Автор текста:
Гротеск (как) политика
Когда Монтеню по настоятельной просьбе короля Франции предложили во второй раз занять пост мэра Лиона, он согласился, но с одним условием: «Теперь я не буду брать службу ни в сердце, ни в печень»… Приходит время, и политик перестает замечать, как власть начинает проникать в его симпатическую систему, пропитывать сладким ядом тщеславия и амбиций его сердце, легкие, печень, как отравляет отношения с близкими, делает нигилистом и циником. Больше власти — больше личной силы и веры — карлики становятся гигантами. Гротескной или монструозной властью можно назвать власть, которая переходит пределы собственного могущества, претендуя на владение тем, на что не имеет права… Вот почему публичная гротескность политика симптоматически указывает на его уязвимость. Собственную комическую конвульсию, отдельный жест, «меткое словцо» он толкует как свидетельство высшего могущества. Здесь Ч. Чаплин, поставивший «Диктатора», — наш учитель. Можно назвать аффектом власти, когда имеющий власть больше не отделяет себя от нее и не стыдится этого, напротив, пытается вновь и вновь ее присвоить. А. Арто пишет большое исследование «Гелиогабал, или Коронованный анархист», объясняющее феномен абсолютной власти римских цезарей и их безумие: он приходит к выводам, которые позже формулирует А. Лосев: «Наслаждение от чужого страдания, кровавое сладострастие и садизм мучителя-убийцы, педераста и кровосмесителя — это в конце концов только вид эстетики…» Это очень верно: там, где власть становится чьей-то собственностью, она требует инцеста, т.е. нарушения любых человеческих запретов. Э. Канетти, Э. Фромм, Э. Эриксон видят в тиране и преступнике Гитлере особый случай патологии власти (случай «некрофилии»), который нельзя объяснить только особенностями детских травм. Абсолютная власть у М. Бахтина толкуется через ее гротеск — снижающе-смеховое разоблачение, опрокидывание властной пирамиды на средневековых «праздниках осла» и римских карнавалах, унижение, отбрасывание и переворачивание всех масок господства. Тиран Сталин был оскорблен манерой С. Эйзенштейна представлять тиранию самодержца в виде набора чрезмерных по выразительности «гримас», «жестов», «оскорбительных снижений и профанаций» (третья серия «Ивана Грозного»).
В фильмах о тиранах и императорах А. Сокурова насилие и власть имеют некий абсолютно сакральный смысл, замечу, не сам человек, желающий власти и ее добивающийся. Только позже, обретая ее, когда погружается в это плотное облако-нимб высшей власти, он перестает быть человеком. Иногда даже для себя самого — теперь он некое «третье лицо», некий всемогущий Он. Так (Коба) Сталин отделял себя от СТАЛИНА — ОТЦА ВСЕХ НАРОДОВ. Но как только власть отступает, чтобы явить нам быт и человеческие страсти тирана, тот становится по-человечески жалок и ничтожен. Всё в нем разрушенная плоть, прах и тлен. Гитлер в «Молохе» — ничтожная личность, Ленин в «Тельце» — такой же… Мораль, которую легко извлечь из наблюдений Сокурова: без харизмы нет тирана, но харизма не идет от качеств личности того или иного правителя, а только и исключительно от самой власти. Иное мы видим в фильмах А. Германа. Там власть — настоящий господин-монстр, жестокий и беспощадный; ничем не ограниченная власть тирана утверждает себя через преступление. Как это ни парадоксально, но именно легитимацией тиранической власти и будет брутально эстетский образ совершаемых ею преступлений. Сталин-цезарь в римском убранстве как образец эстетики чистого произвола и насилия.
Принцип компенсации
Теории власти Ф. Ницше и А. Адлера существенным образом повлияли на формирование аналитической техники в политической психобиографии. Можно даже сказать, что в их работах (не следует забывать отцов-основателей З. Фрейда и К. Юнга) предложена модель объяснения психотической конституции политика, получившего признание. Конечно, в основном это касается политиков, стремящихся к единоличной власти и разного рода авторитарным предпочтениям в управлении. Этот принцип сформулирован Фрейдом и Адлером как принцип компенсации. В одной из первых политических психобиографий, посвященных Вудро Вильсону, Фрейд приходит к выводу: крайняя слабость личности в чем-то (пассивность житейская, холодность матери, унижения и пониженный социальный статус, физические недостатки, страх перед отцом и т.п.) может компенсироваться успехами в достижении всё больших властных полномочий. Комплексы детства — как мотор воли к власти. А власть над людьми дает многое, в разы возрастает самооценка личности и вместе с ней желание еще большей власти. Возможно, зрелый политик начинает себя понимать тем лучше, чем острее осознает свою слабость и даже «неполноценность», и тем в меньшей степени он способен отказаться от власти. Характер политика формируется на основе разнообразных техник психологической компенсации. В одной из встреч с народом политик признавался, что не боится влияния, поскольку тщательно следит за тем, чтобы даже «ближайшие» были от него равноудалены. Великая драма режима личной власти — никто не может дать совет, приходится принимать решения самому и за всех. Властью делиться нельзя, ибо она составляет наиболее ценную часть личности политика, некий орган его жизни. Приходится компенсировать личные недостатки невероятной по размаху, но крайне простой сверхкомпенсацией. Возникает порядок компенсаторного кодирования любой ситуации, требующей психологической реакции. Эти коды следующие: «свои, не чужие», «друзья, не враги», «помнить зло, не добро», «не закон, а по понятиям», «не быть, а казаться» (массмедийная версия власти). Конечно, такое упрощение дает прибавок в компенсаторной энергии, да, оно провокационно, оно разделяет… но и обнаруживает. Более того, позволяет политику вносить дополнительную сплоченность в ближайшее окружение и также в группу политтехнологов и ТВ-демагогов, обслуживающих власть. Компенсаторный код позволяет отказаться от ответственности за что-либо (это код «ни стыда, ни совести»). Общенациональная идея Блага для всех снята с повестки дня. Для режима личной власти идея Блага оказывается прикрытием для того или иного способа захвата и удержания власти.
Современный политик в растерянности, он подавлен массмедийным процессом: он в рабстве у собственного образа, которому теперь надо следовать. Вероятно, все замечательные мгновения низового юмора, часто вульгарного, совершенно пацанского юмора, лишь подтверждают нашу догадку: политика угнетает эта «зависимость», он хочет быть иногда вне власти на стороне собственной личной идентичности, и тогда юмор служит этому очеловечиванию, а точнее, восстанию против собственной власти. Тот, кто имеет больше власти, чем ему полагается, всегда легко переходит в область беззакония, и юмор симптоматически и пластически указывает нам, как это делается. Хороший пример — недавняя книга Г. Павловского «Гениальная власть», весьма остроумная и предельно откровенная. В ней все излагается по понятиям. Нет даже намека на поиск какой-нибудь сдерживающей по отношению к власти общественной и нравственной силы. Прибавлять власти каждый день, каждый час, каждую минуту, власти никогда не мало… Мыслить о власти как о чем-то похожем на игру в рулетку, которую не остановить; и выигрыш не обменивать, не распределять, не потреблять, а снова пускать в дело. В снах игроков мучают кошмары невезения…
Место издания:
"Новая газета"Фото: «Новая газета»
Читать далее: https://morebook.ru/tema/out/item/1597206036155