает, где закопано часть золота Колчака. Только, в тридцать втором году дошел слух, через многих людей, чекистам о Лемахе. Чекисты убедили Лемаха, что тот получит вознаграждение - двадцать пять процентов от народного достояния. Жадность Лемаха погубила, он поверил в свое будущее с большим состоянием, выехал в Москву по приглашению одного знакомого. Потом, вместе с чекистами он выехал на Север. Григорий был в той группе, под руководством Назарова, тоже, чекиста, он был чуть старше него. Они ехали на Север экспроприировать золото Колчака. Как и в прошлый раз, Григорий с чекистами остановились в доме Петровых. Отец Василия рассказывал о том, как приехали чехи, и часть людей переночевало в его доме, вместе с фельдфебелем, а другая часть - жила по соседству, в других домах. Ранним утром приехал к Пуррок военный с маленьким отрядом всадников и сообщив фельдфебелю о том, что отряд красногвардейцев идет по их следу, и сразу ускакали по тракту, не погревшись в доме. После их отъезда, протрубили подъем и за полчаса собрались чехи, выехали в пургу вместе с обозом. Больше никто, обоз с чехами не видел в глаза. Целый месяц Лемах с чекистами ползали по колено в снегу, по тайге, ища зарубки на деревьях. Лемах бегал и кричал:
- Пять верст от тракта, три сосны со спиленными верхушками, три шага влево и пятнадцать шагов прямо. С золотом закопали три убитых лошади, чтобы воняло и люди не подходили к тем местам.
Наступили холода и все вернулись в Москву. Лемаха отпустили в Прибалтику с «родственником», чтобы тот контролировал его переписку с дядей из Чехии. Дело о золоте Колчака по сибирскому тракту, снова сдали в архив. Григорий поделился с Назаровым о том, что он все – таки подозревает Петровых, и неплохо было бы поселить там кого – то, чтобы тот понаблюдал за этой семьей. Он уверен был в том, что они не вытерпят и проверят, все ли клады на месте. Назаров поразмыслил и доложил выше о том, что Петровы знают, где находиться клад. Два чекиста и возраста почти одинакового – Погодин все делал, как подсказывало ему сердце, а Назаров действовал согласно закона и пути в жизни они выбрали разные, но оба, служили верно Родине. Через месяц всех мужчин из семейства скорняка Петрова посадили в лагеря. Об этом Григорий узнал позже, со слов самого Василия…
… В начале сорок пятого года, он увидел Василия, пленного сибиряка, разбиравшего завалы обрушившего дома, после бомбёжки в Кракове. Григорий был в польском подполье и иногда носил форму немецкого офицера, раненого, проходившего лечение в Кракове. Документы были настоящими, и хозяин их, царство ему небесное, был похож на Григория. Проходя мимо пленных, что – то ему знакомое показалось в красно рыжей шевелюре великана с веснушками на переносице и на щеках. Григорий подошел к немецким солдатам, те, отдали ему честь. Он попросил у солдат дать ему пленного для погрузки лекарственных препаратов в госпиталь, ссылаясь на свое ранение, тяжесть ему нельзя было переносить. К ним подошел обер – лейтенант, бегло посмотрев документы Григория, сказал:
- Все равно их скоро расстреляют при сдаче Кракова. Берите любого.
- Дайте, вон того верзилу с рыжим чубом.
- Правильный выбор вы сделали, силен он, как бык. Если побежит, расстреливайте на месте, к вечеру не приведете его, я его оформлю, как бегуна. Эй, русский Вася, ком цу мир. Может быть, дать вам провожающего?
- Нет, я вооружен. У меня он не побежит, - сказал Григорий и толкнул пленного в спину.
Они шли по Кракову, впереди огромный Василий, сзади него шагал с пистолетом в руках худой и бледный Григорий. Они подошли к магазину, где была вывеска «Одежда».
- Василий Петров, заходи в магазин и не дури я не промахнусь, - сказал на русском языке Григорий.
- Я тебя сразу узнал красноперый, теперь ты немцам служишь? Я забыл твое имя.
- Не важно. Мы зайдем в магазин, я куплю тебе одежду и отведу в безопасное место. Побежишь, я тебя пристрелю. Хочу перед тем, как отпустить, поговорить с тобой о золоте Колчака.
- Понятно, какая разница, где мне умирать. Всем хочется понюхать клад, а это ты видел, - сказал Василий и показал скрюченную дулю за спиной.
- Очень грязная у тебя рука. Перед тем, как одеть костюм, придется тебе помыться в холодной воде, - сказал Григорий.
- Мне не привыкать. Не побегу. У тебя добрые по жизни глаза, как у медведя, который объелся кедровыми орешками или рыбой, двигаться уже не может, а жертву глазами держит крепко. Побежишь, догонит. Бока помнет, в реке замочит под корягой, на черный день оставит.
- Не болтай много. Открывай дверь. На нас поляки уже обращают внимание, - сказал Григорий
Они зашли в магазин.
- Пан Бронник, одень этого пана с иголочки. Да помой его. А я посижу, посмотрю твои довоенные журналы, - сказал Григорий хозяину магазина.
- Как скажите, пан Грыця, где вы такого полосатого нашли?
- Иду к тебе, чтобы френч новый заказать, смотрю, а он в кустах сидит, возле твоего магазина.
- А, если он провокатор?
- А, мы его приведем в порядок и отпустим. Скоро конец войны, пан Бронник. Спасем заблудшею душу? – спросил Григорий
- За ваши деньги, всегда пожалуйста. Он француз? Те, тоже бывают рудыми.
- Не ведаю. У меня времени нет, поторопись пан.
- Прошу в туалетную комнату, пан полосатый, - пригласил пан Бронник Василия.
Через полчаса, вымытый в холодной ванной, подстриженный и причесанный Василий уже надевал новый костюм.
- И шляпу ему предложите, - сказал Григорий.
- Езус Мария, да, он на шляхтича похож. Отведи его к пане Ядвиге, она найдет ему применения, до конца войны будет, как сыр в масле купаться.
- Ядвига подождет. Где его барахло? Заверни его в пакет красивый, как будто мы у тебя вещь купили.
- Как скажите, пан Грыця.
Они вышли из магазина.
- Отведу я тебя на одну из конспиративных квартир. Там несколько дней побудешь, а потом мы решим, что с тобой делать.
- Ты не один? Кто это мы?
- Я в гостях у патриотов Польши. Пока, помолчим.
Они зашли в подвал старого дома.
- Тут беспризорники - сироты обитают. Будешь кормит их, и они тебя будут охранять. Я оставляю тебе марки рейха, будешь им давать деньги, они купят еду, приготовят тебе ее, накормят и сами покушают.
- Много их?
- Пятеро. Одного мы уже прошли, он спал за трубой, там у него ниша. Ну, рассказывай о себе, с довоенный лет, как жил?
- Сидели мы все в лагере, деда выпустили, так как хворать стал. Он съездил в Тюмень и с кем – то по чирикал, выпустили Ивана, старшего брата. И мы - это я, Алексей и Петро топтали зону до самой войны. Наши жены перешли брату, обиды мы не держали, так - батя распорядился, лишь бы живы они были все, и наши дети были бы живы. Перед войной привез отец целую подводу в мешках кедровых орехов, два года собирал, думал выкупить ними нас, но не получилось, а свидание начальник лагеря дал. Целый день мы с батей провели вместе. Он сказал:
- Сынки, скоро война будет.
- Не говори глупостей, а то если мы скажем кому ни будь, то нас с тобой …, сам знаешь…- промямлил Петро.
