Понимание структуры политических элит и процессов, позволяющих им так или иначе влиять на политическую повестку и непосредственное принятие политических решений, необходимо не только для адекватного восприятия общественных процессов, но и несет в себе возможность более качественного отражения причинно-следственных связей. Эпоха современных информационных технологий неизбежно привносит изменения и в политическую повестку, делая ее более открытой, динамичной и конкурентной. В современном обществе процессы формирования, закрепления и распада политических элит значительно ускорились, что позволяет наблюдателю проследить все стадии этого процесса наглядно. Сопоставление структур элиты различных стран со сложившимися там режимами, позволяет посмотреть с другого ракурса как на политическое устройство, так и на структуру общества в них.
Политические элиты представляют собой условно небольшие социальные группы, в руках которых сконцентрирована значительная часть политической власти. Несмотря на расхожее мнение политические элиты не являются единой массой, а напротив представляют собой группы интересов, осуществляющие попытки большей концентрации власти в своих руках. Во многом политика государств является отражением конкурентной борьбы этих элитарных групп. Конкуренция осуществляется как условно легальными методами (борьбы на выборах, решение тех или иных проблем избирателей, участие в публичных слушаньях и дебатах), так и скрытыми (пропагандой и полит-технологиям, очернением соперников, оппортунизмом и популистской политикой, или даже физическими расправами). Действия элит, как правило отвечают уровню их самосознания в устройстве конкретного государства. “Молодым”, только сложившимся элитам может быть свойственно как безответственное поведение, заключающиеся в растрате средств и действиях исключительно в своих интересах, так и изначально умеренная и выверенная политика. Характер поведения элит, в разных случаях складывается из совокупности факторов. Важными аспектами становятся-наличие или отсутствие строгой структуры и иерархии внутри элит, то выходцами из каких социальных групп являются новые элиты, и экономические обстоятельства на момент получения власти. Разумеется, это не весь перечень возможных факторов, но даже опираясь на них можно отследить ряд закономерностей на примерах отдельных государств.
Исходя из этого, одним из самых интересных примеров для рассмотрения становится Сингапур. Эта страна заключает в себе перечень характеристик, выделяющих ее из списка стран с похожей друг на друга структурой элит. Практически беспрецедентное сочетание “конфуцианского” элитаризма и эгалитарных элементов, пришедших по средствам глобализации, формируют современную меритократию Сингапура. Меритократия подразумевает, существование путей отбора наиболее компетентных работников в рамках каждого отдельного социального института, по уникальным для этого института критериям оценки. Предлагает очистку общества от внешних и внутренних факторов, препятствующих селективности (а значит и нормальному функционированию институтов). Наиболее четко эта система проявляется в авторитарном политическом устройстве Сингапура. Политическая элита самовоспроизводится из молодых перспективных кадров, в рамках жестких критериев отбора. Интерес к ответственной и профессиональной работе достигается не только высокими зарплатами, но и рядом других отлаженных процедур, стипендиальных и субсидиальных программ для молодых специалистов, широкой культурной и идеологической программами. Рассматривая структуру политических элит, нельзя не затронуть и политическое устройство страны. Формально, Сингапур является парламентской федеративной республикой, состоящей из 5 округов. Парламент Сингапура однопалатный, состоит из 84 депутатов. Партия получившая конституционное большинство назначает премьер-министра, который формирует правительство из действующих депутатов. Должность президента выборная, однако фактических полномочий у него мало, в большинстве случаев роль президента сводится к участию в символических процедурах. Участвовать в выборах всех уровней могут только граждане отвечающие определенному перечню критериев в зависимости от высоты занимаемой должности например- руководить компанией с высокой капитализацией, работать в политических структурах на протяжении определенного срока, принадлежать к определенной партии, не иметь судимостей и др. Эти элементы не позволяют допустить к государственным должностям некомпетентных и безответственных людей. Ограничивается функционирование социальных лифтов и равенство людей, что возможно является неприемлемым в рамках европейской культурной парадигмы. Этот элемент проявляется и в жестком цензурном регулировании, а также открытом противодействии несистемной оппозиции со стороны власти. На сегодняшний день Сингапур занимает 153 место в индексе свободы прессы[1].
Также, стоит отметить и строгую судебную систему, в которой применяются такие элементы, как физические наказания и смертная казнь. Фактически вся жизнь в стране находится под строгим, но справедливым надзором правящей партии. Будучи под руководством партии народного действия (НПД, People's Action Party) с 1959 года, Сингапуру удалось не только выбиться в мировые лидеры по уровню жизни, экономическому благосостоянию, качеству медицины и образования, но и, что не менее важно, сформировать структуру строгой преемственной политической элиты, имеющей опыт и критерии отбора новых лиц для самовоспроизводства, а также мощный авторитарно-идеологический аппарат. Таким образом, как пишет профессор К.П.Тан[2] - Меритократия в Сингапуре не миф или фикция, навязываемые политической элитой в целях беспрекословного послушания подчиненных. Напротив, это культурная ценность и продуктивная идеология, которая позволяет различным классам и социальным силам в Сингапуре достигать политического консенсуса в постоянно изменяющейся экономической ситуации. Однако, и в системе Сингапура, по словам профессора, наблюдаются сдвиги. Эголитарные элементы, приходящие вместе с экономическим процветанием и другими благами глобализации, внедряются в ценностные ориентиры населения, ставя тем самым под угрозу идеологию, которая принесла в эту страну процветание.
