Терри Савчук родился в 1928 году в Виннипеге и уже мальчишкой начал познавать все превратности своей трагической судьбы. У него обнаружилось врожденное заболевание спины, и он лишь с большим трудом мог выпрямляться в полный рост. Ну а после того как совсем еще юный Терри сломал себе руку и ему вовремя не сделали повторную операцию на неправильно сросшейся кости, правая рука так и осталась короче левой.
Терри Савчук родился в 1928 году в Виннипеге и уже мальчишкой начал познавать все превратности своей трагической судьбы. У него обнаружилось врожденное заболевание спины, и он лишь с большим трудом мог выпрямляться в полный рост. Ну а после того как совсем еще юный Терри сломал себе руку и ему вовремя не сделали повторную операцию на неправильно сросшейся кости, правая рука так и осталась короче левой.
Его старший брат скоропостижно скончался в семнадцать лет, и заполучивший в наследство его вратарские доспехи Терри решил Б память о брате стать вратарем. Увидев искалеченную руку Терри, тренер юношеской команды, в которую он пришел, только покачал головой. Но в ворота тем не менее поставил. И не только потому, что практически все приходившие к нему ребята страстно желали стать нападающими.
И все-таки Терри остался в воротах даже после того, как в одной из игр пущенная с огромной силой шайба попала ему в правый глаз и его чуть ли не замертво увезли в больницу. Лишь своевременное вмешательство врачей спасло ему зрение, и надо было видеть изумленное лицо тренера, когда Терри снова явился на тренировку. Он как ни в чем ни бывало занял свое место в воротах и продолжал стоять так, словно у него и не было тяжелейшей травмы.
Но увы, его уже подстерегала новая напасть: артрит. Как и почему он заполучил в столь молодом возрасте болезнь, которой страдают обычно люди много старше, неизвестно, но нестерпимые боли в плечах и ногах мучили его до самых последних дней жизни. Терри мужественно сражался с этим обрушившимся на него недугом, и чего стоила ему эта борьба, знал только он сам.
В сорок девятом году он начал выступать в НХЛ, и на него сразу же посыпались многочисленные травмы. И чего только тут не было: и сломанные пальцы на руках, и выбитые после жесточайших столкновений с нападающими плечевые суставы, и постоянные ушибы от попадавших в него шайб, и переломы лицевых костей, и даже разорванные спинные диски. Но он держался, и мало кому из видевших на льду этого подвижного, словно кошка, вратаря могло прийти в голову, что он так серьезно болен и держится только благодаря своей несгибаемой воле.
Он был быстр, ловок и смел, и сразу же поразил специалистов и всех своих коллег невиданной до той поры стойкой. В отличие от других вратарей, стоявших в воротах в полный рост, он проводил практически весь матч, согнувшись чуть ли не под прямым углом. Конечно, стоять так было и в самом деле удобнее, вся беда была только в том, что подобному нововведению, менявшему представление об игре вратаря, Терри был обязан отнюдь не своему революционному мышлению, а все той же не желавшей разгибаться спине.
Но как бы там ни было, стоял он блестяще, и уже очень скоро стал считаться лучшим вратарем Лиги. Лишенный из-за своего нездоровья всех других радостей, он жил хоккеем двадцать четыре часа в сутки и, как образно заметил один из хорошо знавших его одноклубников, «брал игру с собой домой и ложился в кровать с хоккеем». Впрочем, ничего удивительного в этом не было. Терри всегда хотел быть лучшим вратарем НХЛ и платил за свое желание дорогую цену.
Он сторонился шумных компаний, не праздновал вместе с командой победы и не заливал горе пивом или вином после поражений. Из-за обрушившихся на него недугов он всегда держался особняком, презирал автографы, журналистов и старался держаться от них подальше. Ну и само собою понятно, что в силу всех этих весьма веских причин Терри был очень тяжелым человеком. Его здоровые и веселые товарищи даже не могли представить себе, что чувствовал Терри, когда его, вечно больного и разбитого, хлопали по плечу и спрашивали: «Как здоровье, старина?»
Обычно он просто награждал такого человека суровым взглядом, но когда ему было особенно плохо, мог послать и куда подальше. Да, у Терри был дурной характер, он был неприветлив и неуживчив, но никто ни разу не поставил вопрос о его пребывании в команде. Оно и понятно, в игре Терри был на вес золота и то, что он творил в воротах, не удавалось никому, а его мужество, казавшееся многим просто запредельным, заставляло забывать и о его тяжелом характере, и о вспыльчивости, и о хмурых взглядах.
Он, как никто другой, работал на износ на тренировках и никогда не щадил себя в игре. И когда в одном из матчей нападающий «Кленовых листьев» перерезал Терри на левой руке все сухожилия, он доиграл до свистка, а помогавший ему добраться до скамейки запасных защитник Дуг Баркли невольно отворачивался, дабы не видеть его страшную рану. Немногие вернулись бы в хоккей после такой тяжелейшей травмы, но Савчук не только вернулся, но и снова стал лучшим. А это было очень нелегко, потому что на ледяных аренах уже вовсю блистали такие звезды первой величины, как Жак Плант и Гленн Холл.
И все же величайшим вратарем своего времени стал он, Терри Савчук. Самую фантастическую игру он показал в тот самый год, когда впервые в составе «Детройта» выиграл Кубок Стэнли. Он кидался под самые сильные броски, падал, вставал и снова ложился под летевшую со страшной скоростью шайбу и в заключительных играх с Торонто и Монреалем не пропустил ни одного гола.