- А, ну - цыть. Брехал я вам, когда ни будь?
- Нет.
- Скоро война будет с немцами. Так вы, сынки, проситесь на фронт, чтобы вернуться домой, как все - с победой.
- А, не лучше ли батя, отдать золото коммунистам и не мучится здесь? – спросил Петро.
- Пуррок сказал, что те, кто разыскивал золото в Чите сильно хапнули много его и не сдали в банк. Хватит им, даже на век правнуков. Я обещал ему сохранить золото и только отдать по приходу чехов в Сибирь. Думаю я, что больше они не придут в Сибирь, а как связаться с Пурроком, я не знаю. Но если Пуррок придет, а мы сдадим золото коммунистам, то он повесит всех и женщин тоже. Обещал так.
- Батя, один хрен ни за что мы страдаем, столько лет мы сидим за куски металла, - сказал я.
- Страдаю, - передразнил меня отец. – Если бы ты не проговорился Пурроку о пещерах и ходах, которые каторжники там нарыли, то ты бы не сидел здесь, а то ты сказал им, я знаю, мол, куда обозы могут спрятать - в курган, в его пещеры над рекой.
- Прости, батя.
- На фронт пойдете. Поняли меня?
- А, кто тебе сказал о войне?
- Как кто: Ефросиния на карты кинула, она все знает, что в деревне делается.
Отец уехал, а мы посмеялись тогда, над старой и немощной сварливой бабой Фроськой. Это была наша последняя встреча. Мы все просились на фронт, когда началась война. Только через год образовались штрафные батальоны. Попали в штрафной батальон. Братьев убило в первой же атаке на немецкие окопы, а я воевал и меня пуля не брала, а в сорок четвертом году меня, раненого подобрали немцы, специально выходили, чтобы я мог жить. Немецкому доктору мои руки понравились. Он приводил в палату немцев, чтобы показать мои кулаки. Лагеря мне меняли, а потом я попал на уборку Кракова. Люди быстро менялись в батальоне по уборке мусора, одни умирали от истощения, других отправляли в Освенцим. А, я - снова выжил.
- За счет чего, может сдавал…
- Ты это брось, свои чекистские замашки. Выжил, потому, что я по весне жрал молодые иголки с сосны, ромашку жрал, цветки клевера жрал, даже воробушек я научился ловить. За день десять штук свое рукой налету словлю. Лапища у меня во какая, в молодости кулаком медведя по голове оглушил. Рассчитывал я ветер и опережал полет птички. Мах и птичка с оторванной головой в кармане. Француз Жан жаб ловил, отрывал им ноги и когда был привал, то нам разрешали разводить маленький костер, чтобы кипяток сварить. Так, мы закинем в чайник общипанных воробушек и ноги лягушек, а потом их рассовываем по карманах, ночью жуем, а увар из этой живности, пьем при немцев, как чай. Немцы на нас не очень – то обращали внимание, лишь бы не возить в лагерь на похлебку. И сбежать можно было, но куда бежать? Да и за одного бегущего положили бы всю бригаду. Над Жаном вообще немцы потешались. Он кудрявый, ростом мал и еще нос с горбинкой. Все знали, что он француз, но когда к охране подходил другой солдат и курил с ними, то старший кричал на все горло:
- Юде?
И в тот же миг Жан снимал штаны, поворачиваясь к ним своим хозяйством.
Немцы так сильно смеялись, что мне казалось, что они лопнут от смеха. А Жан стоял с голой жопой до тех пор, пока, кто – то из охраны не крикнет:
- Арбайтен Жан.
- Ты рассказываешь и при этом смеешься над тем, что немцы унижали человека, - возмутился Григорий.
- Поначалу, Жан плакал. А потом я ему сказал, война кончится, и ты расскажешь своим детям, как ты фрицам голую жопу показывал, и на них свое хозяйство уложил. С тех пор, Жан надевал штаны и смеялся над немцами вместе с нами.
- Каждая медаль имеет две стороны. Ну, а что ты мне о золоте хотел рассказать? – спросил Григорий.
- Тут, я заплачу. Вроде все было хорошо, бригада наша не болела весну и лето. Немцы были в недоумении, почему не дохнут пленные. Нас им не было жалко и Курт Вагнер, начальник нашего лагеря, решил крепость нашу разбить. Половину он ребят отправил в Варшаву и Жана увезли, а меня и еще одного парня отвезли в Освенцим на загрузку пепла в мешки. Я понял, что оттуда уже не вырвусь никогда на волю. Я поразмыслил и нарушил клятву, данную отцу, рассказал Вагнеру о золоте, спрятанном в кургане.
- Год назад тебя нужно внести было в списки и в печь, поздно рассказал, тогда был бы шанс достать - это золото. А теперь что, твои наступают.
- Попробовать можно. У нас на Урале родственник живет, автоколонной до войны ведал. Я поеду туда и привезу вам золото.
- Дурака нашел. Иди и продолжай работать по уборке мусора, но если соврал, приеду и расстреляю тебя.
Я понял то, что не убедил начальника лагеря, а только посеял сомнения, и я вспомнил о том, что Пуррок перед отъездом сказал отцу - если он не приедет, то приедет за кладом Август, его племянник или сводный брат, работающий пастырем в Краковском костеле. Сообщил я об этом Вагнеру. Он нашел пастора и тот показал ему письма от брата. В них было написано, что все семейство Петровых знает, где находится золото. Я думал, что Вагнер меня пошлет в Сибирь, а я сумел бы скрыться от всех в тайге - и от своих, и от Вагнера. Но, он меня перехитрил, оставив в лагере, как заложника того, что я не обманул их и правильно указал место. Пойди его найди, этот курган в тайге, если не знаешь местности. Вагнер затеял свою игру. Он нашел пленных, повязал их кровью, так как они расстреляли военнопленных и все это снималось на пленку. Двадцать человек таких нашлось, среди них были и из Урала, и Сибири. И машины нашлись, грузовики трёхтонные. Среди военнопленных нашли сына человека, который занимал не малый пост на Урале. Переправили людей на Урал, через фронтовую зону.
- Когда это было? – спросил Григорий.
- Больше полгода прошло. Так же и машины по одной переправили и десять машин уже стояли в тылу наших. Все это время я ждал и думал, а вдруг батя не захочет отдать это золото, мнимым «нашим солдатам». Недавно, нашу бригаду пополнили новыми военнопленными и один рассказал о том, что к ним на передовую приполз раненный солдат и рассказал то, что он военнопленный, что груз везли на машинах, и он не ведает какой, так как досками был закидан. Из самой Сибири везли, якобы доски для строительства блиндажей. Был артобстрел наших позиций и они, незамеченные никем перебрались через брод за линию фронта. Их встретили две немецкие машины и провели в Краков и тоже, объездными путями. Машины загнали во двор костела, вот было удивление, когда под досками обнаружили тяжелые ящики, еле четверо, каждый ящик поднимали и несли в подвал костела. А, потом пустые машины утопили в озере, недалеко от Кракова. А военнопленных выстроили и Вагнер лично всем пообещал свободу. Он уехал, а пленных в нашей солдатской форме из автомата покосили. Тот, пленный первый понял, что будут стрелять немцы в них и нырнул в озеро и все-таки, пуля его догнала. Не знаю, как он выплыл и как он добрался до передовой, только он уже полз, а не шел. Его твои соратники подхватили под руки и увезли куда – то.
- Даже, не знаю, верить тебе или нет. Зачем мне - эти байки рассказывал? Одно скажу, мне очень жаль тебя, увальня такого.
