25 июля 2013 представители ФСБ передали Министерству культуры рукописи романа «Жизнь и судьба»
Википедия
INTRO
Опубликовав накануне 9 мая статью про книгу Виктора Астафьева «Прокляты и убиты», я словно выпустил злобного джинна из бутылки. Разгорелась ожесточенная полемика в комментариях, доходившая до личных оскорблений. В комментариях, чаще всего отбиваясь, я приводил параллели между «Прокляты и убиты» и романом-эпопеей – «Жизнь и судьба». Написаны они абсолютно по-разному. В отличие от Астафьева, тема боев и Сталинградской битвы подана у Гроссмана вполне политкорректно. Он тонко выписывает характеры «подленьких» комиссаров, но не уходит в злобу и жесть, как Астафьев. Кроме войны, Гроссман поднимает множество других нравственных тем, которые, по сути, и являются для него наиболее важными, где война – лишь декорация и проявитель человека, с его индивидуальным нравственным и интеллектуальным миром.
Поэтому, говорить, что роман Гроссмана исключительно военный, я считаю неправильным. И если в «Прокляты и убиты» разум поражают астафьевские описания войны и солдатского быта, то в «Жизнь судьба» меня пробирали описания жизни в тоталитарном сталинском государстве. «Жизнь и судьба» достойный повод, чтобы коснуться темы сталинизма. По крайне мере можно узнать хоть что-то со слов очевидца, который осмыслил и качественно запечатлел эти нелегкие для страны времена. Все же лучше, чем верить на слово диванным экспертам-современникам.
Национализм.
Гроссман в своем романе, возможно, был первым, кто сравнил фашизм со сталинизмом. Вначале 60-х годов его рукопись передали из редакции «Нового мира» прямиком в КГБ. На карьере писателя была поставлена точка. Обратите внимание, что 1960 год – период оттепели. Гроссман слишком ушел в левый крен и этого ему не могли простить. Нельзя было просто так указать, что сталинизм – это полное извращение учения Ленина-Маркса и уход в правую сторону. Но еврей Гроссман был дальнозорок и имел хорошее чутье на фашизм. То, что не почуял бы русский по национальности писатель, уловил писатель еврейского происхождения: переход от интернационализма к крайним формам национализма. Это вылилось в эпизод, когда один из персонажей романа "Жизнь и судьба" штурмбанфюрер Лисс описывает старому большевику Мостовскому, чем сталинская политика похожа на национал-социалистическую.
Лисс:
- Тех немецких коммунистов, которых мы посадили в лагерь, вы тоже посадили в лагерь в тридцать седьмом году. Ежов посадил их, и рейхсфюрер Гиммлер посадил их... Будьте гегельянцем, учитель.
- И над нашим народным государством красное рабочее знамя, и мы зовем к национальному и трудовому подвигу и единству, и мы говорим: "Партия выражает мечту немецкого рабочего". И вы говорите: "Народность, труд". Вы, как и мы, знаете: национализм - главная сила двадцатого века. Национализм - душа эпохи! Социализм в одной стране - высшее выражение национализма!
Представление Гроссмана о свободе. О свободе он размышляет часто в своем романе и противопоставляет ее как фашизму, так и сталинизму:
Человеческие объединения, их смысл определены лишь одной главной целью,- завоевать людям право быть разными, особыми, по-своему, по-отдельному чувствовать, думать, жить на свете. Чтобы завоевать это право, или отстоять его, или расширить, люди объединяются. И тут рождается ужасный, но могучий предрассудок, что в таком объединении во имя расы, Бога, партии, государства - смысл жизни, а не средство. Нет, нет, нет! В человеке, в его скромной особенности, в его праве на эту особенность - единственный, истинный и вечный смысл борьбы за жизнь.
Если вы проанализируете ход истории, небольшой отрезок от конца 20-х к началу 40-х годов 20 века, то от вас не уйдет, как менялась сталинская политика от «коренизации» к «русификации». Если изначально, в первое десятилетие советской власти перед большевиками стояла задача внедрения в республиках местной культуры, местного языка и самоуправления, то в дальнейшем все шло к укреплению централизованной власти и к обратному процессу – насаждению русского языка и культуры. Вместо республиканского правительства вновь пришли к имперскому:
Война ускорила процесс переосмысливания действительности, подспудно шедший уже в довоенное время, ускорила проявление национального сознания, - слово "русский" вновь обрело живое содержание. Сперва, в пору отступления, это слово связывалось большей частью с отрицательными определениями: российской отсталости, неразберихи, русского бездорожья, русского "авось"... Но, проявившись, национальное сознание ждало дня военного праздника. Государство также шло к самосознанию в новых категориях. Национальное сознание проявляется как могучая и прекрасная сила в дни народных бедствий. Народное национальное сознание в такую пору прекрасно, потому что оно человечно, а не потому, что оно национально. Это - человеческое достоинство, человеческая верность свободе, человеческая вера в добро, проявляющиеся в форме национального сознания. Но пробудившееся в годы бедствий национальное сознание может развиваться многообразно. Нет спору, что у начальника отдела кадров, оберегающего коллектив учреждения от космополитов и буржуазных националистов, и у красноармейца, отстаивающего Сталинград, по-разному проявляется национальное сознание. Жизнь советской державы отнесла пробуждение национального сознания к тем задачам, которые стояли перед государством в его послевоенной жизни, - его борьбе за идею национального суверенитета, в утверждении советского, русского во всех областях жизни. Все эти задачи возникли не вдруг в военное и послевоенное время, они возникли до войны, когда события в деревне, создание отечественной тяжелой промышленности, приход новых кадров знаменовали торжество уклада, определенного Сталиным как социализм в одной стране. Родимые пятна российской социал-демократии были сняты, удалены. И именно в пору сталинградского перелома, в пору, когда пламя Сталинграда было единственным сигналом свободы в царстве тьмы, открыто начался этот процесс переосмысления. Логика развития привела к тому, что народная война, достигнув своего высшего пафоса во время сталинградской обороны, именно в этот, сталинградский период дала возможность Сталину открыто декларировать идеологию государственного национализма.
Продолжение здесь: