Среди дремучих Муромских лесов, где властвуют золотистые сосны, лежит в руинах прекрасный замок. Мало кто знает о его существовании, хотя в пору своего расцвета он по праву считался одним из прекраснейших имений России, и даже был прозван «Царское». В те годы его окружал прекрасный ботанический сад, в котором были собранны тысячи пород редких деревьев. Его тенистые аллеи украшали каскады и мраморные скульптуры. В залах замка уютно потрескивали камины, чей огонь отражался в начищенных древних доспехах и оружие. Хозяин же и создатель всего этого великолепия – граф Храповицкий, сидя в удобном дубовом кресле, внимал мелодичному пению хозяйки дома…
Картина эта тревожила мое воображение с тех самых пор, когда еще ребенком, я приходила на работу к отцу в суздальский офис Владимиро-Суздальской реставрационной мастерской. Там среди множества фотографий памятников белокаменного зодчества древней Руси резко выделялась одна единственная фотография замка со множеством островерхих башенок, очень похожего на тот, что красовался на обложке моего сборника сказок. Много раз я расспрашивала о нем родителей, много раз уговаривала свозить меня посмотреть на него. Но каждый раз, когда мама с папой думали о том, на что стоит съездить посмотреть на будущих каникулах, прекрасный замок оставался в стороне от их планов.
Ехать туда далеко и неудобно, да и заброшен он – в общем, смотреть не на что. Так объясняли они, почему мы снова не едим в Муромцево.
Но усадьба словно бы не желала, что бы я забыла о ней. В музеях самых разных мест поджидали меня вещи с пометкой: «из имения графа Храповицкого (с. Муромцево)». В маленьком провинциальном краеведческом музее или в крупной экспозиции посвященной дворянскому быту непременно бросался в глаза изящный секретер, инкрустированный перламутром или кресло с обивкой изображающей золотого дракона, веер из слоновой кости или просто маленькая белая перчатка. Из всех этих отмеченных чем-то особенным мелочей постепенно лепился во мне образ хозяев замка. Они стали для меня кем-то вроде старых знакомых, хотя за все мое детство мне так и не довелось увидеть его. Так что вряд ли было что-то удивительное в том, что получив в свое время самостоятельность я в первую очередь отправилась туда.
Итак, вооружившись парочкой фотоаппаратов, я села на один из первых утренний автобусов идущих из Владимира в Судогду. Стоило выехать из города, как за окнами замелькали пронизанные солнечным светом стволы сосен. Стояла середина июня, и Икарус насквозь пропах ягодами. Буквально на каждом пятом километре он останавливался, чтобы подобрать очередных колоритных личностей с ведрами полными земляники. Я смотрела в окно и вспоминала, как отец рассказывал мне, что обилие и благоденствие лесов между Владимиром и Судогдой (недалеко от этого городка находится село Муромцево) во многом заслуга графа Храповицкого и его лесников. Они вложили все свое умение и любовь в то, чтобы леса эти не просто приносили доход теперешним владельцам, но и отошли следующим поколениям, если не в первозданном виде, то в близком к нему.
«… здесь лесничему открывается широчайшее поприще для деятельности, на котором он может, вложить всю душу, энергию и знания, действительно принести большую пользу лесу и вместе с ним, конечно, и владельцу, и местному населению», - писал один из лесников графа немец Пауль Герле.
На основе графского лесничества и его разработок в Советские времена был основан лесной техникум. Некоторое время он располагался в графском доме, но позднее помещения замка сочли неудобными и выстроили рядом несколько небольших зданий, а замок за неимением лучших идей просто бросили, и он в течение многих лет служил местом некультурного отдыха сельских студентов. При таких обстоятельствах не приходится ожидать многого, но я все же надеялась, что замок еще не успели разнести по кирпичику. Тем более что его строили на совесть, а такое не так-то просто разрушить.