- Не вру я тебе, честное слово, - с чувством сказал Василий.
- Если особисты забрали того мужика, то они все у него дознаются и о Вагнере тоже. Доберутся и до тебя. Штрафбат, плен и снова твоя семья пойдет по кругу. Я тебя сведу с одной пятеркой, им нужны сильные парни, а то у поляков больше гонора, чем мужской силы. Пока, сиди в этой комнате.
- Понятное дело, за плен меня расстреляют наши, все так говорят.
- Неправда, на перевоспитание отправляют в лагеря от трех до десяти лет, - сказал Григорий – Я помогу тебе, Василий. Новые документы сделаем и пойдешь с ними до Берлина. А, там будет видно. За Сибирь и тайгу забудь, как и за детей, тоже забудь, а то и меня подведешь.
- Когда объявили войну, то только в сорок втором году было объявлено, о штрафных батальонах. Перед отправкой на фронт, нашего земляка посадили за то, что он колхозную кобылу потерял, когда в дороге на них волки напали. Его обвинили во вредительстве. Так он мне сказал, что много деревень в нашем районе заболели тифом, и жёнка у меня умерла, а дети с братом живут. Не буду я их подводить. Сделаю, как ты советуешь.
- Вот и хорошо. Живи. Гляди, Василий, не предай меня после войны.
- Даже, пес не кусает ту руку, которая его кормит. До гроба я твой, Гриша.
- Этого не понадобиться, жить будешь своей жизнью.
После войны Григорий привез Василия в поселок под Москвой. Теперь он был уже Максимом, документы были взяты у мертвого солдата, освобождающего Краков от немцев. Сирота и никто его не искал. До войны настоящий Максим не был женат. Документы были умышленно потеряны, и он получил уже военный билет с подлинным лицом Василия. Григорий узнал о том, что военкомат в районом центре под Киевом был полностью сожжен своими же патриотами, чтобы сведения не достались врагу. Следы с настоящим Максимом были потеряны навсегда, и Григорий вздохнул с облегчением. После освобождения Кракова, Василий был в взводе при комендатуре. И по поручению Григория, он разыскивал в советских лагерях Вагнера. И наконец – то счастье ему улыбнулось. Теперь уже Вагнер работал по уборки мусора города, а советские солдаты его охраняли. Удивленный Вагнер сожалел о том, что не сжег его в печи Освенцима, когда увидел Василия в советской форме. Он долго не сопротивлялся и выдал всю группу, кто из немцев был задействован в операции «Тайга», скрывая от вышестоящего начальства, в целях своего обогащения. Всех немецких пленных вызвали на допрос в Краков, по дороге машина поломалась и пленные побежали по полю. Их прицельно отстрелили солдаты. Там же, погиб и Вагнер.
Григорий его поругал, а Василий ответил:
- Поделом им. Вагнер признался, что дал приказ уничтожить всю семью Петровых, чтобы не выдали их, после погрузки золота. Около двадцати тонн они перепрятали в тайге и теперь его уже никто не найдет, так как все свидетели умерли в том числе - мой брат и батя.
- Нарочно поломался в дороге? – спросил Григорий.
- Ага.
- Поспешил ты, брат. Теперь, я никогда не отмоюсь. Ну, отдам я это золото, так мне не поверят, что я не знаю, где находится остальное и припишут то, что я спланировал расстрел немцев, чтобы скрыть свою причастность. Я же подписал бумагу о выдаче пленных в комендатуру. На месте особистов, я так бы и подумал. Хорошо, что я не сообщил в центр о нахождении части золота Колчака в Кракове. Боже мой…
- А, ты промолчи, тебе задание никто не давал, и ты ничего не знаешь, - посоветовал Василий. - Правильно я мыслю?
- Правильно, но мне это аукнется рано или поздно.
- Да, брось Гриша, война идет и морочить свои головы не надо. Главное, победа, а не золото царское. Золото осело в костеле, и немцы его не успели вывести, так сказал Вагнер.
- И что с того?
- Ничейное, это золото.
- Забудь и возле костела не появляйся со своим ростом. На третий раз, увидев тебя монахи рядом, поймут, что ты их пасешь. Иди в комендатуру на охрану.
- Может быть, я в армию пойду и дальше буду воевать?
- Я подумаю. Возможно ты прав, нам на время нужно расстаться, слишком ты заметен для окружающих людей, и мы часто с тобой разговариваем.
- Гриша прими мой совет, ты меня не видел и тебе никто не говорил о Вагнере, а вызвал ты его на допрос потому, что он два раза хотел сбежать из лагеря. И начальник может подтвердить, так как на третьем побеге, он обещал Вагнера пристрелить, когда его поймают.
- А, чего ему было бежать, ведь не бьют же в нашем лагере их, наоборот, кормят три раза в день.
- Клад манил в костеле. Хотел проверить на месте ли он.
Григорий засмеялся.
- Я что – то не так сказал?
- Правильно сказал. Ты мыслишь, как и я.
- С кем поведешься, того и наберешься, - улыбаясь, сказал Василий.
Через несколько дней Григорий получил секретную радиограмму. В ней говорилось о том, чтобы он проверил всех женщин по имени Мария в Кракове, и уделил особое внимание на женщин с таким именем, работавших у немцев. И еще центр просил узнать у местного населения и у пленных немцев, был ли прорыв советских машин за месяц до наступления на Краков. И какие машины, их было десять штук, приехавших в Краков и что они везли?
Григорий пошел в гараж комендатуры, где Василий изучал работу двигателя, для своего самообразования.
- Максим, сделай перерыв, пошли, нужно протоколы подписать насчет тех немцев. Причину указать, почему машина заглохла в поле.
- Заглох мотор. Для этого и изучаю наглядно. Форсунки полетели, масло вытекло…
Григорий был за рулем, и они поехали в сторону рынка.
- Где собирается много народа, там нет интереса к личностям.
- Понятно.
Узнав о радиограмме, Василий спокойно сказал.
- Никакой работы. По Марии, это малый костел, даже если они догадаются, то придут в большой костел на ратуше. А малый костел именуют Марией потому, что святой Бенедикт, не подходит для ушей поляков. И женщины польки, тут не причем. Что делать будем?
- Да. Видать не дотянул раненный пленный до Москвы, ощупью проверяют. Вася, займись поиском утопленных машин в водоеме, я освобожу тебя от охраны комендатуры.
- Ну да. На вопрос, такой же и ответ и не надо лишних слов.
- Умен ты, Василий.
- Все охотники умны, когда хотят перехитрить зверя. А человек проще зверя, он к чему – то привязан и его можно легко вычислить. Гриша, что это за русская расхлябанность - в военное время через половину страны везут, какие – то доски на передовую линию фронта, и никто не проверил, а что там под этими досками лежит?
- Наверняка, визуально проверяли. Рожи за рулем русские и никому в голову не пришло то, что это военнопленные, предатели Родины.
- Я тоже предатель, был в плену. Вот, что Григорий, разыщу я твои машины, а ты отправь меня в часть с направлением на Берлин.
- Подумаю.
- Скажи за что такое наказание. То, по тюрьмам, то, по немецким лагерям, за что? Надо было бы нам указать курган еще в двадцать втором году и не была бы рабская жизнь у меня.
- Пуррок обещал, наверное, многое Вам, за молчание.
