– Николай Максимович, как не перегореть в рутине однообразного репертуара? Как себя мотивировать?
– Первое, что хочу сказать, – мне никогда не было скучно танцевать классику. Я пошел в балет из-за любви, наверное, к сказке, к красоте, и в какой-то момент я понял, что мне безумно нравится то, чем я занимаюсь, потому что, скажем так, у меня были к этому способности.
Когда я поехал с Борисом Яковлевичем Эйфманом на гастроли, чтобы подготовить номер, я пытался освоить все, что делают ребята в его балете. Я каждый день ходил на спектакли, я смотрел выступления из зрительного зала, из-за кулис справа, из-за кулис слева. Я восхищался тем, что они делают, но понимал, что как бы я ни старался, как бы я ни пытался погрузиться в то, чем владеет его коллектив, конечно, это будет приблизительно. Поэтому, когда Борис Яковлевич меня потом приглашал танцевать в разных спектаклях, я отказывался, как бы я ни был старателен и прилежен, у меня так не получится.
Но то, что я делал в классическом балете, – я понимал, что я это делаю прилично. Поэтому до последнего дня я был классическим танцовщиком, я очень следил за своей формой, я ушел со всеми своими спектаклями, ничего не отменял. Если надо было в балете отменить хоть одно движение, то я отказывался от спектакля, если я понимал, что по возрасту я уже могу его не сделать.
Я преклоняясь перед артистами, которые выступают в таких коллективах как ансамбль Моисеева, народные коллективы, где репертуар не меняется десятилетиями. Очень часто эти танцовщики начинают танцевать свой репертуар еще в школе, а потом еще двадцать с лишним лет. Вот это мне не очень понятно, потому что спектакли у них чаще, чем у балетных.
Для меня нет ничего лучше «Баядерки», «Спящей красавицы», все равно это мои любимые спектакли, и что бы ни поставили хорошие балетмейстеры, я все равно люблю эти спектакли больше.
Единственное, от чего я уставал, – это ходить на классы. Я ненавидел заниматься. меня мотивировала только одна вещь – то, что я был педагогом, что от меня зависел класс и я себя держал в ежовых рукавицах.
И хоть мне всегда было легко, я понимал, что если я не буду заниматься, то я не станцую.