Вокзал в Судогде находится на самой окраине города, и поспрашивав местных, я узнала, что от туда идти до Муромцева не так уж долго. Но можно и доехать на маршрутке, которая ходит довольно часто. Погода была отличная, да и, по правде сказать, я засиделась в Москве. Человеку выросшему в маленьком городе, где лугов и деревьев гораздо больше, чем домов, тяжело каждый день видеть из окна ряды девятиэтажек, поэтому я решила, что пойду пешком. И не пожалела об этом. Сразу за городом дорога шла сосновым лесом. Пели птицы, то и дело подавала голос кукушка. Выйдя из леса, дорога пошла лугом. Там звенели цикады, и в небе трепетал крыльями жаворонок.
Первое здание усадьбы, которое я увидела, была старая железнодорожная станция. В свое время деятельный граф для удобства гостей и хозяйства провел от Владимира к своему имению железную дорогу. Впрочем, новые власти решили, что эти рельсы им нужнее в другом месте. Но здание станции осталось. Длинное здание с башенкой было выдержанно в общем стиле усадьбы. Оно не плохо сохранилось благодаря тому, что в нем расположилось какое-то государственное управление, однако выглядело достаточно просто.
Дальше все было гораздо интереснее. Поблуждав по тропкам в довольно таки запущенных кущах, где время от времени встречались деревья с подписями о том, что это очередной весьма редкий реликт, я вышла к остову огромного здания в романском стиле (его размеры были сравнимы многоквартирным трехэтажным домом). Сначала я испугалась, что это и есть многострадальный дом графа. Неужели от него осталось так мало?! Но потом мне вспомнились дореволюционные открытки с видами имения, и я с облегчением узнала в его контурах конюшню. Наверное, читателю может показаться странным, что я могла спутать конюшню с графским домом. Но по выражению самого графа конюшни и скотный двор были сделаны: «не без известных претензий». По этому поводу даже существует легенда, что в своих заграничных путешествиях граф поссорился с тамошним вельможей – владельцем роскошнейшего замка, после чего велел сделать свой скотный двор точной его копией. Так что теперь, когда и замок и конюшни отмечены некоторым запустением, спутать их не слишком сложно.
Следующее здание, которое мне встретилось, был коровник, переделанный в жилой дом. И, скажу вам, хотелось бы и мне жить в таком «коровнике». Миленький двухэтажный особнячок с парочкой башенок. Уверена, что тем, кто хоть раз его видел современные подмосковные коттеджи покажутся трущобами. Жители дома проводили восхищенно глазеющую по сторонам незнакомку с кислыми лицами. Моего мнения они явно не разделяли. Хотя, может быть, им просто было жарко.
Недалеко от дома-коровника начиналась улица не улица, но некая дорога покрытая асфальтом. Поскольку мне надоело блуждать в зарослях, я сочла за благо ей воспользоваться. Она вывела меня к ажурной кирпичной церкви с шатровым завершением. Думаю, будет лучше, если о ней расскажет сам граф. Вот что он пишет об этом в своих воспоминаниях:
«Дом, парк, обширное и с каждым годом растущее хозяйство имения требовали рабочих рук, от чего народонаселение Муромцева росло. Ближайшие же православные храмы находились либо в Судогде, либо в отделенных селах. Побуждаемый этими обстоятельствами и жилая в жизни своей сделать доброе, я позволил себе в июле 1889 года обратиться с письмом к владыке Феогносту, архиепископу Владимирскому и Муромскому, в котором просил еще осенью сделать закладку храма в имении, в память Святой царицы Александры, празднуемой 23 апреля. Сооружение храма, равно как и снабжение его всем имуществом, утварью и одеждами, я всецело взял на себя. Торговый дом Соколова поставил золоченное с хрустальной розеткой паникадило, крест, запрестольный образ. Вся напрестольная утварь была заказана поставщику императорского двора Фаберже, плотницко-столярная мастерская Медведева изготовила иконостас с иконами художественной работы школы Васнецова, писаными на жести и клиросные иконы «Святая Ольга» и «Призвание апостолов» на полотне.