- Половину ящика он обещал. Да, мы не дураки. Что нам железяки, мы попросили ружья новые каждому по паре и патронов три ящика. Золото для нас не ценность, вот соболь у которого шкурка не повреждена, это нечто. Больше скажу тебе, около тоны золота Пуррок по льду реки увез. Вы искали его по тракту, а он катил сани на лошадях по льду. Тридцать саней было, разделились они. Одни ушли на Тобольск, а другие на Тюмень. К Тобольску ему было ближе добираться, а там Кремль с катакомбами под курганами. В Тюмени тоже есть катакомбы, подземные хода есть, куда они ведут, никто не знает.
- По льду? Как же кони по льду могли идти на копытах?
- В том и дело, что мы и соседи в ту ночь, перед их выездом, шили из и мешков и кожи обувку с тесемками для лошадей. А то, что никто не сказал, так знали, что расстреляли бы нас за помощь врагу. А если бы не шили, то чехи нас в расход пустили бы.
- Как ты не поймешь, ничего тайного не бывает, все равно, кто – то проболтается в поселке и через годы, возможно даже через десятилетия, эти сведения придут в папку под наименованием: «Тайга. Золото Колчака». Будут искать тебя. Тебя нельзя не запомнить. Кто – то из пленных остался живой. Тебя и Жана точно они запомнили… Не знаю, что и делать?
- А, что делать? Поговорить нужно с ксёндзом, нас только двое знает, где оно спрятано. Поделить с ним это золото и пусть лежит оно у него до черного дня.
- Не будем поддаваться паники и соблазну. Ищи машины.
Но, когда в освобожденный Краков приехал майор Назаров со свитой, то Погодин поспешил Василия отправить на фронт.
- Не волнуйся, воюй честно и не подведи меня, в плен больше не попадай.
- И чего, так расстанемся и не обнимемся? – сказал Василий.
Василий в охапку взял интеллигентного Григория, сжал его так, что у того кости затрещали.
- Хватит, - взмолился Григорий. – Найди меня после войны. Я тебе уже говорил адрес, где моя Варя живет. Знаю, что запомнил. Если придешь и меня дома не будет, то в сквере подождешь, так как она не пустит незнакомого дядю в дом.
- Договорились.
Уже неделю, как уехал Василий в часть, прислал на почту открытку и четыре слова, написано было на ней: «Я здорова, чего и тебе желаю». Григорий усмехнулся: «Прирожденный Васька конспиратор, хоть и ростом большим вышел».
Назаров работал с подпольщиками, опрашивал их по деятельности против немцев. Показания у всех почти были одинаковыми. Только один сказал, что его пятерка видела, как десять грузовиков, трёхтонные - выехали из города. В кабине сидело двое русских солдат и по одному немцу.
- Доложили вы пану Грыце об этом.
- Не помню, может кто и доложил, я же не главный был в пятерке. После взятие Кракова в живых я остался один из нее.
Того же вечера, за чашкой чая, Назаров заговорил о грузовиках.
- Странная картина вырисовывается. Тебе сказали о машинах, а ты никому не доложил об этом.
- Не доложил, значит я не знал, - ответил Григорий.
- И подтвердить твои слова некем.
- А, твои? - Я получил радиограмму, искал машины, да никто их не видел.
- А, вот Анджей сказал, что их пятерка видела эти машины.
- Ну, так и спроси его, почему он мне не доложил?
- Будем дальше искать.
- Иван, в чем дело, что наши машины делали в немецком Кракове?
- Ничего я не знаю. Ладно, скажу тебе, как старому другу. Пленный солдат раненый перебежал на нашу сторону. Пленный говорил, о начальнике лагеря Вагнере, о ящиках тяжелых, привезенных из Сибири. Бред какой – то. Сибирь наша, как немцы могли туда добраться?
- Да, действительно - бред.
- Если бы не один постовой, который утверждает, что видел, как машины переправлялись через брод на ту сторону, то мы и не волновались бы. Он побежал сообщить командиру. Но, начался артобстрел и его ранило. В госпитале он и рассказал врачу. А, тот, доложил, куда следует. Понятие не имею, почему машины из Сибири шли. Ну! Включай свои мозги, что тайно они могли вывозить оттуда?
- Лес. Там же нет заводов.
- А может быть, они из Тюмени шли и узнали, что наш вождь в Тюмени находится, мало кто об этом знает. Забудь, что я сказал.
- Кого ты имеешь ввиду, главнокомандующего?
- Того, кто после смерти является главным идеологом партии.
- Ты имеешь ввиду… А, почему он там?
- Почему, почему, не задавай глупых вопросов. Наверное, тесно ему стало в его доме.
Григорий хихикнул.
- Не смей. Я глупость сморозил, а ты не такой уже идейный, как я посмотрю.
- Иди ты, Ваня в лес по грибы, а то еще пришьешь мне на ходу, что ни будь. Вроде не пил, а задираешься.
- Лес, грибы… Да! Помнишь, грибы, сушенные на веревочке висели в поселке Тайга, в каждом доме. Тайга… Гриша, я понял сейчас. Они ехали из поселка Тайга. Вот, я дурак. Пленный твердил все время слово: «Тайга» и все его поняли, как будто он о лесе говорил.
- И что?
- Там же, где – то зарыт клад Колчака и … Как фамилия скорняка? Сидоров, нет. Козлов. Нет.
- Получилась сидорова коза, - смеясь, сказал Григорий.
- Помогай. Русская фамилия. Иванов, Захаров, Петров, Иванов. Да, вспомнил, это семья Петровых. Потом их всех в лагеря посадили. Помнишь, Ваську великана с рыжим чубом. Такой не забудется никогда. Где они сейчас? Надо запрос сделать.
Григорий встал и пошел к стеллажам, взял бутылку водки. Подержал ее в руках за спиной у Ивана, потом, повернулся и взял стаканы.
- Давай выпьем, а то чай нас навевает на прошлое.
- Нет. Пойду, радиограмму дам в центр.
Григорий повертел в руках бутылку и налил себе в стакан водки.
- А, я выпью, чтобы крепче заснуть.
После ухода Ивана, Григорий переоделся в гражданскую одежду и вылез через окно первого этажа. Ночь поглотила его тень, он шел к маленькому костелу, на окраину города, чтобы поговорить с ксендзом…
… В дом зашел Максим Иванович.
- Григорий Егорович, банька - то готова, а потом, повечерием вместе. Заночуешь у меня?
- Да, я же на такси приехал. Задремал я и пошлое нахлынуло на меня, Краков вспомнил, как тебя, пленного я выкупил за пачку сигарет у офицера. Рассказывай, как жил все эти годы?
- Спасибо Богу и тебе, по – маленько. На пенсию ушел с почетом, больше тридцати лет проработал в мастерских. Дом подлатал. Тебя лет пять не было. Понимаю – работа. Без дела не приехал бы. Угадал?
- Да. Я номера твоих счетов привез из Франции. Вот, как ты ими воспользуешься, заграничного паспорта у тебя нет. Может быть, тебя по старым каналам перекинуть через границу, тайком.
- Мне и не нужны эти деньги. На кой они мне. Поздно мне жизнь начинать сначала. Вот как бы передать эти деньги внукам, у меня сейчас голова болит по этому вопросу. Сам говорил, что внук Васька на меня похож.
- Не нужны, значит – не нужны. В банке деньги не пропадут. Я же указал там всех твоих и внуков братьев, что они являются твоими наследниками. Придет время, за границу будем ездить по билетам.
- Как это?
- Пришел, купил билет во Францию и летишь туда самолетом.
- И проверять не будут?
- Без этого нельзя. Списки, наверное, будут для тех, кому запрещен выезд будет.
