Василий Михайлович Чикуров, пожилой мужчина 57 лет. Его волосы посеребрены сединой, лицо испещрено морщинами, а в узловатых пальцах застыла трость, старость взяла своё. Он не был обычным человеком всю совю жизнь, поэтому не стану называть его «обычным», «среднестатистическим» пенсионером. В юности Василий Михайлович был весьма энергичным молодым человеком: занимался волейболом, окончил училище и стал талантливым токарем. Как и многие в его возрасте, он часто вспоминает эти времена, а особенно службу в армии. Василий Михайлович – артиллерист, старший сержант, именно во время службы он получил свою главную особенность, хотя многие называют это увечьем – глухоту на одно ухо. Это не доставило слишком больших огорчений ему: Василий Михайлович научился крайне харизматично поворачивать здоровое ухо к собеседнику и одними глазами задавать вопрос «что?». Словами это не передать. По натуре он спокойный человек, не встревает в конфликты понапрасну, любит тишину, как сам он говорил: «Послушай пушек с моё – научишься ценить тихие минуты отдыха». Под старость лет он стал более закрытым, замкнутым, скорее всего сказалась потеря жены, её забрала болезнь. С тех пор Василий Михайлович («Михалыч», для друзей) стал ещё более тихим, молчаливым и незаметным.
***
«Да пошёл ты, знаешь куда, дедуля?» - надрывалась тучная женщина лет 30-35, стоя в маленьком, дребезжащем автобусе. На её лице переливалась всеми цветами радуги, нанесённая пухлыми, неловкими пальцами косметика. Щёки были дряблыми, издалека она напоминала бульдога, лающего на соседскую кошку. Во время разговора, если крик можно назвать разговором, из её рта вылетала слюна и орошала всех несчастных, сидевших подле неё. Одной рукой она держалась за поручень, на этой же руке висела сумка, в которой явно что-то подтаяло и растеклось, потому что часть этого «чего-то» стекала с уголка баула из кожзама и растекалось в небольшую лужицу у её ног. Во второй руке женщина сжимала ребёнка, девочку лет 10-ти. Она была вылитая копия матери, полная для своих лет, лицо наполнено скрытой злобой, а голосила ничуть не хуже «родительницы». На сидении перед этой колоритной парочкой сидел сухонький дедок, седовласый, морщинистый и с неизменной тростью, проверенной годами. Он сидел, сгорбившись под нависающими над ним матерью и дочкой. Обе они, не переставая что-то кричали, а он молча смотрел перед собой пустыми глазами. Другие пассажиры автобуса каждый по-своему выглядывали со своих мест, стараясь не упустить нить конфликта и узнать развязку.
***
Обычное утро понедельника. Автобус с заспанными пассажирами скользит по грязным улицам города. Пасмурное утреннее небо нависло над крышами, обещая то ли дождь, то ли снег. Водитель, зевая направляет свою многоместную колесницу от остановки к остановке, выпуская старых и подбирая новых краткосрочных попутчиков. На одну из остановок этим самым утром вышел Василий Михайлович. Он стоял, не спеша покуривая сигарету, опираясь на трость свободной рукой. Когда подъехал автобус, пенсионер затушил «цигарку», скуренную наполовину, а остаток сложил обратно в пачку, после чего отправился на борт. Поднимаясь по ступеням автобуса его окрикнул внезапно проснувшийся водитель: «Поживей, дедуля, по расписанию не успеваем». Василий Михайлович зашёл наконец в салон и присел на свободное место у окна. Автобус тронулся. Постепенно все места были заняты, и людям пришлось вставать в проход.
***
Этим же утром, проклиная всех и вся, нервно притопывая ногой, на остановке стояла мать с ребёнком. Окинув их беглым взглядом, можно было подумать, что две сестры ждут автобус. Дочка обгладывала сахарный леденец, а её мама пыталась застегнуть сумку, из которой торчал кусок свиной ноги. Наконец ей это удалось. В эту же минуту причалил автобус, и гостеприимно распахнул двери. Увидев, что в салоне толпится народ, мамаша сквозь зубы сматерилась и потащила дочурку на абордаж. Когда они входили, люди в автобусе сжимались в одну серую массу, возмущались и бросали гневные взгляды на «ячейку общества». «Па-а-а-адвинулись!» - раздалось на весь салон. Конечно все подвинулись. Мать с дочерью расположились прямо перед сидением Василия Михайловича, предварительно отдавив ему и без того больные ноги. «Аккуратнее, женщина» - сказал он, пожимая ноги под сидение. «Потерпишь, дедуля, не хрустальный» - прозвучало в ответ предположительно из верхней части туши, оттуда где наверняка был рот. «Что?» - произнёс отставной артиллерист, поворачивая «рабочее» ухо в сторону нарушительницы покоя. «Ты глухой? Вместо того, чтобы возмущаться, лучше бы место уступил, не видишь я с ребёнком?»- продолжила мать. «Ребёнок» молча стояла тупо уставившись прямо на Василия Михайловича, а потом начала голосить. «Ну вот, расстроил мне дитятку, тоже мне мужчина» - надрывалась туша с головой бульдога. «Вставай я сказала!» - распространяя слюни по всему салону рычала «бедная мать», и внезапно замахнулась сумкой в сторону Василия Михайловича. Бывший старший сержант инстинктивно потянулся правой рукой к поясу, в былые времена там висел пистолет в кобуре, привычка осталась, а оружие наверняка давно уже списано. В этот момент на его голову обрушилась сумка с полурасстаявшим мясом, это его и спасло. Он вскочил необычайно резво, для пенсионера, и дал хорошую пощечину по бульдожьему лицу безумной мамаши. От такой наглости она резко замолчала, но спустя секунду начала верещать громче прежнего. Василий Михайлович молча опустился на своё кресло, уставился взглядом в одну точку, и не реагировал на крики. Удивлённые, но довольные лица пассажиров попрятались за спинками кресел, а автобус в очередной раз остановился. «Чтоб ты сдох!» - крикнула напоследок «бульдожиха» и увлекая за собой дочь вылетела из салона как пробка из шампанского. Автобус тронулся дальше. Ехали молча. Наконец, дверь вновь распахнулась, Василий Михайлович поднялся, выпрямил спину, взял трость и сказал: «Хоть бы один заступился. Эх вы…» и вышел.
Кичигин Михаил