Чувствую себя плохой матерью. И плохим педагогом. Потому что не могу объяснить ребенку так, чтобы она запомнила. Вот как натренировать память у ребенка? Уж и так пробую, и эдак. Ничего не получается.
Помню, было дочери года три и она никак не могла запомнить название цвета – белый. Белые предметы показывает безошибочно, а прошу назвать цвет – молчит. Повторяю – белый, белый, белый… Говорю – белый снег , белые облака, белое мороженое.
- Поняла? – спрашиваю.
Кивает. Да, мол, поняла.
Начинаем снова. Показываю на зеленое полотенце.
Какой цвет? – спрашиваю.
- Зеленый, - отвечает.
- А это? – киваю на желтого утенка.
- Желтый, - говорит моментально.
Хвалю, обнимаю.
- А это какой? – показываю на стиральную машину.
Молчит. Опять сто раз повторяю, что белый. Опять вожу по квартире и показываю многочисленные вещи белого цвета. Сама повторяет, что белый, белый, белый…
Через минуту похлопываю холодильник по боку и спрашиваю какого он цвета.
- Не знаю, - растерянно отвечает дочь.
Думала, чокнусь. Это длилось несколько дней.
И до сих пор периодически возникает та же ситуация.
Прибегает ко мне радостная и говорит:
- Мам, там по радио этот пел, ну, которого ты любишь слушать! Любимый твой! Ну… А! Высоцкий!
- А что он пел? – интересуюсь.
Дочь встает в позу и басом поет:
- Где твои семнадцать лет? На Большом КОРЕТО!
- Чего-о-о? – падаю я.
- На Большом КОРЕТО! – растолковывает мне дочь.
- Нет такого слова! – возмущаюсь я. – На Большом Каретном! Каретном, понимаешь? От слова «карета»! А Большой, видимо, от того, что улица эта широкая. Ясно?
Кивает.
- Давай, - предлагаю, - вдвоем споем.
Встаем мы рядом и начинаем горланить.
- Где твои семнадцать лет? – ору я.
- На Большом КОРЕТО! – воодушевленно подвывает дочь.
- Стоп! – кричу. – Какое опять КОРЕТО?! Ну, какое КОРЕТО, блин? От слова «карета»! Золушка в карете ездила, принцессы, там, всякие, принц, наверняка, в карете ездил! Карета! Поняла?
Угу, - кивает. Мол, поняла, а как же.
Вздыхаю. Давай еще раз.
Смотрим друг на друга с опаской, запеваем снова.
- Где твои семнадцать лет? – спрашиваю я осторожно.
- На Большом КОРЕТО! – бодро откликается дочь.
- А-а-а! – вырывается мой стон.
Дочь смотрит с испугом.
- КАРЕТА! –кричу я с убеждением. – Нет слова «КОРЕТО», ну нет, и все! Карета! Представь ее! Представила? Четыре колеса, дверцы, лошади в нее запряжены. Из тыквы ее можно сделать, ну, или из чего-нибудь еще. А потом на бал ехать. Представила бал? А карету?
Усиленно кивают. И бал представили, и карету, и тыкву до кучи.
Дрожащей рукой утираю пот.
- Давай еще раз, - говорю мрачно.
Петь уже никому ничего неохота.
- Где твои семнадцать лет? – спрашиваю сквозь зубы.
- На Большом К… - запинается дочь.
Глядим друг на друга.
- КОРЕТО? – спрашивает она с надеждой.
Вот как, как ее натренировать эту память?! И не спятить при этом? Стихи учить? Учим, но без энтузиазма. Бывает, что и до слез с этим учением. Песни петь и текст при этом запоминать? Тоже мало помогает. Подсказал бы кто…
Пошла, села за письменный стол. Справа портрет Владимира Семеновича. Смотрит он на меня и в глазах читается: «Да и хрен с ним, пусть будет КОРЕТО!»