- Ты же говорил, что все они живут в Тайге и работают в совхозе, кто - кем. Что правильными парнями они выросли.
- Не волнуйся, купят билет они или их дети, весь твой капитал достанется им.
- А, если французы украдут из банка мое? Ты свое уже определил?
- Да. Егору и Тис. А на счет того, что украдут, там строго все.
- Все хочу тебя спросить, ты чего так волнуешься за чужих тебе детей?
- Мне, как и тебе уже ничего не нужно в жизни, лишь бы был покой в душе. Своих родных нет детей. Племянниц и их мужей, я почти не знаю. За кого мне волноваться, как не за Егора и за Тис. Привык я уже к ним. Это моя семья.
- Чего же не женился. Варя, ведь давно умерла?
- А, ты, чего все одиноким барсуком живешь?
- Не одна женщина, так и не упала на душу, а потом, я привык жить один.
- Вот и я такой же.
- Имя странное у твоей девочки – Тис. И смуглая она, как молдаванка.
- А, ты, когда мою девочку увидел? Таисия она по паспорту.
- Любопытство разобрало, посидел часок на лавке и увидел худую девчушку, которая в магазин спешила и подумал, на кого же она очень похожа?
- И на кого?
- Помнишь, после того, как тебе связной передал записку о том, что Краков минируют и что копия плана минирования, может быть у Фон Шпигеля. Мы тогда в замок вошли без боя, так как садовник нам открыл калитку…
- Вася, тебя надо было бы застрелить в Кракове.
- Поздно. Я тебя не предавал никогда и дальше не предам, умру, а не предам. Ладно, прошли мимо этого разговора, если тебе неприятно вспоминать.
- Да, она дочь барона. Тогда, Юзеф ее искал по всему замку, чтобы пристрелить, а она лежала у польской прислуги под кроватью. Вернее, ее прислуга спрятала под матрасом.
- Помню этого скаженного Юзефа, у него немцы семью расстреляли, когда те не признались, где находится он, подпольщик. Там погиб и сын его, лет четырех был от рода, вот он и искал дочь барона, чтобы отмстить. Значит, ты ребенка спас. Ну да, ты нам отдал карту и погнал к связисту, а сам остался в замке, чтобы разобраться в документах барона. Как ты вывез ее через фронт, как ты уже на рассвете был в комендатуре и встречал наших солдат?
- Это длинная история. Пойду я попарюсь немного в баньке.
Василий переписывал номера счетов на лист бумаги. Он взял чистый конверт и написал на нем адрес поселка Тайги и вывел фамилию внука.
Григорий вернулся из баньки раскрасневшимся от жара. Увидев подписанный конверт он сказал:
- Никому писать не нужно. Съезди в Тайгу сам. Ты уже седой, покрась волос в черный цвет и усы приделай. Кто в тебе может узнать былого Василия? Сними жилье, подальше от своего дома или лучше в другом районе и ищи встречу с тем внуком, кто толковее всех и умеет молчать. Тому и передашь все свои счета в банке. Но, не сейчас. Я тебе открытку пришлю, как когда – то ты мне в Краков присылал. Это будет значит то, что пора тебе двигать на Север.
- А, если не будет открытки?
- Жди, дорогой. Обстоятельства так сложились, что и тебе нужно быть подальше от столицы.
- Понял. Мы с тобой больше не увидимся?
- Думаю, что нет. Хорошим ты другом был. Как жаль, что все так сложилось.
- Мне дом продавать?
- Да.
- Тогда, я поселюсь к соседке, буду ждать твою открытку. Запиши, на всякий случай ее телефон. Позвонишь, если планы изменятся. Телефон – автомат у тебя во дворе стоит, не будет проблем.
Григорий на электричке возвращался в Москву...
Григорий Погодин вернулся из длительной командировки по Канаде. Его пути пересеклись с сыном, но они сделали вид, что не знают друг друга. Там, в Канаде, в гостинице Григорий не мог понять, почему Егор оказался в этой стране. Он уже три года жил в Америке, собирал информацию о военной базе. Погодин вышел из гостиницы и пошел пешком к бульвару, где скапливается много гуляющих по парку людей. Часа два он гулял по бульвару и Егор, так и не появился. Григорий понял, что у сына от него есть тайна, которую он не хочет с ним обсуждать. И эта тайна не была производственной, а что – то личное его погнало в Канаду. Тут, только Григорий и пожалел, когда говорил сыну о том, что для своей личной безопасности н в чужой стране, где работаешь, нужно иметь два – три неучтенных агентов. Этому его научило подполье в Кракове. Так он спас Василия и Тис и об этом никто из управления не знал. У него была такая практика и эти знания он привил Егору. Теперь Егор применил его знания на практике.
Перед отъездом в Канаду Григорий вывез тайно Тис в Киев и там отправил ее в Египет, то же, с помощью неучтенного агента. В Египте Тис в камере хранения банка, который был открыт Григорием на ее имя, взяла пакет и того же вечера, она вылетела в Париж, как мадам фон Шпигель. А там ее встречала куча родственников, которые охотно признали в ней родную кровь. Он зашел в пятикомнатную квартиру, она досталась его жене от родителей, после того как они погибли в Киеве, в первый день войны. Квартира была бездушной и в ней стояла гробовая тишина. Егор жил в Канаде. Тис была уже во Франции, обласканная родной бабушкой. Погодин не раз думал о том, правильно ли он поступил, что сознательно направлял сына на работу в своею «кантору». После долгих колебаний он решил, что нет более мужской работы, как быть разведчиком, и работать в интересах своей Родины. Он гордился приемным сыном и гордился тем, что есть в его семье продолжатель его профессии. Спал он плохо, то и дело воспоминания будоражили сознание его, от чего он просыпался. Утром у него болела голова и снова гробовая тишина в квартире на него обрушилась. Григорий позавтракал и уехал в кантору отчитаться за проделанную работу. Время у него было не учтенное, как у остальных сотрудников, и он сдав отчет, поговорил с генералом Назаровым, как и он, тот, не желал уходить на пенсию. Походил по первому этажу, затем он спустился в подвал, где был отдел архива. Там работал старый его друг по Кракову, который дошел до Берлина, во время войны и вернулся с покалеченной ногой. Его определили работать в архив, и он стал незаменимым работником, все дела держал в памяти. Александр Васильевич был несказанно рад возвращению Григория. Он всплакнул.
- Слава Богу, вернулся живым и здоровым. По этому поводу мы с тобой и раздавим бутылочку водки. Уже конец рабочего дня, никто не будет делать запрос по делам на ночь. Подвигай стул к столу. Я так рад увидеть тебя живым.
- Брось, Васильевич, сейчас не война. Не отстреливаюсь я за границей. Сам знаешь, что сейчас идет информационная война, кто кого опередит и украдет первым новую разработку ученного там, за границей, тот и на коне.
- Вижу, что на коне вернулся. Вернулся живым, и слава Богу. Давай, Гриша выпьем по рюмочке водки за твой успех, - сказал Васильевич, разливая водку в граненные стаканы. – Если бы не моя нога, то я тебя и Егора перещеголял бы.
- Тоже мне, щеголь. Тут тебе цены нет. Я бы на месте Назарова оборудовал тебе жилье прямо в подвале. Все равно, ты один живешь. Такой фрукт, как ты – ценный кадр для ЦРУ. Я бы знал такого в Америке. Точно выкрал бы, чтобы узнать их тайны.
- Какие тайны? Все они здесь лежат, на полке. А на счет ценности, ты погорячился. Давеча меня пьяный сосед поколотил за то, что я заступился за его жену на площадке. Он ее ударил при мне. И что? Я даже в милицию не позвонил, не имею права, так как пришлось бы говорить, где я работаю.