Скрытая в тени парка церковь Царицы Александры напоминала мне о юности в Александровском лицее, чистом времени, полном надежд, но часто ли в светской суете заходил я под ее своды? Господи Иисусе Христе, Сине Божий! Прости меня грешного!»
Конечно, той утвари внутри уже давно нет. Но церковь от части действует: по большим праздникам туда приезжает священник и служит службу. В остальное время храм закрыт. Но когда туда приехала я, никакого праздника не было. Поэтому внутрь мне попасть не удалось.
Миновав не чем не примечательные новые корпуса лесного техникума и еще немного поплутав в непроходимой чаще, некогда бывшей ботаническим садом я наконец вышла к замку. Снаружи он был почти совершенно целым, хотя каскад, о котором мне с большим восторгом в свое время рассказывал отец, совершенно зарос. И если бы ни некоторая ступенчатость тез зарослей, о его сосуществовании можно было бы и не догадаться. Внутри, правда, здание сохранилось не так хорошо, но меня проведшую детство в экспедициях фольклорно-антропологического кружка не могло остановить плохое состояние перекрытий. Не без грусти узнавала в том, что я вижу, то о чем рассказывали родители и другие еще более ранние воспоминания… Но все же это были не первые развалины в моей жизни, и хотя поколение моих родителей каждый раз сетует, что гибнут прекраснейшие памятники, которые еще не так давно еще можно было бы спасти, наше поколение давно научилось радоваться тому, что нам удалось увидеть хоть это!
Так что тем, кто не боится запачкать одежду, я советую съездить в Муромцево – там все еще есть на что посмотреть.
А на прощанье я приведу воспоминания графа Храповицкого о своем доме:
«Но сердцем имения, конечно же, был дом, строился который в два приема. В 1884 году – о чем я уже обмолвился – началось строительство первое его половины, выдержанной в романском стиле, а за тем, уже в 1906 году, ансамбль завершился возведением второй части, и вовсе стилизованной под западно-европейский замок. Мой дом – моя крепость. Для строительства его и процветания я не жалел средств, хотя и столичная жизнь требовала не малых расходов. Я строил дом по последнему слову строительного искусства со всем возможным в мое время комфортом.
Более чем восемьдесят комнат его освещалось посредством электричества с помощью 180 электрических ламп в золоченых бронзовых светильниках византийского стиля от Берто. При локомобиле, дававшем ток, числился на постоянном жаловании слесарь Сизов. И вообще, в имении работало, а стало быть и кормилось довольно всякого народа… Для моего удобства и к услугам гостей московский водопроводчик Петр Исаев устроил в доме водопровод и канализацию, и паровой насос системы «Челенс» закачивал пятьсот ведер воды в час в огромные емкости водонапорных башен. В покоях для гостей были туалетные комнаты с мраморными ваннами и бассейном скульптурной мастерской братьев Ботта. В комнатах дома стояли телефоны, в имении работал телеграф. Материалы для постройки дома привозились в Муромцево со всей России: мрамор из приломов Ивана Губонина – для балюстрады и тарусский мрамор – для парадной лестницы и каминов; метлахская плитка – для выстилки террасы из товарищества Коса и Дюра, финские изразцы из заведения Пригница и, конечно, кирпич и лес собственных заводов Столь же тщательно отбирались мной и моими поверенными мебель и детали интерьера… Художник Томашкин расписал потолок в аванзале и украсил декоративной живописью стены в гостиной и столовой. Оружие, фарфор, севрские вазы, бронза, зеркала – от поставщика Высочайшего двора Ивана Эберта, столовое серебро от Фаберже, гобелены, неплохая коллекция живописи… аквариумы, охотничьи трофеи и еще тысяча мелочей определяли внутреннее убранство дома, над которым в дни моего приезда в имение поднимался флаг Храповицких».