«Это лучший вратарь, которого я когда-либо видел,— постоянно повторял бывший тренер «Детройта» Джимми Скиннер,— а ведь я видел Гленна Холла в юниорах и профи, я видел Планта и Билла Дарнэна. Но этот парень, Савчук, был лучшим!»
Но как же ему не везло! В 1954 году Терри попал в ужасную автокатастрофу и, переломав в ней чуть ли не все ребра и порвав легкое, каким-то чудом умудрился не только выкарабкаться, но уже на следующий год стать обладателем Кубка Стенли в составе своего «Детройта». Однако самое страшное его ожидало в 1957 году, когда врачи поставили ему страшный диагноз: монокулез, острое инфекционное заболевание крови, проявляющееся в увеличении лимфатических узлов, чуть ли не постоянной лихорадке и тяжелой ангине.
Надо ли говорить, что отчаянная борьба с тяжелым недугом отнимала у блестящего вратаря все его и без того подорванные физические и моральные силы. Он стал еще более угрюмым, не отвечал не только на шутки, но даже на приветствия и еще больше ушел в себя. Положение усугублялось еще и тем, что Терри уже собирался уходить из своего любимого хоккея и даже не представлял, что с ним будет без того единственного, что у него еще оставалось в жизни.
Монокулез, многочисленные болезни, травмы и, конечно, уход из хоккея действовали на его и без того постоянно напряженные нервы самым трагическим образом, и одно время великий вратарь находился на грани нервного срыва. Каким чудесным образом он сумел выстоять и в этом неравном поединке с беспощадной и словно мстившей ему за что-то судьбой, не знает никто. О нем вообще мало кто чего знал, и только после двух операций на спине в 1966 году Савчук признался, что сумел выпрямиться впервые за многие годы и таким образом объяснил, наконец, тайну своего нового стиля. Что же касается его не очень сложившейся из-за преследовавших его болезней личной жизни, то в нее он не пускал вообще никого.
И все же без хоккея он сумел продержаться всего только год, а затем снова вернулся в «Детройт», где пережил свое второе рождение. Потом он оказался в «Торонто», и в первый же год вместе со своим коллегой Джони Боуэром стал обладателем «Везина Трофи», дававшимся лучшей паре вратарей. Они стали лучшими в НХЛ и на следующий год и в сезоне 1966/67 годов, когда его клуб завоевал Кубок Стэнли.
В свой последний сезон Терри играл в «Нью-Йорк рейнджере» и вместе со своим одноклубником Роном Стюартом снимал дом в пригороде Нью-Йорка. Подобное многим казалось странным, и никто не мог взять в толк, как такой всегда веселый и общительный парень, как Рон, мог находиться с нелюдимым и вечно хмурым Савчуком под одной крышей. Тем не менее, они прекрасно уживались друг с другом. Но конфликты, конечно, случались, и в тот майский вечер они начали скандалить уже в одном и баров, куда зашли пообедать.
На известных всей Америке хоккеистов сразу же стали обращать внимание, и они ушли. Однако дорога не охладила Терри, и дома скандал разразился с новой силой. Ну а закончился он той самой дракой, восстановить детали которой не удалось и по сей день. Во вяком случае, закончилась она для Терри трагически. Упав или сильно ударившись о колено Рона или о какой-то другой предмет диафрагмой, и без того не блиставший здоровьем Савчук получил фатальные повреждения. Пришедший в себя Рон быстро отвез разорвавшего селезенку Терри в больницу, но сделанные ему три операции не спасли великого вратаря, и он умер от сердечного приступа.
Суд признал Стюарта невиновным, и он еще несколько сезонов проработал главным тренером «Рейнджерсов». Ну а сам Терри навсегда остался одной из самых величайших легенд НХЛ. Он выступал за шесть клубов Лиги на протяжении двадцати одного сезона, сыграв в общей сложности 1034 матча и одержав 447 побед. Сто три раза его ворота оставались сухими, и, по всей видимости, этот рекорд уже не будет побит никогда. Четыре раза он становился обладателем Кубка Стэнли и столько же раз признавался лучшим вратарем НХЛ. Конечно, нельзя сравнивать вратарей тех лет с сегодняшними, и тем не менее очень многие, кто видел Савчука в деле, и по сей день утверждают, что в первые пять лет своей карьеры Терри играл так, как не играл ни до, ни после него никто другой.
«И насколько я понимаю,— говорил такой известный человек в мире хоккея, как Линдсей,— еще тысячу лет нельзя будет найти кого-то похожего». Трудно сказать, так ли это на самом деле, но то, что этот человек родился, чтобы играть в хоккей, десятки раз умирать на льду и снова и снова выходить на него, несомненно. Он установил много рекордов за время своих долгих выступлений, но дело не в одной сухой статистике, хотя и она, конечно, отражает все его хоккейное величие.
Терри Савчук навсегда останется для всех знавших его никем и ничем не побежденным героем. Человек сложной и трагической судьбы и еще более сложного характера, он всей своей уникальной жизнью доказал беспредельность человеческих возможностей и ве-дичие духа. Не счесть полученных им на льду и за его пределами травм, и все же он всегда умел подниматься над своей злосчастной судьбой и возрождаться, что доступно в этом мире очень немногим. И именно эта судьба и сделала его великим и одиноким.