- Это ты зря. Сказал бы нашим молодым парням, они его сразу отучили смотреть в твою сторону, - сказал Григорий.
- Эх, Гриша, не те времена наступили. А, раньше мы были мощный единый кулак, как ударим по врагу, так, что щепки летят, а сейчас одни хлопки по мягкому месту. Нынче, кадровик жаловался мне, что ему от приема баб на работу, становится тошно.
- Бабы тоже нужны в нашем деле, особенно, если они красивые стервы.
- Для чего?
- Ну, как тебе сказать – для разных дел. Все приятней хлопать бабу по мягкому месту, чем нас с тобой.
- Все шутишь. Выпьем.
Васильевич занюхал водку хлебом, привычка не искоренялась у него и после войны.
- Ну, как там Егор, еще не женился? Тут ходят слухи о том, что он обхаживает твою немую прислугу.
- Слухи не верные. Таисия не прислуга, а моя приемная дочь, а Егору – сестра. В Киеве сейчас она живет, в техникуме учится.
- Как – то года три назад я приходил к тебе. Таисия меня встретила, написала на листке бумаги, что ты к другу поехал в гости.
Помню, как ты ее привез из детдома. Ей тогда лет пятнадцать было?
- Тринадцать лет. Покойная Варя нашла ее в детдоме и просила меня, чтобы я съездил и посмотрел на девочку. Съездил я в детдом, а потом замотался работой и только после смерти жены вспомнил о Таисии, - лгал Григорий своему старому другу.
- Хорошая жена кому – то достанется, немая - пилить мужа не будет.
- Тут ты прав. Она и готовит, и вяжет и отменно прибирает квартиру, вот сейчас я без нее, как без рук. Не знаю, с чего начать в доме. Хотя бы Егор женился.
- Когда ему. Издержки работы, холостяком легче прожить. Да и перегорел он уже, а с его умом он женщину всегда найдет для своей пользы. Давай выпьем за здоровье твоих приемных детей, - предложил Васильевич.
Они выпили и закусили огурцом и хлебом.
- Тут сало завалялось, где – то в холодильнике, - сказал Александр Васильевич, направляясь к холодильнику.
- Сало - это хорошо, - парировал ему Григорий.
Взгляд его упал на письменный стол Александра. На столе лежало несколько папок и одна привлекла его внимание. На ней было написано номер дела и выбито краской – Иркутск – Байкал.
Александр перехватил его взгляд, возвращаясь от холодильника. Проходя мимо стола, он накрыл газетой дело.
- Говоришь мне, что друг, а сам прячешь от меня то, что я уже увидел.
- Прости, работа у меня такая.
- А чего прячешь? Нашли, что ли золото Колчака? Делиться не хотите ни с кем? – пошутил Григорий.
- Если бы нашли, а то снова, в какой раз, дело тащат наверх. Какой год – все проверяют, не разбогател ли кто за этот период, кто по делу свидетелями проходил. Например – чехи.
- И, что? Разбогател кто – то?
- Тут я недавно просматривал это дело от скуки и заметил, что вы с Назаровом, тоже, работали по делу золота Колчака. В двадцать втором и перед войной, ты работал по Сибирскому направлению.
- Ну и что? Меня не раз проверяли. Чист, как стеклышко.
- Тебя проверишь. Признайся Гриша, у тебя неучтенных явок по всему шарику много, как в Кракове было?
-У меня все чисто, это не война, что нужно голову где – то на время прятать. Сам понимаешь. Сейчас свобода везде и слова тоже, только делай правильный анализ и из гостиницы можешь не выходить, все можно отработать по прессе, по телевидению, по радио, кто – то и вставит провокационное слово, нужное для тебя.
- Я не все сказал. Я просматривал отчет Якутского, который работал по архивам немцев. К делу он не подшит. Якутский докладывал, что у одного из чехов есть сводный брат, который жил в Кракове и работал в костеле. Новая нитка, может довести до клубка.
- Ну и что? У чехов и тут незаконнорождённые дети остались. И что, они разбогатели?
- Так же думал и Якутский, а я думаю, иначе. Вот она ниточка, дерни ее и распутается клубок, точно, я тебе говорю.
- Распутается? Я лично в Кракове вел расследование во время войны, на счет наших машин. Думаю, что немцы след запутывают.
- Они и вывезли это золото, когда наши наступали на Краков, - сказал Александр Васильевич.
- Как могло оно попасть в Польшу? - спросил Погодин.
- В тридцать седьмом году след прощупывался в Сибири. Сто ящиков вывезли из Казани в Сибирь. Двигались они вдоль Иртыша, потом перешли на Туру и Тобол. Где эти ящики сгинули? Не знаю. Подумаешь, сто ящиков. А где остальное золото?
Может быть, оно на дне Байкала?
- Да, в Казани было больше шестьсот тонн золота. Думаю, что кто – то из руководства хорошо нагрел руки. Ящик туда, ящик сюда. А может быть, в Чите, а катастрофа вагонов, это фикция. А вот Сибирское направление, это уже загадка. Там был чех – Карл Пуррок - это он руководил отправкой золота в Сибирь. Карл Пуррок, говорил родственнику, что они в тайге золото зарыли. Мы ездили с Назаровым и проверяли этот вопрос в тридцать седьмом году. Пусто. Ничего не нашли. А эстонца посадили в лагеря, во время войны, умер. Вот, дурак. Все забыли о золоте Колчака, так он сам объявился. Думаю, что в Тобольске, в Кремле зарыто золото. Рой в песке катакомбы, и никто об этом знать не будет. Да и в Тюмени их можно нарыть в сухом месте.
- Моя голова дороже, не уследил за девчонками, а какая – то не подшила отчет в дело. Придется попотеть и во внутрь подшить, - сказал Васильевич.
- Как ты подошьешь? Печать стоит на деле.
- А, кто ставил печать, кто пронумеровал? Я. Рука еще не слабая. Подошью. Пусть сами разбираются, кто прошляпил отчет Якутского.
- Это жизнь. Ладно, пойду я домой.
- Еще по рюмашке, - предложил Александр Васильевич.
- Хватит. Вернется Егор, поеду я в Баден - Баден лечиться.
Григорий сидел в своей квартире в кресле перед портретом Варвары и размышлял.
" В Польшу попало только двадцать тонн. Остальные сто восемьдесят тонн навсегда спрятано под землей в Сибири".
В Кракове он знал о золоте от Василия. Тогда, некогда было заниматься ксендзом. Шло наступление. И по рации ему дали задание, найти карту минирования Кракова. Копия карты была у барона фон Шпигеля. В разных концах к подступу к Кракову шли ожесточенные бои. Русские солдаты получили приказ спасти город, любой ценной. Подполье тоже искало подступы к минным закладкам и поэтому все силы были приложены на объект – барон фон Шпигель. Поляки решили, не брать барона и его семью в плен, а забрать карту из сейфа, расстрелять всех, кто находился в замке. Бесшабашный Юзеф, у которого немцы расстреляли всю семью, жаждал крови семьи барона. Григорий шепнул Юзефу:
- Давай Юзеф, без лишней крови. У нас цель – карта и барон, женщин не трогаем.
Юзеф кисло усмехнулся и прошептал сквозь зубы:
- Есть.