В противовес успеху и слаженности Сингапурской элиты иногда ставят современную российскую. Стоит отметить что у формирования элитарной верхушки в этих странах действительно есть сходства. Элита Сингапура формировалась после получения независимости от Китая, на фоне сильнейшего экономического кризиса и всеобщей нищеты. Российская, в свою очередь, формировалась на фоне распада грандиозного номенклатурного государства СССР, экономического кризиса и маргинализации населения. Помимо этого, стоит понимать, что важным различием между этими странами является географическое положение и наличие природных ресурсов. Россия исторически сформировалось как крупное малонаселенное государство с гигантским количеством природных ресурсов. Эти и другие факторы, по мнению М.А. Родионова, обусловили необходимость сильной государственной власти. Как духовная преемница Византии, Россия переняла не только православие, но и имперскую концепцию, что позволило стране превратиться в уникальную полиэтническую империю, способную существовать лишь при сильной вертикали власти. [3] Исторически сложившийся менталитет русского народа, слабая артикуляция обществом своих интересов и неспособность к четким формулировкам своих требований к элитам, послужили фундаментом для самостоятельного образования авторитарного бюрократического строя. Я.А. Пляйс пишет[4], что современная российская политическая элита образовалась в результате синтеза советской партийно-государственной номенклатурной элиты с ―элитами переходного периода, прежде всего, бизнес-элитой, включая ее криминальный сегмент, с элитой, вышедшей из силовых структур и пр. Это говорит о неоднородности современной политической верхушки России. Важно отметить, что продвижение некоторых представителей нынешней политической элиты России произошло не конкурентными методами борьбы за звание наиболее эффективных управленцев, а заведомо нелегальными способами (В переходный период ослабления вертикали власти, между падением старой элиты и закреплением новой). Четкие критерии отбора кадров для реконструкции и самоподдержания аппарата, только начали складываться. Создание партии Единая Россия, негласно являющейся партией “командой президента” смогло решить ряд структурных проблем элиты, установить четкую, централизованную вертикаль власти и наладить механизмы регионального управления. Но эта мера не решила одну из ключевых проблем, кадровый состав и квалификация действующей элиты, не отвечают необходимому общественному запросу, что в свою очередь провоцирует недовольства населения и ведет к различным социальным потрясениям. Отсутствие единого идейно политического концепта, по которому шел бы отбор, приводит к постоянной борьбе внутри структуры. Как отмечает Я.А.Пляйс[5], прежняя партийно-государственная номенклатурная элита, перемешанная с контрэлитой, подстраиваясь под обстоятельства, ориентируясь на различные ценности, продолжает находиться в состоянии перманентной перетряски и переформирования. Так будет до тех пор, пока Россия не определится с новыми идейно-политическими ценностями, государственной идеологией, пока в соответствии с ней не будут выстроены новая политическая система и система подготовки и рекрутирования элит. Стоит отметить также и то, что политическая элита России все еще не является однопартийной, в отличии от Сингапура, большую популярность и ряд мест в органах законодательной и исполнительной власти занимают представители альтернативных политических партий. Отсутствие экономической и, как следствие, социальной стабильности может быть использовано политическими авантюристами для получения сочувствия граждан и спекуляциями на их проблемах. Такие действия приводят к нарастанию напряженности в отношениях не только между элитой и обществом, но и дестабилизирует ситуацию внутри самих элит, что несет под собой угрозу их вырождения и повторения крупных социальных потрясений конца 20 века. Некоторые попытки выстраивания конкурентной конкурсной системы отбора кадров все же осуществляются, проводятся различные конкурсные мероприятия под покровительством правительственных учреждений, существуют различные стипендиальные программы, образуются политические и идеологические молодежные организации, но вопрос их эффективности и избирательности остается открыт. Возможно, “оздоровление” элит является лишь вопросом времени и адекватной экономической обстановки, однако некоторые спорные управленческие решения свидетельствуют о существующей незрелости и шаткости.
Если верить опыту Сингапура многолетняя конкурентная самофильтрация элит и выверенный идеологический ориентир, являются одними из важнейших факторов стабильного и успешного общества. Россия с ее сложным географическим положением, и вырождением двух потомственных элит за один век, все еще не сформировала единый пласт властной прослойки. Отсутствие четкой политической линии и колебания в верхах не дают в данный момент встать на путь планомерного развития. Вопрос стабильности государства, во многом зависит от зрелости правящего класса, что и было выражено на выше указных примерах.
Список использованной литературы:
1) Worldwide Press Freedom Index 2014–2015. Reporters Without Borders, 2015.
2) TAN K.P. Meritocracy and elitism in a global city: Ideological shifts in Singapore // International political science rev. – Los Angeles; L.; New Delhi; Singapore, 2008. – Vol. 29, N 1. – P. 7–27.
3) Родионов М.А., Волкова Т.А. Современные политические элиты России
4) Пляйс Я.А. Политико-административная элита современной России: проблемы трансформации // Власть, 2015, № 4, с. 31. С. 32
[1] Worldwide Press Freedom Index 2014–2015. Reporters Without Borders, 2015.
[2] TAN K.P. Meritocracy and elitism in a global city: Ideological shifts in Singapore // International political science rev. – Los Angeles; L.; New Delhi; Singapore, 2008. – Vol. 29, N 1. – P. 7–27.
[3] Родионов М.А., Волкова Т.А. Современные политические элиты России
[4] Пляйс Я.А. Политико-административная элита современной России: проблемы трансформации // Власть, 2015, № 4, с. 31.
[5] Пляйс Я.А. Политико-административная элита современной России: проблемы трансформации // Власть, 2015, № 4, с. 32.