Их впустил садовник через запасную калитку в сад. В замке завязался бой, и патриоты Польши понесли не большие потери потери еще в вестибюле. Григорий вместе с Юзефом заскочили в спальню барона. Темноволосая женщина стояла возле штор и руками пыталась отодвинуть штору. Барон стоял возле сейфа в нижнем белье.
- Где карта, - спросил на немецком языке Григорий.
- В сейфе.
- Где ключ?
Барон молчал и тогда заговорила женщина на непонятном им языке. Григорий уловил несколько раз слово тис и не понял, что это женское имя. Барон высыпал содержимое из портфеля на кровать и протянул ключ от сейфа Григорию. Жена барона обратилась к Григорию.
- Спасите нашу Тис. Она с нянькой. Эмма с нянькой.
Григорий ничего не ответил вставил ключ в замок сейфа. Сзади него раздалась автоматная очередь. Он повернулся, на полу валялся барон, а его жена в предсмертной агонии, падая, крепко еще держалась за штору.
- Тис, - выкрикнула она.
- Юзеф, ты скор на расправу, а если карты в сейфе нет, кого мы тогда спросим, где она? Мы с женщинами не воюем, понял меня? - возмутился Григорий.
- А, они воюют, даже с беременными женщинами и с детьми. Она кричала Эмма. Значит баронский отпрыск где – то в замке, - выкрикнул Юзеф и с автоматом выскочил в коридор.
- Несчастный человек.
К счастью карта оказалась на месте, и Григорий вынул ее, разложил на кровати.
Где – то раздалась автоматная очередь и дико закричала женщина. Он выскочил в коридор. По нему шагал Юзеф, улыбаясь.
- Пся крев, застрелил няньку, полька ведь она, а не сказала, где спрятала щенка барона.
По ступеньках бежал Сашка вместе с паном Оболенским.
- Гриша поторапливайся. Из Кракова выехал взвод с солдатами. Наверное, услышали выстрелы.
- Или, кто – то из конюшни на лошади ускакал и предупредил. Юзеф, ты отнесешь карту вместе с Сашей на хутор.
- Я еще не расквитался с маленькой паненкой, за сына Анджея.
- Это приказ, Юзеф. Отправляйся на хутор. Кроме тебя связист не знает никого.
Саша попросил:
- Можно, мы того увальня возьмем, здоровый дядька, будет прикрывать нас. Ну, тот, что приблудился к нам. Пан рудый.
- Берите.
- Пока я не найду паненку, не сдвинусь я с места.
Пан Оболенский моргнул Григорию, подошел к Юзефу.
- Пан Юзеф, куда она денется из замка, всех перебили, прислуга разбежалась. Найдем мы твою малую паненку и потом рассчитаешься с ней за Анджея. Пошли, без тебя нет связи. Взорвут город и погибнут много народа, где ты малую паненку будешь искать? Передадим карту и вернемся в замок, когда советы Краков возьмут.
- Точно, вернемся?
- Вот тебе крест, - сказал пан Оболенский и наложил на себя пальцами крестное знамение.
- Ладно, пошли.
- Григорий, ты с нами? - спросил Александр.
- Мне в покои нужно вернуться, забрать все бумаги барона. Уходите все из замка, у меня есть запасной вариант. Выберусь.
Григорий вернулся в покои барона.
Он вытащил все документы из сейфа, у видел марки рейха, не стал их брать. На рассвете будет наступление, и они уже никому не пригодятся. Небольшой бархатный мешочек был заполнен золотыми украшениями баронессы. Григорий плюнул на него, подумав о том, что барона и его семью война все - таки коснулась в полном своем украшении из пуль автомата Юзефа. Нужно было спешить. Он бросил все документы в портфель барона и вышел в коридор. По коридору ползла женщина. Она была ранена в живот.
- Пан, спасите Эмму – Тис. Она под матрасом умирает, - прошептала она.
Григорий зашел в детскую комнату. Стояла тишина и он повернулся, чтобы уйти, как услышал слабый стон.
Он наклонился над кроватью няньки и сбросил матрас. На него смотрела широко раскрытыми глазами маленькая девочка. Из головы сочилась кровь и бедре был след от пули. Григорий приподнял девочку лет семи, посмотрел голову, пуля прошла по касательной, ободрав кожу. Из ноги сочилась кровь.
- Тис?
Девочка закивала головой.
- Что мне с тобой делать, две пули в теле, одна в бедре, а другая в ноге? Говоришь на немецком языке?
Девочка закивала головой. Губы ее что – то говорили, так как открывала она их.
- Онемела от страха. Ну, попробую я тебя спасти. Покажи на пальцах, сколько тебе лет, Тис?
Она заплакала тихо и показала на двух руках шесть пальцев.
- Потерпи я перевяжу тебе ногу, чтобы кровь остановить.
Григорий стянул полотенцем ногу ребенка выше раны, закутал Тис в пуховое одеяло и подхватив портфель, он вышел. Зашел в покои барона, взял из сейфа марки и мешочек с золотыми украшениями. Не секретере в рамке стояла фотография семьи барона. Барон был в гражданской одежде и поэтому, Григорий прихватил ее с собой. Он вышел, неся Тис перед собой. Погодин пошел не по дороге, а свернул в лесонасаждения, прошел километров два, услышал выстрелы около замка. Это приехали немцы и палили в пустые окна. Григорий вышел на большую дорогу, там стояла машина Опель, это был его запасной вариант. Положив Тис на заднее сиденье, переодевшись в немецкую форму, он выехал на большую дорогу, ведущею в город. Он вез Тис на запасную квартиру о которой никто не знал. Там проживала одинокая старушка, и в течении года он ее подкармливал, давал деньги на всякие непредвиденные ею расходы.
Была ночь, но старушка не спала. Она сразу открыла дверь.
- Привез пищу? – спросила она с порога.
- Я привез тебе пани много украшений и раненого ребенка. Завтра завезу продукты вам.
Он положил ребенка на кровать и размотал одеяло.
- Езус Мария. Ребенок раненый.
- Кость не задета. Сосуды, порванные пулей, не хлыщет кровь, значит вена и артерия целы. Давай, кипятка сделай, иголку с ниткой, приготовь. А я за спиртом пойду, в машине фляга лежит.
Григорий приготовил все, чтобы вытащить пулю из ноги ребенка. На бедре пуля прошла на вылет. Рану залил он спиртом и зашил ее.
- Потерпи, Тис, - сказал он на немецком языке. – Будет больно, но так надо.
Он раскрыл рану, девочка открыла рот для крика и потеряла сознание.
Вытащив пулю, Григорий обработал рану и зашил ее. Перевязал простыней, порванной на бинты.
- Вот и все. Посижу с ней, пока она в сознание не придет.
Старуха скривила рот и спросила:
- Это дитя немцев?
-Нет.
- Документы у нее есть?
- Нет. Это девочка военнопленной. Тоже, она в лагере была.
- А ногти у нее лаком покрыты. Не обманывай меня, пан Грыця. Что я скажу своим подругам, что выхаживаю немецкого ребенка. Не возьму я ее.
- Ты старая и милосердия у тебя должно быть, а ты рассуждаешь, как старая грымза. Мы уйдем, золото за девочку у меня есть кому отдать.
Напоминание об золотых украшениях, старую польку отрезвило от страха.
- Что ты сказал об украшении?
- Тут целая куча. За молчание и за хороший уход за Тис. Все твое. Тут фото ее родителей, Сохрани его. Ты на первом этаже живешь, я тебе подвал сделал, так что сидите там, пока я не приду. Золото не меняй на рынке, поймают и повесят или поляки, или немцы. Поняла меня? Через два дня я приду, обязательно. Вот тебе аспирин, жар снимай у нее. А, теперь я помогу вам перебраться в подвал.
Уходя Григорий сказал:
- Если не вернусь, значит меня догнала пуля. Русские обязательно придут завтра, отнесешь ребенка к ним, скажешь, что она дочь военнопленной. Наврешь, что – то. Не до тебя им будет. И не слова о золоте, а то тебя будут допрашивать. Оставь себе. И марки я тебе привез, на всякий случай.
- Это если немцы не сдадут город? Кому мне нести ребенка?
- Горе ты мое. Завтра немцы будут драпать из города.
Он ехал на машине к комендатуре. Мимо него неслись груженые машины с солдатами, и чтобы не испытывать свою судьбу, он свернул в проулок и в машине встретил рассвет. Город был пустым и казалось вымер. Недалеко раздавалась канонада обстрела. Это наши войска прорывались в город. Григория снял немецкую форму, переоделся в гражданское и бросил форму в мусорный ящик.
- Надеюсь, она больше мне не понадобиться.
Русские танки входили уже в город. Григорий покинув машину, пешим ходом пошел в направление комендатуры. Он долго ждал, пока солдаты не обоснуются там, стоя в подъезде чужого дома. Только после обеда, минеры проверили здание и тогда подъехало много машин. Среди военных Григорий узнал Назарова, своего соратника. Он вышел из укрытия. Два дня он писал отчет о проделанной работе в подполья, не выходя из кабинета. И только на третий день, он освободился от рутинной работы .
- Очистили город полностью от немцев, - сказал Назаров. - Приводи свое подполье, кто уцелел. А за карту спасибо. Она подтвердила данные другой разведки. Повысили тебя в звании, теперь ты майор, как и я. Есть решение, оставить тебя при комендатуре.
- Я свободен?
- Да, жду тебя с польскими товарищами.
Григорий в коридоре встретил женщину военврача.
- Какие – то проблемы?
- Я к коменданту.
- Я больше знаю о Кракове, чем комендант.
- Нужно пополнить лекарствами наш поезд.
- Машина есть?
- Грузовая и легковая.
- Я знаю склады несколько аптек. Немцы убежали и их никто не охраняет.
- Тогда поехали.
Они опорожнили два склада до пустоты.
- Вот так повезло.
- Заедем еще в одну аптеку.
Довольная военврач была на высоте чувств от радости.
- Даже тридцать носилок новеньких изъяли и много лекарств, о которых мы уже забыли. Чем я вас отблагодарю?
- Возьмите в поезд маленькую девочку.
- Она полька?
- Дочь русской военнопленной, которая не умеет говорить по – русскому, сами понимаете, столько лет плена у немцев, а мать ее была прислугой.
- Нет вопросов, я вывезу вашу подопечную в Россию, к ее родственникам.
- Мать погибла, и я ничего не знаю о ее родственниках.
- Как зовут девочку?
- Тис, то есть Таисия.
- Привозите к поезду.
- Поехали сейчас за ней.
- Ну, хорошо.
Григорий долго стучал в дверь и наконец – то ему старушка открыла.
- Что с Тис? - спросил он на польском языке.
- Горит вся, нога покраснела. Я пошла на рынок, чтобы на брошку лекарства купить, а меня там прихватил пан Оболенский и все допрашивал, где я взяла такую брошь. Лекарства я принесла, обманули, наверное, жар не проходит. А минут за двадцать до вас, прибежал сумасшедший пан и искал Эмму какую – то. Хорошо, что та в подвале лежала без сознания. Погрозил мне и обещался снова вернуться, хорошо, что вы приехали.
- Мы уедем, а ты уберись в доме и уходи жить на хутор к своей сестре. Золото забери себе. Это компенсация тебе от немцев за погибшего твоего зятя и мужа.
- Военврач спросила:
- А, где девочка?
- Сейчас.
Солдат, водитель машины принял девочку, подаваемую Григорием из подвала.
Доктор осмотрела покрасневшую рану на ноге ребенка, покачала головой.
Она сказала водителю.
- Пусть водитель грузовой едет к поезду и скажет врачам, чтобы готовили операционную. Сейчас мы ребенка привезем с ранением.
Они подъехали к поезду. Девочку унесли в операционную.
- Не волнуйтесь у нас хорошие врачи.
- У меня просьба, родители ее умерли, и я хотел бы…
- Пока довезем подлечим и сдадим ее в детдом.
Григорий вытащил фотографию родных людей Тис, сказал:
- Это все, что осталось у нее от родных, пусть подошьют к ее делу. У вас есть карандаш?
- Конечно, химический… Возьмите.
Григорий вывел на обратной стороне фотографии надпись «Таисия Ивановна Прохорова. шесть лет. Вернусь с войны и разыщу ее родных».
- Подпись серьезная. На врачей они похожи, довоенных, ее родственники?
- Куда едите?
- Не могу сказать… Ищите свою… Это ваша внебрачная дочь?- спросила врач.
- Как вам сказать…
- Мать на армянку похожа, и девочка тоже. Ищите дочь на Урале. Через час мы отправляемся. Прощайте, Григорий.
- Прощайте. Она армянка, научите хоть пару слов на русском языке.
- Лично займусь этим. До Урала путь дальний.
Григорий встретился с подпольщиками.
- Прости, мы не пойдем в комендатуру. Мы Польше служили, а не России. Ты уже сам. Спасибо, что спасли Краков, но мы не пойдем.
- Военная комендатура пока управляет городом, и будет управлять до тех пор, пока не сформируется власть из поляков. Зря. Я вынужден дать ваши фамилии.
Было уже поздно, как его догнал Пан Криштовский из подполья, который ведал всеми рынками в Кракове.
- Пан Грыця. Дело тут такое. Юзеф сомнения у всех посеял. Он говорит, что вы спасли дочку барона, старуха призналась. Она приперлась на рынок с золотым пауком, чтобы его обменять на лекарства, для внучки. Пан Оболенский сказал Юзефу, что такую брошь, он видел на платье жены барона, на фотографии. Юзеф нашел старушку, и та ему сказала о том, что несколько часов вы побыли в доме и уехали, а лекарства она для себя меняла, а потом он пришел в бешенство, когда в комнате нашел вот этот мешочек из бархата. Старушка исчезла.
- А, ко мне какие претензии?
- Дело в том, что я тоже видел этот мешочек и вернулся за ним, пока немцы не приехали и видел, как вы уносили девочку в лесопосадку. Зачем она вам, пан Грыця. Она же дочь врага.
- Не знаю. Из жалости к умирающему ребенку, увез ее. Ты сказал им об этом.
- Я не дурак. С вами дело и после войны можно иметь, а Юзефа опасайтесь, грозился он вас убить.
- Ты не ищи меня больше, если понадобиться твоя мне помощь, я тебя сам найду.
- Заметано…
Погодин поздно возвращался в комендатуру и остановился возле постового, прикурить.
- Тепло уже, товарищ майор.
Раздался выстрел, солдат упал. Дугой солдат открыл огонь на звук, откуда стреляли из темноты. Кто – то вскрикнул.
Солдат побежал на крик и добил из автомата, стрелявшего.
- От гад. Друга моего убил.
- Ранил он его. Стреляли в меня. Я знаю его, это несчастный человек, который потерял всю семью при немцев…
…Воспоминания не дают Григорию покоя и у него снова разболелась голова. Утром он написал заявление на отпуск и улетел в Германию, на курорт Баден - Баден.
( продолжение следует).
Проза.ру 2014 Авторское свидетельство 214081300482